– Слушай, а мы где ночевать сегодня будем? – спросил у товарища Молодцов.
– А ты что, спать сегодня собираешься, Даниил? – и словно почувствовал взгляд, направленный сквозь него: – А-а-а… понятно, тебе же не нужно искать ту, что ночью постель согреет. Можешь вон у челяди спросить, они вам найдут, где переночевать. Уже уходить можно, хозяина не обидишь.
– Понятно, спасибо.
Данила вышел из-за стола, Улада тут же направилась ему навстречу, они обнялись в центре зала, но на них никто не обращал внимания.
– Пошли, сейчас найду, где тут переночевать, – сказал Молодцов.
– Не надо, сегодня я хочу быть только с тобой, перед тобой одним. Идём, я знаю место, не бойся – я заплачу из своих денег.
– Вот ещё, платить ты за меня будешь, – фыркнул Данила. – Ну пошли, куда скажешь. Только я улажу кое-какие мелочи.
В воротах им встретился Клек – вот уж кого неожиданно было здесь увидеть.
– Ты чего, Клек, сам же рвался на пир? – спросил Молодцов.
– Так я на пиру и побывал, а девки у Будимира те же самые, лучших я ещё в прошлом году перепробовал. Пойду-ка, поищу чего-нибудь нового.
– Знаю я, куда ты пойдёшь, пробовать.
– Да и я знаю, куда вы вдвоём направились, – подмигнул варяг.
– Одна я не знаю, куда мы идём, проводите меня, добры вои, – сказала Улада и засмеялась.
Обережники промолчали.
Путь пролегал к реке, ближе к пристани. И в самом деле, не сговариваясь, втроём они пришли к тому самому публичному дому, куда приводил Данилу Ждан полгода назад. Здание ничуть не изменилось, ни внутри, ни снаружи – тот же аромат благовоний и видавшие виды ковры, тот же владелец.
Улада с Данилой прошли на второй этаж, а Клек остался внизу – ему предстоял нелёгкий выбор из десятка работниц борделя.
Придя в отведённый «номер», Молодцов сразу плюхнулся на кровать из тюфяков, набитых неизвестным содержимым. Улада плотно закрыла дверь и ставни, запалила лучину. После взялась за сапоги Данилы, которые тот не снял по забывчивости, один за другим стянула их и поставила куда-то в угол. Это произошло так быстро и неожиданно, что обережник даже не смог отреагировать.
– Сегодня я буду только для тебя, – жарко прошептала на ухо Улада.
Она быстро разделась, непривычно неловко и торопливо, что выдавало волнение, распустила волнами волосы по обнажённому телу, замерла в свете лучины, давая собой налюбоваться. Интересно, почему она сейчас такая пылкая и взволнованная? Только ли от того, что они, наконец, остались вдвоём? Уладе же вроде всегда было плевать на свидетелей, или всё-таки ей не всё равно?
– Смотри на меня! – хрипло провозгласила девушка, это прозвучало как приказ и мольба одновременно.
И началось… Это был не танец. Это было что-то за пределами обычного восприятия. Рисунок движений, мелькающие руки, взлетающие и опадающие волосы, изгибающаяся спина, живот, ноги, мокрые от пота, блестящие в свете лучины, – всё это создавало особую магию. Данила, наблюдая за этим чарующим танцем, уносился куда-то в мир блаженства и красоты. Но желание, банальное, плотское, брало своё. Улада больше не создавала гармонию движений, она танцевала всё развязнее, демонстративно вульгарно. Выгибалась, выставляя грудь, широко раздвигала ноги, гладила лобок, сама получая удовольствие от своих движений. Никакой стриптизёрше или порноактрисе не под силу даже наполовину быть настолько эротичной. От такого зрелища просто сносило крышу.
Улада неожиданно запрыгнула на кровать, Молодцов сам не заметил, как освободился от одежды, он даже не понял, как они соединились, лишь ощутил жаркую плоть, стиснувшую его член. Горячая дрожь прошила тело, как электрический ток, Данила стиснул груди Улады так, что девушка вскрикнула, рывком перевернул её на спину, закинул ноги на плечи.
Улада подалась навстречу. Данила прильнул к ней всем телом, к груди, животу, лону, почувствовал резкую боль, когда тонкие пальчики рванули его волосы. В порыве страсти не удержался: с рыком впился зубами в нежное девичье плечико, Улада ответила ему те же. Обережник ощутил вкус крови во рту, и тут… Вспышка, яркий свет в глаза, море удовольствия и нескончаемое блаженство. Только где-то на краю сознания – резкие удары, толчки, с которыми его семя выплёскивалось в горячее лоно. И каждый такой толчок отдавался новым уколом блаженства.
Данила и Улада лежали рядом, но не в обнимку, и с трудом приходили в себя. Вдруг средневековая танцовщица языком слизала кровь с мужского плеча, поцеловала шею, грудь. Молодцов и его вроде бы обессиленный организм отреагировали однозначно. Улада что-то проскулила, выгнулась луком, проведя сосками по Данилиной груди, выставив вверх попку.
Молодцов действовал нагло и решительно, схватил девушку за нежные белокожие бёдра, подтянул к себе. Вошёл грубо, больно, сразу взял бешеный ритм.
– А-а-аммм…
Улада исторгла из себя протяжный крик, сквозь зубы. Данила схватил её русые локоны, с силой потянул на себя, другой рукой поднырнул под живот, сжал полные груди, а после опустился вниз, к паху, и стиснул интимные косточки.
