Я оглядел клетку. Даже подошёл к ней и потрогал рукой прутья, убеждаясь в том, что они отнюдь не бутафорские, а самые, что ни на есть настоящие: холодные металлические, вроде бы даже сплошняковые, а не простые трубки, что подтверждал довольно глухой звук от постукивания по ним костяшкой пальца — не удержался от небольшого практического опыта я. И между этими прутьями, в самом широком месте, кулак бы с трудом пролез. То есть, сантиметров пять от силы.
— Ты серьёзно? — обернулся к Катерине я. Она, кстати, сняв пиджачок, дальше раздеваться не стала. Повесила его на вешалку, а сама с удобством устроилась на массивном деревянном кресле-троне с мягкой кожаной обивкой сидения и спинки, стоявшем у стены напротив клетки. Положила руки на подлокотники, закинула ногу на ногу, что при её длине ног и короткой юбке «по самое небалуйся», смотрелось очень… живописно. Как-то, прямо сама собой в голове всплыла ставшая уже бессмертной классикой сцена с допросом Шерон Стону из фильма «Основной инстинкт». С той только разницей, что Катерина не курила. Да и выглядела даже эффектнее какой-то там «Кэтрин Трамелл». А ещё, бельё у Катерины было. Правда, эффект это не уменьшало, а даже усиливало. Ведь, помимо белья, были ещё и кружевные чулки, край которых показался из-под края юбки.
— Серьёзнее некуда: раздевайся и полезай, — не переставая улыбаться, ответила она.
— Кать, это уже не смешно, — нахмурился я.
— Так я и не смеюсь, — стёрла с лица улыбку она. — Мне повторить?..
Глава 26
Она сидела на своём кресле-троне и выжидательно смотрела на меня. Блин, в голове невольно ещё раз возникла ассоциация с Шерон Стоун в образе Кэтрин Тремелл. Возникла, а я вдруг понял, что именно её мне Катерина больше всего и напоминает. Всё время нашего знакомства и общения до этого постоянно крутилась эта похожесть возле сознания, но так и не давалась в руки, заставляя напрягать память и пытаться раз за разом вспомнить, избавиться, наконец, от этого навязчивого дежавю.
Нет, не было тут фотографического сходства с той знаменитой актрисой. Черты лица отличались. Катерина была значительно выше и, что греха таить, эффектнее. Но, в целом, своими повадками, движениями, манерой говорить, этим прямым, совершенно не стесняющимся ничего взглядом, жестами, общим ощущением, этой подавляющей смесью сексуальности и опасности… Да — она-таки была похожа на Шерон, точнее, Кэтрин… Хм? Кэтрин — Катерина… даже имена схожи и созвучны, почти одинаковы. А ещё этот постоянный привкус лёгкого безумия при общении с ней, нотка скрытой угрозы и реальной опасности… Или даже не лёгкого: куда малышке Тремелл, которой, сколько там по фильму исполнилось? Тридцать, вроде бы. Куда ей сравниться по градусу безумия и отмороженности с пятисотлетней «Шальной Императрицей» в мире, где Сила стоит выше Закона?
Но, похожа. Действительно похожа. Теперь, хочешь не хочешь, а эта ассоциация у меня по её поводу останется надолго, если не навсегда. Не забудешь и из головы не вытрясешь.
Сделав для себя такой вывод, я прервал начавшее уже затягиваться молчание. Сказал просто и спокойно:
— Я пошёл, — после чего развернулся и направился к дверям из подвала. Добавлять что-то, обосновывать свою позицию или ругаться не стал. Пусть думает, что хочет, но это всё — не моя тема. Не с ней и не так.
— Подожди, — заставил меня всё-таки остановиться её голос. Заставил тем, что он был другим. Нормальным. Не было в нём ни игривости, ни угрозы, ни давления. Наверное, только поэтому я и остановился. Ведь к угрозам и давлению я уже морально успел подготовиться, и просто проигнорировал бы их. Даже прямое силовое нападение готов был отражать, хоть и понимал существующую разницу в «весовых категориях» между нами.
Я повернул к ней только голову. Да и то не полностью. Просто обозначил внимание.
— Шутки в сторону. Ты ведь ещё не передумал у меня учиться?
Я снова не стал отвечать. Просто продолжил стоять и ждать.
— Так вот, хоть я и была бы не прочь с тобой действительно развлечься… возможно, что и подобным способом тоже… но речь сейчас не о сексе. Это урок. Следующий шаг в твоём развитии, который тебе надо сделать, если ты хочешь продолжать развиваться, а не начать стагнировать.
— И в чём же этот шаг заключается?
— В контролируемом, произвольном изменении структуры твоего тела.
— Не очень тебя понимаю, — признал я, разворачиваясь к ней полностью. Заинтересовать она меня сумела.
— Формулировка задачи проста: выбраться из клетки, не разломав её и не открывая замка, — ответила Катерина. — Желательно: вообще не оставляя каких-либо следов своего пребывания в ней.
— Выбраться? — недоуменно поднял брови я. — Но это же элементарно.
— И как же?
