Торвальд улыбнулся.
– Но тебе должно быть ведомо, что Воислав устал от походов, от ратной славы и захотел боярином стать, в своем уделе по Правде жить. И ему князем и Добрыней земля обещана.
– То его дело, мне-то что до этого?
– А ты?
– Что я?
– Воислав человек великий, христианин, много добрых дел сделал и награду свою заслужил. Будет он боярином, сыновей растить, богатство копить, с земли урожай собирать, а с холопов дань. Но ты, Даниил, землю свою еще не выслужил, а может, и не нужна она тебе. При том, что человек ты не простой, подле Воислава особое место занимаешь. Признай, вы ведь не просто так плавали в Булгарию.
Данила удивился, но промолчал.
– Понимаю, присягу не хочешь нарушать, тайну княжью не хочешь выдать. Другой бы уже горлопанил в три горла, а ты молчишь, хотя славы, может быть, завоевал на три саги. И это, Даниил, знак, что ты человек доблестный и умом не обиженный. За тебя я скажу; плавали вы выполнить княжье поручение и выполнили его, раз живыми вернулись. А теперь скажи мне, кто будет перед князем ответ держать, рассказывать, что и как с вами было за морем.
Молодцов изо всех сил пытался сохранить лицо, но у него не выходило.
– Ты и Воислав перед князем предстанете. Сам знаешь, варягам лучше на глаза Владимиру не показываться, а Скорохват не шибко любит Русь. Вот и выходит, что вы оба христиане, будете с князем о делах важных разговаривать. Ужели вы такие маленькие, незначительные люди?
– И что я должен сделать? – язвительно поинтересовался Данила.
Стевнир издал неопределенный звук, Торвальд с ним переглянулся:
– Сказать правду, что христианская земля, булгарская, лучше языческой.
Вот уж новость, ну да, живут в Булгарии богаче, чем в Киеве, и в Византии богаче, только вот поэтому их грабят все, кому не лень, правда, и завоевать не могут.
– Ты, Даниил, не думай, будто бы меня ромеи послали Руси пакости делать и козни ставить. Просто чем больше вокруг Владимира будет нас, христиан, тем лучше. Ты должен знать, я не просто так, по своему любопытству в Киев приехал. Свиди, наверное, уже говорил, что я грамоты от кесаря привез, чтобы просвещать всех язычников до Варяжского моря. В Киеве мой путь не оканчивается, я поплыву дальше на север, и не в одиночку. Я уже и с княжной Рогнедой разговаривал.
«Рогнеда хочет стать христианкой, – удивился догадке Молодцов, – наверное, думает подстраховаться, чтобы, если Владимир крестится, остаться для него законной женой, а может, не только для него».
Кроме этого понял Данила, что из него крайне хреновый шпион, потому что Торвальд тоже понял, что он понял, но говорить ничего не стал, лишь вина налил.
– А хочешь, я тебе встречу устрою?
– С кем?
– С княжной Рогнедой.
Вот те раз, мечтал встретить одну княгиню, а попал на другую.
– Не велика ли честь, у ней, наверно, и без меня забот полно.
– Ништо, на такого молодца поглядеть ни одна девица не откажется.
Вот тут Данилу разобрало любопытство, это же сама Рогнеда, легенда из былин, да еще княжна, увидеть ее, да не просто так, из-за стола, а вплотную, поговорить с ней.
– Если так, я не против, – оборвал концы Молодцов.
– Вот и порешили, долго тянуть не будем, как все решим, я сразу тебе знак подам. Может, завтра и предстанешь пред ее очи. Владимир тем более скоро возвращается.
«Не хватало еще под гнев князя попасть», – подумал Данила, но отступать уже не собирался.
Выпив еще по бокалу, Молодцов распрощался с дорогими знакомыми, уходил он от них в смятенных чувствах, но самое интересное, что впечатление от Торвальда у него осталось скорее положительное. Он не был подлым человеком, он мог убить, идти напролом к своей цели, не обращая внимания ни на что, но сделать подлость Путешественник не мог. Ох и трудно ему придется плести интриги. А Стевнир за весь разговор не проронил ни слова!
Только можно ли Торвальду до конца доверять, а ну как Данила тоже окажется на его пути? Молодцов подумал-подумал над этим и решил, что доверять вообще никому не следует, только самым близким.
