– Да, великие. О ваших делах сочинили немало хулительных нидов[2], – насмешливо донеслось почти рядом. – Ты посмотри Скегги, да это же Длинношеий, прихвостень самого Торвальда, сына колдуньи, сюда пожаловал. А я уж думаю, не морок ли мне на глаза навели. Вот не думал их тут встретить. – Двое бородатых блондинов оторвали рожи от столов и нагло пялились на исландцев. – Что Свиди привёл весь свой род с собой, больше никого не осталось из тех, кто принял новую веру.
– Ты лучше вернись в Исландию, Игимунд, и поищи своих родичей в Ивовой долине, может, ещё не все их кости растащили вороны. Или за тебя справились другие, те, кто драпал от нас, волочась за лошадиными хвостами?
Викинг оказался на ногах так быстро, что стул, на котором он сидел, отлетел в стену. Его приятель последовал этому примеру, и у них обоих в руках оказалось оружие.
– Ты ловко мелишь языком, Длинношеий, за это тебя вышвырнули из рода как шелудивого пса, – язык оппонента Свиди заплетался, и вместо грозной отповеди всё прозвучало, скорее, как невнятное брюзжание.
– А секирой я владею ещё лучше, чем языком, проверишь?
– Кучка изгоев на чужой земле набралась смелости. Ну давай ответь за свои слова, Свиди, – Игимунд со Скегги приблизились к столу Акулы, и если рожи их изрядно окосели от выпитого, то на координации это никак не сказывалось. Шагали они плавно, топорики перекидывали в руках очень уверенно.
Акула со своими людьми тоже поднялся, Молодцов вместе ними, но остался стоять чуть в стороне.
– Мы в Киеве, здесь запрещены хольмганги, – ляпнул он первое, что пришло в голову, хотя понятия не имел, что запрещено, а что нет.
– Помолчи, словенин, тебя не спросили, – огрызнулся Игимунд. – Ну так что молчишь, Длинношеий, слова в горле застряли, или не хочешь подставлять свою шейку под моего глоткореза.
– А ты-то сможешь дойти до ближайшего перекрёстка? – ответил Свидко. – Не будешь скулить, что это лошадь ногу подвернула?
– Если вы биться хотите, то надо тиуна позвать или ещё кого, – опять встрял Данила.
– Без тебя знаем, словенин, ты вообще кто такой, что тут делаешь. Ты Длинношеему кто?
– Я… да так, мимо проходил, – Молодцов вскинул пустые руки и стал по дуге пятиться от грозного викинга, – не веришь мне, вон у Свидко спроси.
Игимунд отвёл взгляд в сторону, пальцы Данилы подцепили ремешок кистеня, короткий кистевой замах. Бум.
Грозный викинг упал как подкошенный, а его приятель застыл в удивлении, самого момента удара он не видел, чем его нанесли тоже, ну ещё сказалось, наверное, выпитое пиво.
– Лови, друг, – добродушно сказал Молодцов и бросил ему кистенёк.
Скегги поймал и вместе с этим получил пинок по яйцам, который Данила нанёс вместе с броском.
– Эй, ну что ты, друг, – ласково подхватил он пахаря лебединых дорог так, чтобы оставшимся посетителям корчмы, из тех, что могли ещё попасть кружкой в рот, драка не так бросалась в глаза. – Аккуратнее надо с пивом, пошли на воздух, – и уже исландцам: – второго тоже возьмите.
Вся компания отнесла зачинщиков в тёмную подворотню, куда даже собаки брезговали заходить, и после чего все стали решать, что же делать с пленниками. Игимунд ещё не очнулся, а его другу один из людей Свидко по пути двинул рукоятью ножа по затылку, так что он тоже пребывал в отрубе.
– Ну что тут решать, брюха вспороть да в воду.
– Не годится, искать будут, – ответил одному своему человеку Свиди, – будут спрашивать, кто последний видел, где были, на наш след могут напасть. А ещё… не по-христиански это.
– А давайте тогда разбудим их и заставим поклясться своими богами, что не будут нам мстить, и с этим отпустим, – предложил самый молодой из исландцев.
Старшие на него так посмотрели, что тот сам смутился.
– Кажется, я знаю, что делать, – предложил Молодцов, – принесите-ка мне ещё два кувшина пива.
После того как оба кувшина опорожнили в глотки викингов, исландцы шустро обыскали их, изъяли всё ценное и оставили лежать в собственной моче и пиве. В любом случае, пока Скегги и Игимунд очухаются, много времени уйдёт. А когда придут в себя, вряд ли вспомнят, что с ними случилось. Да и что вспоминать, как незнакомый словенин вырубил их непонятно как?
– Пойдём с нами, Даниил, на постоялый двор, где мы ночуем. Там закончим начатое, – уже в комнате, которую снимали исландцы, Свиди разложил на перине всю добычу, взятую на его «приятелях». – Серебра у них мы нашли на полторы гривны, а всё, что кроме этого: пояс, ножи, кошели. Я у тебя куплю за две с половиной. Хорошая цена, сам посмотри на товар, а носить тебе их я не советую, видишь, вышивка на них очень приметная.
– Да не надо мне всего этого, мы же друзья Свидко, тем более я тебе должен.
– Прости, я не понял тебя, Молодец, – исландец всем своим видом выражал недоумение. Данила опомнился.
– Ну как скажешь, хорошая цена за вещи, – и накрыл своей ладонью гривны, которые держал Свиди. – Зато теперь мы в расчёте.
