— Ты, на всю планету пригрозил устроить новый Всемирный Потоп, — нарушив, начавшее уже затягиваться молчанье, сказала Катерина. — Продемонстрировал свою физическую возможность эту угрозу выполнить.
Мои брови сами собой удивлённо поднялись. А в голове забилась одна единственная мысль: «Когда это я успел⁈». Катерина мой взгляд и выражение лица поняла правильно, поэтому пояснила.
— Тот циклон, который ты создал в центре Суз, для иллюстрации своих песен и своего посыла. Он единомоментно накрыл территорию от Петрограда до Сингапура. Спутниковые снимки того момента впечатлили даже меня.
Может, я и хреновый переговорщик, лицо держать не умею, но моя рука сама собой поднялась к затылку под аккомпанемент тяжёлого вдоха. А у кого бы не поднялась? Это ж круг с радиусом не меньше трёх с половиной тысяч километров! Если не больше. Подобный размах и представить-то себе сложно, не то что применить к самому себе.
— А ещё ты выдвинул ультиматум: потребовал выдать тебе на суд всех участников покушения. Всех пятерых. Никого не забыл. Никого вниманием не обошёл… кроме меня.
Ну, тут я уже не удивлялся. Так, поморщился слегка только. Сам же прекрасно понимал, как тот отрывок про виселицы и гильотины мог быть воспринят любым наблюдателем, который был в курсе происходившего конфликта. Но и остановиться в тот момент не мог — меня несло, и я плыл по течению своих мыслей с полностью отказавшими тормозами.
— И главное: ты, наконец, заявил свои права на Трон. Не важно, какой. Без конкретики. Но на Трон. То есть, у тебя, наконец-то, появились амбиции. То есть, ты перестал быть ленивой амёбой, которая начинает ползти только тогда, когда её пинают. Ты САМ стал приходить ко мне и требовать спаррингов. Сам начал пробиваться вперёд, через горные хребты, обгоняя всю строительную группу, показывая каждый день, изо дня в день, всё лучшие и лучшие результаты. Перестал лежать камнем, встал и пошёл вперёд.
— То есть, и покушение…
— Да — ты спровоцировал его сам. Вышел за рамки просчитанной линии поведения и своего психологического портрета. Перестал быть предсказуемо-безопасным. Показал, что нет у них времени на их обычные долгие споры и рассусоливания. Показал силу и волю её применять. Так, почему бы мне теперь и не встать на твою сторону? Почему бы и не оказать поддержку на пути к Величию и Трону? Да — раньше ты тоже выживал. Но не было у тебя того Трона, за спинкой которого можно было бы встать. Теперь он появился.
— Только в иллюзиях, — охладил её пыл я. Попытался.
— Мысли… мысли материальны. Если Трон появился в мыслях, то очень скоро проявится и в реальности. Тем более теперь, когда ты настолько разворошил все, какие только можно, «осиные гнёзда». Теперь, мальчик мой, «спокойно жить» уже не получится. Теперь у тебя только один путь: только вперёд. «Со щитом или на щите», как говорится.
— Пиздец, — мрачно ругнулся я. Не то, чтобы это всё было таким уж сюрпризом, что я сам о «щите» ещё не думал, но слышать это сказанным вслух, было неприятно. Хотелось сплюнуть. Но мы находились в личном трейлере Катерины, и делать такое было бы крайне невежливо и не тактично. Поэтому я сплюнул не слюну, а матерное слово.
— Он самый, Юрочка, он самый, — в обычной своей не предвещающей ничего приятного улыбке расплылась Катерина. — Так, чего ты там хотел? Бордель для съёмок? Лучший столичный подойдёт?
— Вполне, — кивнул я.
— Так, чего ты ждёшь? — подняла бровь она. — Собирай съёмочную группу, и полетели! Можешь не отнекиваться: я знаю — ты умеешь.
И мы полетели. И долетели. И к нужному зданию в нужном квартале добрались. Практически без приключений. Не считать же приключением встречу в небе с «Бессмертными» — Гвардией Одарённых Персии. Не только ведь Петроградское небо охраняется. Персепольское — тоже. В прошлый раз, такой встречи не случилось из-за того, что был я один, маленький, незаметный, летел быстро и пробыл в небе не долго — не успели ни тревогу поднять, ни по этой тревоге дежурную смену выслать. Нынче же: к городу подлетал не одиночка-Одарённый, а машина Катерины и три трейлера съёмочной группы с ними самими и всем их оборудованием, костюмами, костюмерной и прочими прибамбасами. Трудно не засечь настолько крупную и заметную цель. Хорошо ещё, что навстречу не залп ракет-перехватчиков ПРО отправили, а дежурную смену Гвардейцев-Воздушников.
«Приключения» из этой встречи не получилось — ситуацию быстро и просто уладила Катерина. Она провела короткие переговоры со старшим тройки Гвардейцев, не выходя из своей машины: просто, стекло пассажирской двери опустила — словно с ДПС-никами на дороге остановилась переговорить, право слово. «Бессмертный» в звании аналогичном нашему капитанскому, Катерину выслушал, по рации связался с начальством, оставшимся на земле, получил от них ответ, вытянулся в воинском приветствии, его жест повторили и двое его подчинённых, после чего нам было разрешено продолжить путь. Правда, уже в сопровождении этой тройки, которая присоединилась к нам, видимо, чтобы проконтролировать прибытие именно туда, куда Катерина им сказала, а не произвели сброс чего-нибудь убойного размером с один из наших трейлеров, замаскированного под него, на что-нибудь вроде казарм «Бессмертных» или Дворца Шахиншаха.
