В таком виде я старательно выполняю заученные в мире писателя комплексы, находясь на площадке высоко-высоко в горах, на фоне эпичнейших и живописнеших видов. С самым равнодушно-спокойно-одухотворённым выражением на своём лице.
Картинку немного портит только причёска а-ля Тиль Линдеман, которую я ещё не успел сменить на что-то более нейтральное после достопамятного концерта. Но, это не беда — наоборот, даже некоторую пикантность придаёт, изюминку, неповторимую оригинальность
И, знаете, выполнение комплексов в такой обстановке, получается у меня… красиво. Вот правда — даже самому нравится, как то, что я делаю, смотрится на видеозаписях тех дорогих, крутых, профессиональных камер, что «сами по себе» летают вокруг меня в этом месте.
В кавычки я словосочетание взял потому, что, понятное дело, «сами по себе даже кошки не плодятся и мыши не заводятся». Естественно, был тот, кто ими управлял и их контролировал. Точнее, та — Алина.
Я ведь говорил уже, что она — Кинетик? Говорил. Так вот, она-то быстро нашла применение своему Дару в области своего же увлечения. Не боевое, но совершенно логичное. Да и зачем ей боевое? Она, что, мужик, что ли? Воевать собирается? Нет — для боя и войны у неё я есть. И другие дуболобые Князья-Княжичи. Она же — «цветочек нежный, для красоты и песни рождена, а не для войны или работы».
Если что, это была цитата. Хотя, я б её точно «нежным цветочком» не назвал. Скорее уж ледяной розой с кованным стальным сердечником: спокойная, холодная, расчётливая, целеустремлённая, с бульдожьей деловой хваткой, невероятной деловой интуицией. Цветок, который не согнёшь и не сломаешь.
Но, не важно. Это моё субъективное ощущение. Её собственное внутреннее представление о себе может в корне отличаться от моего. Так вот, она очень быстро нашла применение своим недавно проявившимся силам. Логично же, чтобы они не были мёртвым грузом, а работали и приносили конкретную, ощутимую, материальную пользу прямо здесь и сейчас? Иначе, зачем они вообще-то тогда нужны? Вот они и приносили: трат на сложные съёмки стало в разы меньше. Не на порядки, но в разы. Ведь больше не приходилось тратиться ни на разного рода тележки-рельсы-рамы-штативы для крупных планов и круговых «объездов», ни на подъёмники для планов общих и видов сверху. Ни на ещё тысячу разных мелочей и приблуд для обеспечения нужных положений камеры. В абсолюте, теоретически, Алина теперь вовсе может не нуждаться в съёмочной группе, производя все манипуляции с техникой сама, одним своим мысленным усилием сама себя снимать. Сама петь — сама снимать.
Теоретически. Но, так-то, она, естественно, подобными глупостями заниматься не собиралась. Ведь, съёмочная группа — это не только дополнительные руки, это ещё дополнительные глаза, дополнительные идеи, дополнительные профессиональные знания и навыки. К чему, Алине ото всех этих плюсов отказываться? Она, в этом плане, человек практичный: и новые возможности применит, и от уже имевшихся наработок не откажется.
Правда, зачем именно она снимала меня в этот раз, я не понимал. Ведь, ушёл-то сюда, просто, чтобы развеяться. Разогнать тучи с разума. Выплеснуть боль и эмоции. Но она поднялась за мной (Дар ей теперь и такие фокусы, как левитация, позволял. Не знаю, как Алина это точно делает: поднимает сразу и непосредственно себя, или опосредованно, через некую опору под собой. Да это и не важно). Поднялась и теперь вот снимала.
Вообще, с момента их с Матвеем прибытия сюда, прошла уже неделя. Семь дней, в которые… ничего страшного так и не случилось. Вопреки ожиданиям, никаких врагов, убийц или покушений так и не было.
Понятно, что это не повод, чтобы расслабляться. То, что убийц нет ещё, отнюдь не означает того, что их не будет вообще. Или того, что ситуация хоть как-то принципиально изменилась. Однако, такое положение вещей меня более, чем устраивало. Ведь, по более внимательному рассмотрению ситуации, моё «приписание» или «прописка» на этом строительстве не означала тюремного заключения на дне этого глубокого мрачного тоннеля. Никто не сажал меня на цепь, никто не приставлял ко мне конвоя. У меня, как и у остальных участников нашей студенческой группы, даже был свободный выезд с территории в близлежащие, да и не только, персидские города. Которым они, с удовольствием, и пользовались.
Вообще, организационно, это была обычная работа. Пятидневка с двумя выходными и восемью рабочими часами в будние дни. Из этих восьми часов, шесть — учебные. Практика «в шахте», как они это здесь называли, занимала только два. Правда, опять же — посменно. Четыре двухчасовых смены в день. С утра и до вечера. Смену отбывают «мини-группы» по два-три человека. Состав мини-групп — команд может меняться. А может и не меняться. Зависит от личных предпочтений, а ещё учебных заданий, которые поручают учителя на время практики для отработки.
Это ведь, в первую очередь — учебная практика, и только во вторую — государственного значения проект.