— Собираю воду, — одновременно со словами выполнил то, о чём говорил, я. То есть, сконденсировал на прутьях клетки некоторое количество влаги из воздуха, достаточное для полного растворения этих прутьев. — Затем полностью растворяю клетку, — и прутья под напором моей Стихии и моей воли начали быстро истончатся, таять. — Выхожу из неё, — прутья, переставшие быть твёрдыми, а превратившиеся из монолита в раствор металла, в струи воды, сохранявшие исходную форму и держащиеся в воздухе только моей волей, изящно и легко раздвинулись, образуя арочный проход, достаточный для того, чтобы через него мог спокойно пройти человек. — Затем восстанавливаю клетку. Всё — задача выполнена. Я вышел, а клетка цела, и замок не вскрывался.
Соответственно, арка прохода закрылась, а струи воды вновь сконденсировались в прутья, имевшие в точности ту же структуру, что и у исходных, послуживших моделью для них. Следов изменения не осталось.
— Что ж, — подумав, согласилась Катерина. — Пожалуй, такой экстравагантный способ решения задачи засчитать тоже можно. Однако, он ничего для тебя не несёт в плане обучения и развития. Это всё ты уже умеешь. Прогресс в манипулировании водой на лицо. И он значительно выше того, который можно было бы представить, но… качественного, революционного скачка нет.
— Эм, а, что же тогда предлагаешь ты? Какой способ решения этой задачи, по-твоему, будет правильным?
— Полностью, диаметрально противоположный твоему: не трогать клетку, не менять её качества, но изменить… своё тело. Просочиться сквозь прутья самому, — ответила она.
— Кхм, — оценил я расстояния между соседними прутьями восстановленной уже мной клетки. Они не превышали пятнадцати сантиметров, как я уже и говорил раньше. — И как ты себе это представляешь? Даже сам только мой череп тупо больше по своим размерам, чем дырки между прутьями. Он физически не сможет пролезть между ними, какой бы невероятной гибкостью и отсутствием страха перед травмами я не обладал.
— По кускам, — улыбнулась Катерина. — Разделить своё тело на части, протолкнуть эти части между прутьями, а после собрать их обратно, так же как ты собирал их после режущих атак Воздушника или моих.
— Ты серьёзно? — после долгого молчаливого взгляда сначала на Катерину, потом на клетку и снова на Катерину, спросил её я.
— Совершенно, — убрав улыбку, сказала она. — Это следующая ступень в твоём обучении по контролю над своим телом и слиянию со Стихией. Совершенно логичный следующий шаг: если ты научился собирать своё тело бесконтрольно, то надо учиться делать это контролируемо… так же, как и разбирать его. Ты так не считаешь?
— Честно говоря, даже не думал ещё об этом, — признался я и, подняв руку, почесал пятернёй в затылке. После чего очень тяжело вздохнул, понимая уже, что… будет больно.
— Ну, так что же, учиться будешь? — снова улыбнулась она.
— Буду, — вздохнул я.
— Тогда раздевайся и лезь в клетку, — пожала плечами она. — Чего ждёшь?
— Я… — снова обвёл взглядом окружающую обстановку, пытаясь облечь-таки в слова своё отношение к этой идее. То, почему она мне совершенно не нравится. — Не отказываюсь учиться… Но делать это буду точно не здесь.
— Почему? — удивлённо вскинула брови Катерина. — Я так старалась. Почти две недели искала это место. Кучу сил потратила, связи подняла… Идеальный же вариант? И оборудование хорошее. Что тебя не устраивает?
— Антураж, — смог-таки, наконец, сформулировать для самого себя ответ я. — Одной единственной фотографии из этого места хватит, чтобы полностью уничтожить не только мою репутацию, но и репутацию всего Рода Князей Долгоруких. Ещё и репутацию Российской Империи краем заденет.
И это действительно было правдой. Ведь, в этом мире правит Сила. То есть, я мог быть (да и был уже) жестоким убийцей, чуть ли не маньяком, тираном и деспотом, плюющим на Закон и законы. Мог быть. И мной бы только больше восхищались за это. И за то, что я в состоянии справиться с последствиями такого своего поведения. Что разделываюсь с мстителями, убийцами и держу в страхе кровников с недоброжелателями. Такое, в этом мире, было — нормально, хорошо и правильно. Общественно-одобряемо.
Но! У такого положения вещей есть и обратная сторона: стоит мне проявить Слабость, тем более, публично её проявить — как меня тут же сожрут. Просто растопчут. Обольют презрением и отвернутся с брезгливостью. И первой в тартарары полетит моя популярность. А последнего допустить я никак не хотел и не мог. Пусть, на репутацию в Аристократических кругах мне плевать, но популярность, как медийной личности, певца и композитора — ими я жертвовать не мог и не хотел. Ведь, они — это, на самом-то деле, всё, чем я действительно владел в этом мире. То, чего добился сам, осознанным ежедневным трудом. Пусть, не всегда тяжёлым и не совсем честным.
— Это очень надёжное место, Юр. Очень дорогое, престижное, для очень богатых и серьёзных клиентов, для которых репутация — тоже не пустой звук, — начала Катерина.
— Это значит только то, что кадры отсюда только дороже. А внимание спецслужб и заинтересованных не менее серьёзных людей к нему пристальнее и выше, — не дал ей договорить я. — Ты, лично ты, можешь дать мне стопроцентно надёжную гарантию, что здесь нет ни одной скрытой системы наблюдения или записи? Технической или при помощи Одарённых? Уверена, что из этой комнаты не выйдет наружу ничего?