В общем, нас пропустили. К нужному зданию мы прибыли. Хозяин нас встретил (он же был заранее предупреждён звонком — Катерина связалась с ним по телефону ещё из лагеря). Помещения и даже своих работниц в наше распоряжение он предоставил. Съёмки начались.
Глава 39
Съёмки в Парсе (город именовали по-разному: кто-то на греческий манер «Персеполь» или «Персеполис», кто-то на старый персидский — «Парсе» или «Парс») продлились все два дня. Хозяин того интересного заведения, к которому мы прилетели, был настолько гостеприимен и предупредителен, что я аж диву давался, вспоминая тот раз, когда он, тот же самый человек, не кто-то другой на его месте, а именно тот же самый человек, пытался стрясти с меня деньги за «ранее оказанную услугу». Он тогда не был ни мягким, ни услужливым, ни предупредительным. Таковым он стал только после того, как я применил к нему свой Дар Разума… Нынче же складывалось такое впечатление, что воздействие с него, с прошлой «итерации» так и не спало.
Совершенно ложное, конечно, впечатление, ведь нынешняя предупредительность этого мужичка объяснялась очень легко: присутствием Катерины, моими деньгами (которые текли из моего кармана в его с пугающей скоростью, почти без счёта, так как Алина очень спешила, и каждая выигранная у времени минута ценилась ей гораздо больше каких-то там денег) и везде сопровождавшей нас тройкой «Бессмертных».
Нет, не тех же самых, которые встретили в небе над городом. Те — только сопроводили до заведения, потом их сменила совсем другая тройка. Старший у которых носил уже знаки отличия, соответствующие званию, аналогичному нашему подполковничьему. «Нашему», это, в том смысле, что МО РФ мира писателя — те звания мне как-то привычнее и понятнее, несмотря на то что и местные, Имперские, я успел достаточно хорошо изучить и выучить.
В общем, присутствие рядом молчаливого Гвардейского «подпола» легко объясняет предупредительность Неодарённого хозяина борделя, пусть даже лучшего и самого дорогого, элитного борделя столицы. Кто бы объяснил мне само присутствие этого «подпола» рядом⁈ Не та я, пока, птица, чтобы меня настолько высокие чины сопровождали… или же я чего-то не знаю?
На этот вопрос, заданный мной нашему с Алиной Куратору, ответа я не получил — Катерина равнодушно пожала плечами, мол: «мало ли? Какая разница?».
Ну, в целом, я был с ней, по этому поводу, согласен: ну ходит, ну сопровождает, ну погоны большие, под руку не лезет, с советами не пристаёт, работать не мешает — так пусть себе ходит.
Гораздо больше неудобств и дискомфорта мне доставляли периодически бросаемые на меня очень внимательные, до подозрительности, взгляды Алины и Катерины. Не одновременные, понятное дело, но очень частые. И очень подозрительные. Ну, а что я сделаю, если память у меня хорошая оказалась? Если на том концерте в Сузах, во время песни «Грязь», я достоверно воспроизвёл обстановку именно этого заведения? А также лица, фигуры и даже наряды его самых элитных работниц? Слишком достоверно!
Само собой, что у моих дам возникнет вопрос: откуда такие подробности и познания⁈ Когда это я успел по борделям Персии прошвырнуться?
И, если у Алины вполне обоснованное предположение на этот счёт имелось: та самая «итерация», о начале которой я её не предупредил, то у Катерины даже примерного ответа на данный вопрос не могло быть.
Не знаю, чего она там себе надумала по этому поводу, но открыто спрашивать и допытываться не стала. Что, впрочем, и к лучшему.
Съёмки шли ударными темпами. Действительно ударными — без перерыва даже на ночной сон. Я ведь говорил, что Алина «удила закусила» и готова была биться за каждую минуту, выигранную у времени? Так вот: это совершенно буквальное утверждение! Она гоняла всех причастных к съёмкам и звукозаписи совершенно нещадно. Выжимала из всех все соки, требовала, требовала, требовала и добивалась выполнения её требований. Но, я бы не сказал, что работники были недовольны. Ведь, она не только требовала и погоняла, но и платила за работу! Платила вдвое, втрое, а то и вчетверо против обычных, принятых в индустрии расценок. Чуть ли не «швырялась деньгами». Вот удивительная девушка! Как в ней это сочетается? Умение деньги зарабатывать, считать, копить, сохранять и вот такое вот, лёгкое с ними расставание, без пусть даже секундного колебания… Хотя, если верить моему опыту общения с действительно богатыми и успешными людьми: у них особого пиетета перед деньгами или иными материальными благами и не было, для них деньги — это процесс, средство для запуска в жизнь и воплощения их идей, замыслов, проектов, кровь и смазка их бизнеса, но не самоцель и даже не ценность. Да, как и Алина, они прекрасно умеют их считать, внимательно следят за тем, чтобы их уровень в обороте их дела не падал, да — личный комфорт: дома, дачи, машины, самолёты, особняки и земельные участки они тоже имели, но… не зацикливались на них. Легко и без сожалений продавали всё это или только часть, если бизнес начинал скрипеть и стопориться. Продавали и пускали вырученные средства в бизнес. Совершенно не держались за свои личные накопления… Так что, Алину я за проявленную нынче расточительность, не то, что не порицаю, наоборот — это вызывает во мне лишь большее к ней уважение. Я сам — не знаю, смог бы так?