Он даже не расслышал криков девушки, совсем обезумел, когда ощутил пульсацию и напряжение лона, в которое он вторгался. Опять схватив девушку за бёдра, Данила в несколько рывков излился в Уладу, рыча от вспышек удовольствия.
Опустошённый и усталый, он рухнул на кровать рядом с Уладой. Та всё ещё дрожала после испытанного. Молодцов сгрёб её в объятия, притянул к себе, ласково поцеловал, успокоил. Девушка задышала нормальнее, словно кошка, потёрлась всем телом о своего мужчину. Обоим было трудно отходить от такого кайфа, но первой пришла в себя, конечно же, Улада. Она ловко высвободилась из объятий – Данила не препятствовал, – спрыгнула с постели и тут же воскликнула с негодованием:
– Вот ведь гад этот держатель, только полкувшина вина здесь оставил, и кваса почти нет, – впрочем, возмущение её было наигранным, злиться по-настоящему сейчас Улада не могла. – Ладно, ничего. Держи, любый мой, я ещё сейчас принесу.
Данила сделал лишь один глоток и ухватил девушку.
– Нет, стой, ты сейчас такая…
Он запнулся, подбирая слова: «невероятная», «сексуальная» – нет, слишком новое слово, – «милая»?
– …Волшебная. Не хочу, чтобы тебя такой кто-то другой видел. Я сам.
– Да, ну хорошо, только не задерживайся, милый.
Данила спустился по лестнице, остановил подавальщицу в грязном, заляпанном, страшно подумать чем, фартуке, велел принести попить. Та кивнула и шмыгнула куда-то, попросив подождать. Молодцов остановился у сооружения, напоминающего барную стойку. Тут-то его и окликнули.
– Эй, ты случайно не из людей ли Воислава будешь?
Вот это номер! Данила точно расслышал вопрос (и даже по голосу, грубому, хриплому, постарался оценить человека), но виду не подал. Раздались шаги, скрип половицы – и в поле зрения появился викинг: рыжий, косматый, глаза голубые, заметное брюшко свисает над поясом, но ручищи – сплошные жилы. Он небрежно облокотился на стойку.
– Я, кажется, задал вопрос?
– А что мне с того?
«Блин, где же Клек? Надо было спросить, куда он пойдёт, может, его и вовсе в этом борделе нет. На помощь звать неудобно», – размышлял пока Данила.
– Ты считаешь ниже своего достоинства со мной разговаривать? – вкрадчиво поинтересовался викинг, при этом скандинавский акцент стал заметнее.
Знакомый трюк – Клек с Шибридой тоже им пользовались, когда «обрабатывали» особых упрямцев. Нельзя сказать, что Молодцова не пробрало, но ему нужно было сохранить лицо.
– Представься сначала, тогда я решу: буду с тобой разговаривать или нет, – всё так же нагло отозвался Молодцов, идти на попятную было уже поздно.
Хорошо хоть пояс с ножом надел. Меч остался у Улады. Обережник, блин, мало тебе те сектанты по голове дали? У викинга и нож имелся, и тесак длинный, похоже, тоже что-то типа меча. Прикинут собеседник был небедно, но и без роскоши: куртка, штаны, поршни, гривна толстая, серебряная. И пара перстней.
– Что ж, если тебе интересно, то зовут меня Свиди Длинная шея, сын Торанина Кровавое древко. В Смоленске меня кличут Свидко Акула. Слышал?
– Нет, я вообще здесь долго не задерживаюсь. Но по тебе видно, что ты человек достойный, поэтому я отвечу на твой вопрос. Да, я из обережников Воислава Игоревича и зовут меня Даниил Молодец.
– Не ваша ли ватага убила всех людей Гуннара Скряги?
– Нет. Всех мы не убили, нам помогли гридни посадника Добрыни, но больше половины точно.
– И меч твой из их добычи?
– Нет, свой меч добыл у другого воина, – и, чуть поразмыслив, Данила добавил: – заплатив кровью. А к чему эти вопросы?
– Ты меня не знаешь, Даниил, но я о тебе много слышал. Ты тоже достойный обережник, и батька ваш великий воин. Жаль только, что вы Гуннару кровь пустили, – сокрушённо проговорил Свиди.
Молодцов напрягся:
«Если его рука двинется к поясу, я ему врежу – рукой по глазам, а там как повезёт».
– Я сам хотел это сделать, – продолжил викинг, – Гуннар мне был… должен. Не зря его прозвали Скрягой. Но тебя позволь угостить пивом.
– Давай, только я…
– Не волнуйся, – Свиди понимающе похлопал по плечу, – я знаю, для чего мужи в этот дом ходят. Бабы здесь и впрямь отменные, надолго тебя не удержу.
Акула усадил Данилу за стол к трём другим таким же головорезам и вправду поставил пиво. Тут же вернулась служанка с двумя большими кувшинами.
– Ну, за князя Владимира! Место, где мы пьём, он бы одобрил, – торжественно изрёк Свиди.
Вся компания осушила кружки в один присест. Данила – не чувствуя вкуса.
– Ну всё, обережник, можешь идти, у нас тут тоже… ха-ха, дела, – викинг вдруг по-отечески приобнял Молодцова. – А друзья Гуннара тоже не забыли вас, будь внимателен, – шепнул он ему на ухо.
Данила, несколько озадаченный, отбыл с кувшинами наверх. По пути, следуя на голос, он нашёл в одной из комнат Клека. У того дела были более чем в порядке, так что можно спокойно продолжить ночь. Не хотелось лишних проблем, хотелось к Уладе.