Воды, правда, потребовалось больше, чем первоначально вмещал, да и теоретически мог вместить горшок, но это уже малозначащие мелочи — сконденсировал и добавил ещё. Проблема что ли? Ну, не вмещается — и что? Держать объём воды в определённом положении я могу сейчас с минимальными усилиями практически неограниченное время. Это не требует от меня напряжения, да, пожалуй, что и внимание «кушает» почти нисколько.
Спутница моя — Мари, дрыхла в кресле с противоположной стороны салона возле иллюминатора — самолётик-то частный, комфортабельный, просторный. Нет никакой необходимости ютиться и тесниться в рядах кресел, понатыканных впритирку друг к другу. Нас вообще в нём только двое и было. Двое на целый частный самолёт. Вот Борятинская и расположилась с удобством, добирая не полученные из-за меня часы здорового утреннего сна. Так что, не мешала и вниманием своим не отвлекала — можно было творить спокойно.
Вот я и творил. Сперва подпитал то, что уже было в этом организме рабочего (а было уже не всё), питательными веществами — можно сказать, «накормил внутривенно». Потом растворил и удалил то, что уже не функционировало. После чего принялся за полную и тотальную проверку работы всего, что осталось: всех систем и органов, за их достройку и оптимизацию взаимодействия друг с другом. И это автоматически потащило за собой начало формирования каких-то мышечных волокон, призванных удерживать и фиксировать эти органы и системы, которые, до того, почти свободно «плавали» в той полужидкой среде, которая была внутри цветочка.
А вслед за мышцами логично потребовались и кости.
Так как перед глазами у меня не было, да и не могло быть примеров иных опорных систем, кроме человеческих — самолёт же! Где я на десяти тысячах метров над землёй птичку, кошечку или собачку, да даже рыбку возьму, если сразу, заранее не загрузил их сюда ещё в аэропорту? Так что, формировал я… «по образу и подобию» блин! А как иначе-то?
Один позвоночный столб, такой же полый и сегментный, как у человека, внутрь которого можно спрятать большую часть крупных нервных треков от органов к мозгу. Рёберный каркас для удержания и защиты формы от схлопывания и повреждения расположенных внутри органов. Мощный широкий таз для той же цели и защиты основной системы выведения отходов из организма. Четыре конечности, крепящихся к основному костяку суставными сумками, аналогичными человеческим. Соединительная ткань, плёнки, сухожилия… Крупный череп, в который можно поместить весьма габаритный, относительно размеров всего остального тела и других присутствовавших в нём органов мозг.
Подозреваю, что в процессе создания и проектирования этого существа, допускал просто огромное количество неточностей и откровенных ошибок, сильно ухудшавших результат и снижавших возможную эффективность жизнедеятельности создаваемого организма. Но — мне не экзамен сдавать. И тут вопрос не в «гордости Творца» или уподоблении себя Богую Нет. Тут вопрос другой: намного проще и банальнее — если не делать ничего, то это существо умрёт. Час, два, три… максимум — полсуток ещё, и всё. А, если сделать хоть что-то, пусть и с мириадами ошибок, то у него появляется хотя бы шанс на продолжение жизни. Маленький, но шанс.
Кости, мышцы, конечности, нервная система, лимфатическая система, пищеварительная система, кровеносная система, питающая всё это, зрительная система… Организм усложнялся и усложнялся. Он делал это стремительно: от простого набора отдельных органов, кое-как соединённых между собой сосудами, свободно плавающих внутри ограниченной прозрачным веществом области, имеющей форму плетистого цветка, к самостоятельному живому организму, способному питаться, ориентироваться и двигаться…
Поток. Только так я могу охарактеризовать своё моральное, ментальное и эмоциональное состояние в процессе этого акта творчества (не буду замахиваться на творение — я не настолько заносчив и подвержен гордыне). И это было… захватывающе. Чуть ли не более захватывающе, чем петь перед зрителями.
А существо передо мной, заключённое в висящем в воздухе водном коконе, постепенно всё больше обретало человекоподобные черты. Подобные, но не человеческие. В какой-то момент, в процессе работы, я, наконец-то определился, что это теперь будет. Точнее, кто, ведь речь идёт о живом существе, так что местоимение «кто» больше подходит в данном случае.
Я решил, что это будет обезьянка. Маленькая, покрытая волосами. Не шерстью, а именно волосами, так как образцов строения и структуры шерсти у меня под рукой не было. А волосы были. Так что, я просто «размножил» их с одной лишь головы на всё тело существа. Да и вообще, занялся уже непосредственно его внешним видом, постаравшись привести последний к максимальному соответствию с оригинальным мелким приматом, фотографию которого смог скачать из Всесети, используя доступ самолёта к ней.
Сформировал хвост, слегка удлинил верхние конечности, немного укоротил задние. Распределил волосы по телу не равномерно, а так как было показано на фотографиях… Подпись под которыми гласила: «Карликовые игрунки».