– Нет, теперь я перед тобой в долгу, – мозолистая длань исландца перевернулась, и серебро стало собственностью Данилы. – Если хочешь, оставайся с нами, Даниил. Твоим друзьям не скучно, а нам есть о чём поговорить.
– Вы не будете менять место ночлега?
– Нет… сегодня вечером, – Акула хитро улыбнулся. – Если мы сбежим сейчас, это будет подозрительно, а назавтра сменим постоялый двор, поближе к пристани.
– Разумно, слушай, а что это были за хреноголовые. Я так понимаю, у вас вражда. И кто такой Торвальд, о котором ты начал рассказывать?
– Торвальд сын Кодрана, великий человек, мудрый и благородный, как конунг. И это сказал не я, а сам конунг Свейн Вилобородый! О нём есть что рассказать, но сначала промочим горло. Игги, тащи кружки. Выпьем за достойного и мудрого Даниила Молодца, хирдмана Воислава, который не уступит в своих доблестях лучшим хёвдингам Севера.
Вся компания выпила пиво и мёду, предусмотрительно прихваченного из корчмы.
– Ну что ж, Даниил, – сказал Свидко, вытирая усы, – если ты хочешь узнать, кто такой Торвальд Путешественник, которого ещё называют Ведьминым сыном, то слушай. Жил в Исландии Эйлив Орёл, его именем названы высокие горы на Дымном Берегу во фьорде Пологого Мыса. Эйлив Орёл был сыном Атли, сына Скиди Старого, а женой его была Торлауг, дочь Сэмунда с Южных островов. У него родилось трое сыновей, одного из них звали Кодран, который взял в жёны Ярнгерду. У него было двое сыновей: Орм и Торвальд. Орма Кодран любил, в Торвальда держал за пасынка, плохо одевал и давал самую тяжёлую работу. Так было, пока не увидела всё это вещунья Тордис с Берега Пологого Мыса и попросила отдать Торвальда ей. Кодран согласился и дал им в путь серебро.
С тех пор Торвальд жил у Тордис, она заботилась о нём и воспитала. У неё я встретился с ним, когда мать привела меня к вещунье заговаривать ногу. Через четыре года, когда нам исполнилось по пятнадцать лет, мы вдвоём и ещё семеро таких же, как мы, отроков поплыли в Данию и нанялись в хирд Свейна Вилобородого. Тот почти сразу стал выделять Торвальда среди других хускарлов, а затем и хольдов. И вскоре сделал своим советником.
И по делу, Торвальд был храбр как берсерк, силён и проворен в бою, а ещё умён, честен и красив. За это его любили в хирде. Всю добычу он всегда делил по чести, наделяя правом первого выбора тех, кто отличился. Но уже тогда он проявлял милосердие, как и подобает христианину. Из пленников он выбирал самых знатных людей, хорошо с ними обращался и отпускал за выкуп даже вместе со слугами, пускай за них не давали серебра. Видя всё это, даже те, кого грабил Торвальд, славили и хвалили его. А однажды благодаря своей чести и милосердию Торвальд спас самого конунга Свейна.
Свидко сделал перерыв, чтобы перевести дух, Игги сразу ему подлил пива, а Данила с усмешкой думал о гуманисте Торвальде, который торговал заложниками, а потом вспомнил, что викинги Гуннара сделали с людьми купца Черняты, добровольно сдавшимися им. И решил, что по меркам нынешнего времени этот человек и в самом деле гуманист.
Отхлебнув пива, Акула меж тем продолжал:
– В Бретани мы взяли замок. Торвальд посоветовал Свейну, как это лучше сделать, и за это тот дал ему право выбрать любую вещь из добычи. И Торвальд выбрал сына хозяина этого замка, а потом отпустил его за выкуп. Наш хирд остался в замке надолго, и тамошние герцоги и конунги собрали большое войско и осадили нас. Мы попробовали прорваться, но ничего не вышло. Тогда главный герцог, помня, как хорошо обращались с его сыном, предложил Торвальду выйти на свободу, но тот ответил, что ни за что не выйдет, если конунга Свейна и всех его людей не отпустят на свободу. И герцог сделал это ради него и благодаря его милосердию. И всё это подтвердил сам Свейн на пиру с двумя другими конунгами.
Не зря Тордис отказывалась брать серебро у Кодрана, которое тот нажил поборами и притеснениями, а взяла только серебро, которое осталось от наследства Эйлива Орла. Она сказал тогда: «Не годится серебро, собранное из жадности, человеку, который будет щедрым и справедливым».
Через несколько лет Свейни заручился поддержкой Отто кесаря и стал конунгом Дании, взамен он принял крещение вместе со всем своим хирдом. Тогда же и я с Торвальдом крестился, а чуть после мы встретились с епископом Фридреком и вместе решили отправиться в Исландию, чтобы там привести людей к Истинной Вере.
Много подвигов мы совершили, многим людям открыли свет истинной Правды. Но немало врагов скопили тоже. Обо всём рассказывать не буду, то достойно отдельной саги, пусть те, кто умеет, лучше обо всём расскажут. Скажу лишь о главном, когда Торвальд с нами прибыл в Ивовую долину к своему отцу Кодрану, он его и свою семью первыми захотел обратить к Истинной Вере, на что Кодран ответил, что у него есть вещун, который ему очень помогает и который живёт в большом и красивом камне, те, кто жил в Ивовой долине, знают его, – Свидко обвёл своих спутников взглядом, и все уверенно закивали.