А звёзды хранят мудрость столетий,
Может быть кровь холоднее огня,
Спокойствие льда царит на планете… Но!
На лицах богов воцарилось смятенье,
И то, что творилось на этот раз…
Никто не мог скрыть своего удивленья,
Как пешка не выполняла приказ.
Среди разгневанных лиц
Боги падали ниц! — затих и мой голос, и моя музыка. Всё затихло.
А потом одновременно с моим голосом, взявшим новую высоту и уже бившим не хуже землетрясения, это самое землетрясение и началось.
— Я вижу, как звёзды, падая градом,
Открыли нам хитросплетенье миров,
Небесная гладь приветствует взглядом
Эпоху бессмертия наших сынов… — там, где-то высоко-высоко над нами, там, где их никто отсюда не мог видеть, из сотен и сотен тонких шурфов начали вырываться языки злго мощного пламени, в которое превратилась вся та вода, которая добралась-таки до уровня дна рукотворного ущелья.
Превратилась разом во всём шурфе… Точнее, в самом низу чуть раньше. И те шурфы, что были ближе ко мне на какую-то малую долю секунды быстрее, чем те шурфы, что дальше. Как в домино…
Камень, земля, воздух — всё задрожало и заходило ходуном. Лишь я стоял ровно, прямо и неподвижно в центре всего этого. Стоял… над поверхностью, поддерживаемый своим «Водным покровом». Стоял, подняв и разведя руки в стороны ладонями вверх и внутрь. Стоял, обращённым к скале, которая, как лавина снега зашаталась и начала оплывать, падать, сыпаться вниз по моей воле. Колоться, греметь, шуршать и рушиться…
— … Космических даров.
Людей — богов?.. — услышали не столько ушами, ушами услышать в том грохоте и шуме, что поднялся, было бы решительно невозможно, сколько прямо у себя в головах все присутствовавшие здесь люди.
А дальше…
Лавина остановилась, не дойдя до меня считанных сантиметров. Её остановила вода, в которую вновь обратилось пламя после взрыва. И та вода, которая ещё успела собраться.
Она окутала, слилась с камнем, что тёк сейчас, не хуже самой воды.
Лавина остановилась. А затем повернула в сторону и поползла… вверх. Вверх по стене, туда, к небу.
И вместе с ней поднимался вверх я, постепенно исчезая из виду остававшихся внизу людей. Исчезая из виду, но не из их внимания.
Лавина ползла, а я поднимался.
Вот уже и край. Он оказался ближе, чем казался снизу. Лавина переползла этот край и обрушилась через него в ближайшую пустую долину, более не удерживаемая мной, моей Волей.
Несколько минут… или вечность спустя, вся масса битого камня, щебня, пыли и воды, в которую превратились больше двух сотен метров горы, закончились. И я опустился обратно на дно «колодца», который стал на двести метров длиннее.
Опустился и опустил руки. А в головах зрителей снова раздался шёпот.
— Людей — богов?..
Глаза мои закрылись, а на лицо выползла довольная улыбка. Своего падения на камень я уже не почувствовал.
Глава 17
Удара спиной о камни я уже не почувствовал — странно было бы, будь иначе. Падал-то я с активным «водным покровом» на теле. Да и падение это — больше игра на публику. Красивое падение плашмя спиной вперёд, как некоторые на собственную мягкую кровать падают.
Мне не стало плохо, я не потерял сознание — просто отпустил то напряжение, в котором пребывал те бесконечно длинные и эмоционально наполненные минуты, в которые пел, в которые устраивал это шоу… Я просто расслабился. Просто выдохнул, удовлетворённый тем, как всё получилось. Только сделал это пафосно, красиво и картинно — как красивое завершение этого шоу, как финальный его элемент.
Ну и силы, конечно… перенапряжение было нешуточным.
Эх! Не хватало аплодисментов. Но здесь не концертный зал, и люди не знают о том, что надо аплодировать. Они вообще не знали, что происходит. Что и зачем я делал. Они пребывали в шоке.
Разлёживаться долго я не планировал. Поэтому, уже секунд через десять открыл глаза… чтобы увидеть огромный камень, падающий на меня сверху. Огромный, тяжёлый и уже в паре метров надо мной. Всего в паре метров — не успеть, не встать, не увернуться, не закрыться…
А дальше был «Хлюп!». Или «Чпок!». За долю секунды перед тем, как раздался грохот удара этого камня о каменное дно канала.
Пыль. Мелкий щебень, брызнувший во все стороны, как шрапнель от разрыва гранаты, красные брызги…
Хотя, «огромным» этот камень был, пожалуй, только в моём собственном восприятии. В масштабах этого рукотворного каньона он был совсем маленьким — хорошо, если десяток метров в поперечнике. И он был один. Так что, пожалуй, это действительно был… «Хлюп!». Как пакет томатного сока, по которому саданули сверху здоровенной кувалдой… Или, как тапок в руке хозяйки размазывает по столу таракана.
И всё это в гробовом молчании зрителей. Никто не крикнул. Никто не сорвался с места. Все стояли на своих местах, словно не люди, а каменные пустые изваяния… Стояли и смотрели. Стояли. Смотрели…
На то, как красная жижа-жидкость медленно выползает из-под камня и каменного крошева, собираясь в одну единую лужу.
