И всю песню в «Иллюзорном мире» я только пел, воздевал руки к небу и рос. А в конце… оторвался от земли и полетел.
— 'Я руки к небу подниму.
Дай, солнце, силы мне,
Чтоб громче петь.
И я себя найти смогу.
Лететь, а не стоять на месте.
Лететь, а не стоять на месте.
Лететь, лететь…'
И улетел.
Музыка стихла. А облако «Иллюзорного мира» стало полностью прозрачным. Словно бы его и нет вовсе. И не было.
Остались лишь фонтан, музыканты и маленький обыкновенный я перед этим фонтаном в лучах дневного солнца.
Аплодисменты зрителей приятно согрели мою душу. Я раскланялся и дал-таки всем снова немного передохнуть. Опять покопался в настройках гитарных струн. Снова попил водички. Даже пополоскал горло и потряс воздетыми над головой руками, сцепленными в замок. В общем, тянул время, позволяя себе и зрителям выдохнуть. Погалдеть, поделиться эмоциями и немного успокоиться. Я ждал.
Я ждал… сладкого слова: «Ещё!». «Ещё! Бис!!» — начали, наконец, раздаваться выкрики в собравшейся передо мной толпе.
Ну, как можно такому отказать? Как наркоман может отказаться, когда его буквально уговаривают, упрашивают «вмазаться» ещё одной «дозой»?
Я и не отказался.
— «Не утонет… Не утонет… Не утонет…» — зазвучали над площадью и над городом первые «вводные» слова новой песни. Довольно попсовой, но от того, нравящейся мне ничуть не меньше произведений тех же «Арии», «Пикника», «Кино» или «Наутилуса».
Да, Рома «Зверь» не считается «классикой рока», но он заводной, энергичный. Его песни пронимают. И, повторюсь, некоторые из них, особенно ранние, мне нравятся.
— 'Не заплачу, не грузи —
Не утонет в речке мячик.
От Версачи эксклюзив
Больше ничего не значит.
Тук тук, здравствуй, это я.
Потерялся ключ в кармане.
Губы тают на губах.
Не обманет, не обманет…' — кстати, забавный фактик: в этом мире тоже был Дом Версачи. И тоже занимался модой. Естественно, тут его главы, основавшая Семья, были Одарёнными. И занимались не только модой — они держали под собой целую область в Италии, владели ей. Но особой силой или властью они на общем фоне других Семей не отличались. Главное, что составляло их известность — всё-таки, именно мода и предметы роскоши «люкс-класса». Так что, не пришлось даже менять слово в песне. Хотя, не будь их тут, я всё равно бы не стал — не то состояние духа, чтобы в каждое слово вдумываться и пытаться просчитывать последствия.
Я пел.
Я пел так, словно бы сам был Ромой «Зверем», будто бы был одержим его духом. Буд-то бы не я, а он сейчас скакал перед фонтаном, бил по струнам и «скриммил» в микрофон, который словно бы сам собой соткался из воды и раствора пыли в моей руке.
Песня захватывала. Вспоминался клип. И то, как по лицу певца текли струи дождевой воды.
Дождь. Там весь клип лил проливной дождь.
Наверняка, их там во-всю поливали из шлангов на съёмках. Но мне-то «шланги» не требовались!
Ещё на первых вводных строчках, небо, ещё минуту назад яркое, солнечное, летнее, начали застилать образующиеся прямо из ничего дождевые тучи, которые становились шире и больше, разбегались своими краями над городом во все стороны. Это могло бы вызвать в городе шок и панику, если бы… всё внимание итак не было поглощено мной.
Так что, дождь, начавшийся на словах:
— 'Любовь зарядила дожди-пистолеты.
Любовь зарядила холодное лето.
Не жалко, не жалко. Летит твоё лето.
Щелчок зажигалки, дожди-пистолеты…' — никто не удивился тому, что с неба действительно ударили водные струи летнего тёплого ливня. Тёплого, оживляющего и освежающего, от которого не хотелось прятаться.
— 'Нам с тобой грустить нельзя,
Паровоз мой на верёвках.
Здравствуй, лето без тебя
На стеклянных остановках
Разлетаются, звеня,
Мимо сердца, мимо, мимо
Капли летнего дождя
По витринам, по витринам.
Любовь зарядила дожди-пистолеты,
Любовь зарядила холодное лето.
Не жалко, не жалко — летит твое лето;
Щелчок зажигалки, дожди-пистолеты…' — я бесновался на площади, перед фонтаном. А с неба били струи дождя.
В этот раз уже не было никакого «Иллюзорного мира». Только я, микрофон, гитара, группа и ливень. И этого хватало.
Зрители тянули вверх руки. Улыбались. Особо впечатлительные импульсивные и эмоциональные ещё визжали, как настоящие фанаты на концерте. Всем было весело.
И мне тоже.
Нет, ну правда ведь: я не злой. У меня бывает: находит. Бывает, что накапливается. Бывает, что злюсь и гневаюсь. Бывают и настоящие срывы, как тогда в Берлине… бывают. Ну, теперь, после Берлина, точно бывают — раньше-то не было. Но, в целом, я не злой. И даже почти не злопамятный. Гнев выплеснул, скинул и можно теперь дальше любить жизнь, мир, небо и всех вокруг.
Вот я и любил. Дарил окружающим восторг и радость, сам получая от этого не меньшее удовольствие.
Жаль только, что песня быстро кончилась. Так-то она коротенькая.
А дождь… не кончился. Дождь лил.
