Вот в очередной раз поток воды обрушился одновременно сбоку и сверху, полностью залил палубу, «Лебедушка» наклонилась, сбрасывая воду пенными струями, и вернулась в обратное положение, будто по собственной воле.
– Двоих нету! – дико закричал кто-то.
Данила похолодел, когда осознал, что значат эти слова, попытался взглядом найти, кого же не хватает на палубе, куда там; в пелене дождя и брызгах воды нельзя было определить, кто стоит в пяти шагах от тебя. И что теперь делать? Спасать? Кого, где? Море бушевало, через борт перелетали пена и брызги, ветер стегал лицо вместе с ледяной водой. «Лебедушку» бросало как щепку, от рева и свиста шторма порой закладывало уши, и это внушало страх иногда даже сильнее качки. Потому что море – оно там, за относительно крепким деревянным бортом, резвится и упивается своей силой, а ветер он везде, это он льет воду с небес, подгоняет волны.
– Молодец, Жаворонок, Бенем – идите в трюм, – приказал батька таким, каким нужно, голосом так, что Данила сразу почувствовал всю важность и нужность дела, что ему поручили. И немедленно почти исчезла тревога, появилась собранность и уверенность в себе, в том, что он справится, иначе бы батька не дал ему это задание.
Данила не раз обращал внимание на этот навык Воислава и недоумевал, в самом ли деле батька так чувствует свою ватагу, или же только ему так кажется, когда приказывают. Судя по тому, как Шибрида, Скорохват и другие обережники реагировали на приказы Воислава, они тоже готовы были по первому его слову броситься хоть в огонь, хоть в воду просто потому что доверяли батьке.
Молодцов сперва обрадовался, чего скрывать, что укроется от злого шторма, его радость сменилась, мягко говоря, удивлением, когда он с открытой палубы спустился в темный трюм, забитый грузом, где в полный рост не разогнуться, но зато каждый удар волн отдавался звоном и гулом перекрытий по бокам и над головой.
– Чего тут у вас? – спросил Жаворонок, пока Данила… «привыкал» к новому месту работы.
– На днище воды с полпяди, – ответил приказчик, держащий в руке плошку с горящим фитилем, – собирайте ее и наверх вытягивайте.
Обережники и «мирный» экипаж в несколько бригад принялись за нехитрую работу: набросать полную кадку воды, передать ее наверх по веревке, а с палубы тебе уже спускают пустое ведро. Поначалу Данила напрягался каждый раз от удара волн в борт и физически, и морально, но после пары десятков поднятых ведер стал относиться к шторму стоически. Простая монотонная работа сделала свое дело: качка, гул и скрип досок над головой отошли на второй план, тело и сознание концентрировались лишь на нескольких движениях: черпая чашкой, наполнить ведро, чтобы оно никуда не уехало и не пролилось, передать его наверх, принять другое. Все! Ну и, конечно, усталость стала играть свою роль, на лишние эмоции и переживания просто не хватало сил.
Данила был не единственный, кому приходилось хреново, рядом, в темном трюме, в шторм, впахивал кочевник, с рождения привыкший к бескрайнему полю. Бенему реально приходилось хреново, без всяких там оговорок, по лицу было видно, но кочевник не блевал (может, конная выучка дает иммунитет против морской болезни), наружу не просился, работал как все. При этом выглядел… как степняк в трюме корабля, попавшего в шторм.
– Не боись, – тихо утешил его Жаворонок, чтоб другие не услышали. – Иммир двоих забрал, хорошо, значит, больше не попросит. Ничего, перезимуем.
Данила это услышал, ничего говорить не стал, но мысленно не согласился, на его взгляд, утешение слабое. Счет времени он потерял давно, пытался измерить свою работу в ведрах, но раза три сбивался и плюнул на это дело. Воды при этом все не уменьшалось и не становилось больше, что хорошо, но ведь и обережники не железные, а вода, как известно, камень точит.
– Ну как вы тут, как крабы, попрятались в скорлупе, и буря нипочем! – Шибрида спрыгнул в трюм вместе со своими дурацкими шуточками. Но Данила искренне обрадовался ему, подколки друга неизмеримо круче бесконечной и бесполезной работы.
– Как дела? – осведомился варяг и полез куда-то в глубь трюма.
– Вода идет, но доски держатся пока, – ответил приказчик.
– Это хорошо! – Шибрида вытащил откуда-то средних размеров бочонок, идеально балансируя в качку, подтащил его к друзьям. Поднатужившись, открыл. Завоняло. – Молодец, Жаворонок, освободите-ка мне левый борт, так чтоб под тюки подлезть можно. Чиня, – это приказчику, – ты тоже бери двоих, ветошь, какую найдешь, и двигай вдоль правого борта. Остальные не спите, работайте, шторм не слабеет, но сильнее не становится.
Обережник с трудом проделал проход среди груза, это вообще было возможно потому, что «Лебедушку» по-умному грузили. И Данила, наконец, увидел, откуда бралась вода, она просачивалась сквозь доски, находила мельчайшие щели между, крупной росой покрывала борт изнутри.
– Так-так, – проговорил Шибрида, освещая всю картину из светильника. – Даниил, бери бочонок. Вот видишь эту доску, давай вдоль нее иди и густо промазывай. Жаворонок, ты дерюгу наготове держи, подавать будешь, и вон колотушку дай. Ну чего встал, Даниил?