А потом эта лужа набухает, увеличивается в объёме, наливается, растёт, поднимается и вытягивается в подобие человеческой фигуры. Стоит и постепенно наливается другими цветами, превращается в органы, кости, мышцы, кровеносные сосуды, а после закрывается кожей. Даже волосы вернулись на своё законное место, сформировав слегка растрепавшуюся, но вполне узнаваемую причёску.
— Бу-э-э-э… — прозвучало аккомпанементом к завершению процесса — нескольких непривычных и особенно чувствительных зрителей вырвало от наблюдения за столь неаппетитным, противоестественным и шокирующим зрелищем. И я бы не стал их осуждать — со стороны процесс должен был быть действительно преотвратнейшим. Даже хорошо, что сам я его не видел — не чем было смотреть, пока заново не сформировались глаза.
Зато я мог хорошо рассмотреть бледность на лицах зрителей и… заинтересованные взгляды девочек-Аристократок, устремлённые на моё тело, скользящие по направлению сверху вниз, примерно к его середине. Точнее, немного ниже.
Нельзя сказать, что такое внимание мне не польстило. Но и напрягло оно ничуть не меньше.
Стоять и дальше, изображая из себя манекен или анатомическое медицинское пособие, было глупо. Поэтому, заставив собранную из воздуха воду расшвырять каменное крошево и подать мне извлечённый из-под него стилет в ножнах, я не глядя принял его из сформировавшегося водяного щупальца, вложившего его в мою ладонь, и пошёл к своей группе.
И ничего не глупо: Аристократ, публично оставшийся без оружия — больший позор, чем без одежды. Так что, эта деталь была важной.
Когда я подошёл к группе, люди уже начали «отмирать» и шевелиться. Первой ко мне, как ни странно (или закономерно?), подошла Катерина. Она развязала пояс и скинула со своих плеч светлый модный плащ, в котором до того стояла (в вечной тени этого рукотворного каньона было довольно прохладно, а Катерина себя никогда ношением формы не утруждала, предпочитая гражданскую одежду, подчёркивающую её фигуру) и накинула его на плечи мои. И я благодарно кивнул ей в ответ. После чего, запахнул ткань и перетянул её поясом, за который заткнул стилет в ножнах.
Пробуждение было приятным. Медленным, но приятным. Ведь открыл свои глаза я в кровати своего трейлера. Да — для строителей этого «Трансперсидского» чуда инженерной мысли был создан прямо в нём, на дне тоннеля, целый передвижной трейлерный городок, выделенный для их, то есть, теперь нашего, проживания.
У Аристократов, естественно, трейлер был у каждого свой. Понятное дело — оборудованный и оформленный по самому высшему классу. С ванной, отдельной спальней и гостиной. Каждый такой ОВП домик на колёсах занимал целый кузов большой большегрузной фуры и обслуживался специальными людьми, отвечавшими за его техническое состояние и порядок внутри.
Так же, к каждому Одарённому ещё денщик и пара слуг приставлены были. В том числе и ко мне. От них можно было отказаться и заменить своими людьми, что большинство и сделало. А я… у меня своих собственных людей всё ещё не было. Так что, и разницы особой я не видел в том, чтобы менять этих, уже знакомых с местной спецификой, на отцовских, которых ещё из Москвы дождаться надо будет.
Параноить и бояться отравления или похищения каких-то данных… ну, да, пожалуй, какой-то резон есть. Но… не особо большой. Чтобы действительно меня упокоить квалификации обычных Бездарей нынче уже маловато стало. А шпионаж… я, пока, не готов к тому, чтобы всерьёз считать важной ту информацию, которую можно вытащить из моего грязного белья или личных вещей. Ноутбук и телефон я давно уже, ещё в Берлинской Академической лаборатории в Артефакты превратил — их теперь легче уничтожить, чем получить «несанкционированный доступ». Да и уничтожить… совсем не легко. К примеру, от падения того камня, что расплескал меня самого по дну канала, телефон, лежавший в моём кармане, даже не поцарапался.
Откуда я об этом знаю? Ну так в кресле напротив моей не по формату трейлеров роскошной кровати, которую я бы скорее «траходромом» назвал, чем простой кроватью, сидела, закинув ногу на ногу Катерина и крутила вышеозначенный аппарат между пальцев.
— С пробуждением, соня, — с улыбкой поприветствовала меня он. — Умеешь же ты шоу устроить.
— Это профессиональное, — сладко потянувшись, ответил ей я. — Спасибо.
— На, не теряй больше, — кинула она мне мой телефончик.
— Спасибо, — искренне ответил я.
— Надо бы тебе что-нибудь с одеждой себе придумать для подобных ситуаций. Не каждый же раз голым хоботом перед обществом размахивать. Не солидно как-то.
— Мне стесняться нечего — всё при всём, — ухмыльнулся я. Хотел ещё бровями поиграть или подмигнуть, но… решил не рисковать, вспомнив об особенной целомудренности, которой данная, сидящая передо мной девица отличалась. Лучше не провоцировать. А то: вот он — траходром-то рядом. А дверь трейлера изнутри замечательно запирается.