И это вызвало новую ассоциацию. Пробудило в памяти другую песню. Медленную и торжественную, сильную и полную внутренней силы. Тоже про дождь.
Правда, она была под женский голос… но, когда меня такие мелочи останавливали? С моими нынешними-то голосовыми складками и их возможностями…
— 'Снова снился мне сон-
Ожиданье сбылось,
Голубь ветку принёс,
И закончился дождь;
А проснулась, опять,
Засверкала гроза,
И слезами война
Затопила глаза…' — затянул я голосом «Маши» из группы «Маша и Медведи». Не чистым голосом, а со всеми теми наложенными на него для альбомной записи звуковыми эффектами — я мог себе это позволить. Были возможности.
Я пел.
Ко мне на руку слетел белый голубь с веточкой. Отыскать такого в городе садов — не сложно. А лёгкая Ментальная команда, и вот — он уже послушно слетает ко мне на подставленное запястье. И дождь прекращается…
Но на следующей же строчке голубь, роняя веточку лаврового дерева, заполошно улетает, а дождь возобновляется с новой силой.
Да ещё и молния с громом шандарахнули, заставив зрителей вспомнить, как у них подгибаются колени.
— 'На осколках ковчега
я скажу тебе,
здравствуй, Арарат!
Мне привиделось это —
мой извечный дом, яблоневый сад…
На пороге рассвета в небе,
в небе звёзды так горят!
Слышно «Многая Лета»
где-то, где-то Здравствуй,Арарат!
Здравствуй, Арарат!
Здравствуй, Арарат!..' — дождь лил. Но, даже самый сильный и мощный ливень не смог бы дать мне нужного для полноты впечатлений эффекта. Он просто не успел бы! В конце концов, Всемирный Потоп, по преданиям, длился не одну неделю, а тут: сколько та песня длится? Пять минут, шесть? Если дать сброситься такому объёму воды за такое короткое время, то город не погрузится в воду, а будет смыт ей! Вбит в грязь. Камня на камне не останется!
Но… все уже забыли о моём «Мире иллюзий». Так как он стал прозрачным, все решили, что он исчез… а он остался! И только разросся за последние песни. И теперь, я взял и опустил всю эту высоченную массу горизонтально, накрыв ей сразу весь город. И был это уже не «экран», это был «3D» с полным погружением! Даже «5D»!
— 'А внизу тёмный лес,
Всё смешалось на дне,
Вавилонскую высь
Строит Сверхчеловек!
Пусть умели летать
Атлантиды сыны,
Но не спас третий глаз
Их от силы Воды!..' — каждый человек на этой площади, в этом городе, перестал видеть то, что происходит на самом деле. Каждый видел только себя, одного, стоящего на чём-то, не важно на чём, покачивающемся на поверхности воды. Огромного океана прозрачной воды, сквозь толщу которой видно на дне тёмные леса, горы, города и целые континенты, уходящие в тёмную глубину… под непрекращающимся, идущим сверху дождём.
И это не было Ментальным внушением. Эта была только иллюзия, созданная водой, светом и его преломлением.
Даже те, кто был в зданиях и машинах, видели примерно то же самое. С поправкой на то, что те, кто в транспорте, наблюдали себя над этим океаном в транспорте, а те, кто в зданиях: поверхность воды прямо возле своего окна… на каком бы этаже они не были.
— 'На осколках ковчега
я скажу тебе,
здравствуй, Арарат!
Мне привиделось это —
мой извечный дом, яблоневый сад…
На пороге рассвета в небе,
в небе звёзды так горят!
Слышно «Многая Лета»
где-то, где-то Здравствуй,Арарат!
Здравствуй, Арарат!
Здравствуй, Арарат!..' — продолжал в этом апокалиптичном мире звучать с небес мой голос и музыка, исполняемая музыкантами, плывущими на бортике фонтана по океану.
Мой голос звучал. Он становился сильнее и выше.
— Здравствуй, Арарат!
Здравствуй, Арарат!.. — повторял я снова и снова. А сам чувствовал, что чего-то не хватает. Чего-то не хватает мучительно. Чего-то, какой-то последней маленькой детали… Маленького штриха, чтобы картина стала полной, завершённой…
Горы! Точно! Я приветствую Арарат, а его-то и нет! Кого я приветствую? Что я зову?
И прямо из воды тут же полезла, пробивая её поверхность скальная порода. Полезла гора, поднимая меня и фонтан, и музыкантов вверх, над площадью…
И дождь прекратился. И тучи прорвались, рассеялись. Вышло яркое умытое солнце, чьи лучи засверкали на каплях, стенах, дорогах и тротуарах умытого города.
Музыка прекратилась. Я и музыканты встали, отставили инструменты и раскланялись.
Зрители рукоплескали…
А я… начал чесать репу, соображая, как теперь слезать вниз. С этой непонятно откуда взявшейся вполне реальной, плотной и материальной каменюки…
Глава 36
Что было дальше? С одной стороны, неожиданно, с другой — очень даже ожидаемо и предсказуемо: меня забрали из столицы Сузианы обратно в тёмную кишку тоннеля будущего Трансперсидского судоходного канала. Кто и как? Катерина на своей красной спортивной машине, которая подъехала как раз к завершению моего концерта, к концу последней песни. Или нет. Подъехать она могла и раньше, просто, не торопилась соваться мне под горячую руку и прерывать выступление — могла ведь и на грубость нарваться. Уж она-то хорошо знает, как на меня действует внимание толпы, и в каком направлении улетает к хренам моя адекватность при этом.