– Ага, понял, – пришел в себя Молодцов.
Достал деревяхой густой кусок смолы и смачно ляпнул им куда сказали.
– Да осторожней, бестолочь, – донесся крик Чини. – Паволоку в воду не урони и тюки на одну сторону не перекладывай, опрокинешь нас, балбес.
Обережники на эти крики внимания не обратили, своих дел по горло. Протискиваясь между грузом и бортом, Молодцов щедро смазывал доски смолой, ну эта штука выглядела как смола, что на самом деле это было, хрен ее знает. Шибрида за ним аккуратно «подконопачивал» тонкими канатами где требуется, прижимал сверху тканью и накладывал еще один слой мастики. Так они добрались почти до самой кормы. Никогда еще Данила так близко не знакомился с кораблем, на котором плыл. Зато еще больше зауважал тех, кто его строил. Вода в трюме – это ерунда, обычное дело, а вот как каждая досочка, каждая заклепка прилажена, с умом и по делу, говорило о настоящем мастерстве корабелов.
Данила шумно откашлялся, ну и провонял же он этой мастикой; коротко отдышавшись, он позволил себе задуматься. Немедля заметил одну разницу – волны уже не били с такой яростью в ладью.
– Други, слышите? – спросил Молодцов.
– А, заметил, что мы выскользнули из сетей Ран, ну и что с того, работать можно прекращать?
– Так я это, – с трудом соображая, что ему сказал варяг, ответил Данила, – я закончил уже.
– Правда, дай-ка я гляну?
Шибрида в прямом смысле по голове Данилы пролез к корме.
– И вправду все, ладно, вылезайте отсюда, а то зарылись, как сваральфы, я дальше сам закончу. А вы ведра таскайте.
Молодцов неловко, как слезающий с дерева кот, пополз обратно, потом кое-как смог развернуться и выбраться на свободу за Жаворонком. Там было хотел приняться за опостылевшую работу, но его опередил напарник.
– Мы уже достаточно ведер подняли, теперь вы наливайте, а за борт мы выбрасывать будем, – не требующим возражений тоном выдал Жаворонок и полез из трюма, Данила и Бенем за ним, а что еще оставалось делать.
На палубе Молодцов внезапно ощутил настоящее блаженство. Свежий бриз, простор, подлинная свобода, море можно увидеть до горизонта, а не только непроглядную мглу шторма. Обережники будто родились заново. Но не тут-то было, снизу закричали, и пришлось забирать из трюма полные ведра. Волны по морю катили еще достаточно крутые, качка была будь здоров, но шквал уходил в сторону.
Когда Данила выбрался из трюма, был уже вечер, даже закат показался ненадолго на горизонте, потом море накрыла тьма. Несколько часов обережники тягали из трюма ведра, когда почти закончили, их ждал вовсе не отдых.
Шторм их погонял по морю будь здоров, так пришлось полночи работать веслами, чтобы хотя бы к берегу подойти поближе и немного нужный курс сохранить. Лишь перед рассветом Воислав разрешил ватаге отдохнуть и передал вахту у кормила Путяте, раньше бы на это место непременно встал Вуефаст.
Следующие пара дней для Данилы превратились в настоящую чехарду. Он ел, спал и работал веслами, мало понимая, какое сейчас время суток. Все спешили на север, не только потому, что их вестей ждет Владимир, но и потому, что никому не хотелось рисковать попадать в новый шторм.
И все-таки новая буря «Лебедушку» настигла, но уже у северного побережья Черного моря. Воислав по приметам вовремя угадал ее приближение и увел ладью в устье одной из рек. Где в тихой бухте отважные мореплаватели переждали ненастье.
– Ну за все это Владимир нас должен хорошо вознаградить, – кутаясь в плащ и щелкая зубами, сказал Мал во время стоянки.
– Да какие там вести? – пренебрежительно отмахнулся Уж.
– Цыть, – прикрикнул на него Скорохват, тоже укутавшийся в плащ. – Не болтай о чем не надо. А после сам подумай, какую пользу мы князю принесли. Сообразишь, может, выйдет из тебя толк.
«Южанин прав, – решил про себя Данила. – Своевременная весть, кто тебе друг, а кто враг, очень важна, даже если она не сулит выгоды…»
Вчетвером они сидели вокруг очага на палубе, на котором булькал гуляш в котле. Варяги обсуждали какие-то свои дела чуть поодаль. Холод они подчеркнуто игнорировали. Казалось бы, Воислав не должен подавать такой пример подчиненным, но ему было все равно. Ему было плевать на любые препятствия с тех пор, как они отплыли из Булгарии, он их просто не замечал, как не замечает сопротивления отточенный клинок, входящий в плоть. Воислав после гибели Вуефаста не говорил, но взвалил на себя всю работу, лежавшую на нем. Он не делал все нарочито уверенно, чересчур героически, нет, все его приказы и действия были выверены и точны, как удар меча. Стальной человек. И все равно Данила переживал за него и надеялся, что соратники по воинскому братству знают, как ему помочь.
Наскоро поужинав, обережники спустились в трюм от дождя, на боковую, кроме тех, кому выпало дежурить.