Задачи ставились, в основном, боевые. Ведь и действительно: а где ещё можно позволить Даровитым использовать их весьма разрушительные силы на максимум, как не на стройке? Помнится, в мире писателя для пробития каналов вообще тактические ядерные заряды, в своё время, использовались. Логично же! Тем более, что, по разрушительности, каждый Одарённый вполне сопоставим с таким зарядом… в потенциале.
Восемь часов работают Лицеисты. Отрабатывают свои мощнейшие техники, командное взаимодействие, комбинирование атак, нападение и защиту — в общем, ломают камень. А потом приходят инженеры, рабочие и высокоранговые взрослые Одарённые. Которые разгребают и доводят до ума всё то, что наломала молодёжь. И работы у них… куда больше, чем у юных дарований. И она куда сложнее. Тут ведь надо уже не просто бить и ломать без разбору, а вымерять азимут, вымерять все углы, все наклоны, укреплять склоны, выравнивать ямы и срезать неровности, прокладывать и монтировать оборудование и коммуникации… дел не в проворот.
Поэтому и продвижение такое медленное. Инженеры-то с высокоранговыми Одарёнными здесь не просто так, а за деньги работают. Причём, Одарённые — за очень большие деньги! Им спешить некуда.
Но норму они делают. Притом, если молодь не справляется с нужным продвижением, им его доделывать за них и ломать тоже приходится.
Неделя здесь…
Первые три дня я присматривался, привыкал к режиму, разбирался, что тут и как, кто есть кто, что делает, чем занимается, за что отвечает. Ну и дёргался, понятно, от каждого шороха, каждой тени стремался — очередных убийц ждал. Но их, повторюсь, всё не было.
На четвёртый день вовсе прилетел дирижабль со съёмочной группой и всем необходимым оборудованием — Алина подсуетилась.
Их ведь с Матвеем вместе официально включили в состав нашей Лицейской «вахты», и уезжать они отсюда не спешили. Их тоже учили по Лицейской программе. Единственно, Матвею, по его малолетству, делали скидку и во всех теоретических дисциплинах индивидуально занимались учителя, в соответствии с его уровнем подготовки. Практика — со всеми. Он же — Гений, ему можно. Его не жалко.
Да, кстати! А ведь Матвей официально, вернул-таки, своё звание «Гения Поколения». Ещё и у меня отобрал звание «Самого молодого Ратника тысячелетия» — он ведь, действительно достиг этого Ранга, пусть позже меня по времени, но, при этом, почти на год раньше по возрасту. Ведь он и сам младше.
Однако, мой «подвиг» окружающих впечатлял несколько больше. Ведь Витязь в семнадцать — впечатляет куда больше, чем Ратник в пятнадцать. Ведь Ратники плюс-минус в таком возрасте в истории замечены были, пусть и тысячу лет назад, но были, а вот о семнадцатилетних Витязях мне слышать ещё ни от кого не приходилось.
Так что, у нашего поколения сразу два Гения. И оба признанные.
В общем, прилетел дирижабль и опустил в нашу «нору» целый контейнер оборудования. Без преувеличения — целый контейнер! И ещё съёмочную группу из десяти человек привёз. Не хилая такая «сигара» по размерам — раза в три больше, чем та, на которой прибывал сюда я. Но, классом комфортности куда ниже, проще и дешевле.
Съёмочная группа и оборудование прибыли. День ушёл на их размещение и обустройство, а дальше…
Ну, а что могло быть дальше? Я забил на учёбу, естественно! Сдалась она мне, в моих условиях? Без куска хлеба в этом мире, ни при каких обстоятельствах, даже самых фантастических, я не останусь… если не убьют, конечно. А в выживании против Богатырей и Паладинов мне школьные уроки точно не помогут. Так что, на всю теорию я перестал ходить в наглую. Даже объяснять никому ничего не стал. Просто забил, и всё.
На практику, правда, ходил. И норму выполнял. Но только норму. Стахановских подвигов больше не делал… пока. Хоть с инженерами местными и сошёлся — весёлые ребята, русские.
Всё освобождённое от занятий время тратил на запись новой песни и съёмки клипа.
Глупо, наверное. Но, с другой стороны, а что мне ещё делать? Что, вообще, можно сделать в моей ситуации? Пытаться какие-то хитрые планы строить? Интриги плести? Прорываться в Набсовет договариваться с сидящими там монстрами о сохранении моей жизни? Торговаться? Собирать собственную партию-банду и идти отбирать Власть?
Как-то даже звучит глупо. Вот и остаётся только: «Расслабиться и получать удовольствие».
Хотя, если подумать, то один рабочий вариант, всё-таки, в теории существовал: пойти самому открывать «сезон охоты на охотников». Возможный вариант. Но ненадёжный, долгий, проблемный, утомительный… ведущий к объединению против меня всех, кто ещё сомневается, и нарастающей эскалации конфликта с перспективой перерастания его в нечто вовсе глобальное, когда мочить меня выйдут уже действительно «всем миром».
«Расслабиться и получать удовольствие» значительно продуктивнее. Ведь, чего бояться бессмертному? Убийц?
В общем, я добрался, наконец, до «Арии» и Кипелова!
Серьёзно, я же ведь хотел спеть «Я свободен!» с самого момента выхода на радио «Стрелы». С самой той минуты, когда я понял, что МОГУ петь. И моё пение людям нравится! Я хотел спеть эту песню!