Да-да: карликовые, так как на хоть сколько-то полноразмерную обезьяну у меня банально не хватало «строительных материалов». Итак уже пришлось пустить в дело, помимо той земли, и материал самого горшка, и какую-то часть материала стола, обшивки кресла, металлических конструкций и, даже немного материала обшивки самого самолёта…
В итоге, получившееся существо внешне было очень похоже на вышеназванную обезьянку. С одним существенным нюансом: глаза у неё были человеческие. То есть, с белком и радужкой, цвет которой был точно таким же, как и у меня.
Нет, я мог бы поиграться и попытаться сделать его другим, но, в данном случае, откровенно поленился вникать и изобретать, просто скопировав свой зрительный аппарат, а потом масштабировав его под габариты существа.
Оно было похоже на обезьянку внешне. И могло ходить. Могло двигаться, вращать шеей, тянуться и изгибаться. И даже зачатки какой-то мыслительной деятельности проявляло — ластилось ко мне…
Я решил, что это будет он. И назвал его Алик. Сокращением от «Аленький цветочек». После чего заморочился и соорудил ему некое подобие половой системы, частично скопировав его со своего. Но только частично, ведь эта система — одна из самых сложных в организме. Не сложнее мозга, конечно, но всё же.
А ещё Алик мог кушать. Не говоря уж о том, что он дышал, его сердечко билось, а сам он был живым. И это последнее обстоятельство потрясало.
Правда, не меньше потрясала и даже потряхивала мысль о том, что, если верить Библии мира писателя, Предводитель падших ангелов, проигравших битву за небеса, имени которого я не хочу называть лишний раз, в гордыне своей стремясь уподобиться Богу, тоже попытался провести Акт Творения. Он пытался создать человека по образу своему и подобию, как и Бог до него, но получил… обезьяну.
Мысль была настолько мощной, жуткой и многогранной, что от неё реально всё холодело внутри. Ведь такое сравнение, такая аналогия… совсем мне не нравилась.
Утешало только одно: я ж не пытался кому-то там уподобиться, я спасал жизнь… Просто, спасал жизнь.
В общем, после того как я закончил, меня накрыл настоящий отходняк. Физический, ментальный и эмоциональный. Я был опустошён, подавлен, угнетён и досадовал на самого себя. На то, что опять, в который уже раз, совершил какую-то глупость. Которая, в перспективе, может вылезти мне боком, особенно учитывая здешний запрет на Химерологию и организованное уничтожение всех её адептов.
Сомневаюсь, что мне как-то удастся скрыть факт того, что Алик является искусственным живым существом, гомункулом. Как и само его существование.
Был, конечно, совершенно логичный выход из ситуации, прямо напрашивавшийся, простой и лёгкий. Надо было просто убить Алика. Убить и растворить, уничтожив все следы его существования. И это действие не стоило бы мне никакого труда. Лёгкое мысленное усилие, и его не будет даже раньше, чем заворочавшаяся на своём кресле Мари откроет глаза…
Но, как убить? Как убить того, кого только-что сотворил? Насколько же это будет жестоко и бесчеловечно… или, наоборот, человечно. Полностью в человеческой природе. Сколько уже человеческие учёные своих творений, созданных, ради науки, поубивали? Так, чем я хуже них?..
Но, не смог. Не убил. А от проснувшейся Мари спрятал под рубашкой, благо много места крохотный Алик не занимал.
И позже, в аэропорту Петрограда, а потом и в дирижабле, скрывал своего маленького гомункула ото всех. Не выпускал его из своей каюты.
А здесь — из трейлера.
Алику хватало мозгов самому не выбираться, не сбегать и на глаза, кому не надо, не показываться. А может быть, не мозгов, а послушания? Ведь Дар Менталиста у меня никуда не делся. А влиять на это вот, мной же созданное существо, было гораздо легче, чем даже на обычного, не обладающего Даром человека.
Но, при этом, я старался не жёсткие установки ему вколачивать, а, как бы… без слов общаться. Не подавлять его волю, а убеждать…
Правда, я так, до сих пор, и не понял: разумен ли Алик в человеческом понимании? Какие-то эмоции у него явно были — я это чувствовал. Чувствовал, как он мне радовался, когда я возвращался в комнату, как грустил, когда уходил. Какие-то осмысленные действия он совершал: например, сам подходил к принесённому и положенному на стол фрукту, обнюхивал его и принимался есть, не путая его с самим столом или другими несъедобными предметами. Перемещался по комнате самостоятельно, пусть и не очень ловко. Но вот разумен ли? Да и, что вообще считать разумностью?
Я почесал пальцем по груди и животу усевшегося на меня после ухода Катерины Алика. Вздохнул и всё-таки заставил себя встать из кровати. Хочешь не хочешь, а одеваться и выходить из трейлера надо. Ждут меня снаружи неприятности или не ждут — всю жизнь под одеялом не пропрячешься. В крайнем случае, кому надо, и под одеялом достанут. Не самое надёжное это укрытие.
Да и Алику принести чего-нибудь свеженького покушать тоже надо. Ведь та тарелка с фруктами, что стояла на столе тогда, когда я вечером засыпал, сейчас уже была пуста. Не осталось даже зёрнышек и крошек — всё подъел, всё подчистил!