Вернувшись на подворье, первым, кого встретил Молодцов, был Будим. Новгородец налетел на него, сжимая веники в руках.
– О, Данил, вовремя ты, айда в баню быстрее.
Вот это дельное предложение и своевременное. Баня у словенцев была организована как надо, обережники пропарились как следует, не обошлось и без прыжков с мостика в ледяной Днепр, все как положено.
Для здешних жителей баня была не просто гигиенической процедурой, а чем-то вроде портала в другой мир, имитацией ухода за Кромку. Ну если учесть, что печки большей частью топили «по-черному», то шансы отправиться в мир иной и вправду имелись не маленькие.
Даниле на все эти суеверия было параллельно, он просто от души лупил своих побратимов вениками, орал, когда лупили его, и вместе со всеми сигал в ледяную воду. Но, может быть, поэтому Скорохват именно в бане завел с ним этот разговор, в сакральном месте.
– О чем Торвальд с тобой говорил?
Данила сперва не расслышал, дышал сквозь березовый веник.
– А, что? Торвальд? – медленно въезжал он, потом вспомнил, и настроение чутка ухудшилось, ну да не беда, парку всегда поддать можно.
– Говорили о том, что чем больше христиан вокруг князя будет, тем лучше.
– Да вокруг него и так их немало.
– Много христиан не бывает, – ответил Данила, типа пошутил.
– А он тебя просил что-то сделать для него конкретно?
– Нет, но на Воислава намекал, вроде мы вместе должны влиять на князя.
– Он что, решил вас сделать мучениками? Я слышал, у христиан такое в почете.
Данила опять засмеялся.
– Торвальд не такой глупый, он и с Рогнедой встречался, о чем-то разговаривал. И ничего ему за это не было. Меня вот звал, обещал княжне представить, зачем только, не пойму.
Скорохват потер мокрый подбородок.
– И что ты ответил?
– Я согласился, прикольно ведь, целую княжну вплотную увидеть. И с Торвальдом она не просто дела ведет, наверняка креститься хочет.
– Она не только с Торвальдом шашни водит.
– В смысле?
– Да слух один нехороший проходил, несколько лет назад, когда Рогнеду из Полоцка привозили. Тогда на ладью с ней напали, но ее саму не убили и даже в полон не взяли, только обережников поубивали и из челяди кого. А обережники все из бывшей дружины Владимира. Смекаешь?
– Смекаю, а чего Владимир тогда Рогнеду не… ну не наказал?
– А за что? В Киев ее невредимой привезли, она ему сыновей родила, да и если ее убить, в Полоцке буча начаться может, неспокойно в тех болотах. Вот и Рогнеда не зря креститься хочет, думаю. Рядом ляхи, которые давно покрестились; возьмет их какой-нибудь боярин за себя дочь Роговолта, и все, от Полоцка до Гнезно еще ближе, чем до Киева. Вот и после того плавания у княжны полоцкой вроде своя дружина появилась.
– Возможно, только зря ты так думаешь. Владимир сам покрестится и весь народ покрестит, скоро причем.
– Откуда знаешь?
– Инсайд.
– Чего?
– Ну, считай, тайная информация, о которой не все знают, – ляпнул Данила и только потом понадеялся, что Скорохват его все-таки правильно поймет.
Южанин задумался.
– А со старыми богами что?
– А что со старыми богами делали в других землях? Порубят или просто жертвы перестанут приносить и забудут о них.
Скорохват опять погрузился в раздумья, в печке меж тем трещали, догорая, угли, горячий влажный пар всюду пронизывал баню, помогал расслабиться, но вот думать как раз мешал.
– Старые боги полезные, они родичей связывают, тех, кто здесь и кто за Кромку ушел. Если их не станет, как же тогда родичей своих найти по ту сторону? Эх, только было бы неплохо сначала найти своих родичей и богов здесь.
Скорохват вздохнул, для него род больная тема, ни разу он ничего не говорил о своей семье, в отличие от варягов, которые чуть ли не каждый день вспоминали родичей. Даже имя Скорохват скорее всего было не настоящим именем друга Данилы, данным при рождении.
– Так и сам крестись, – легко предложил Молодцов, – наш Бог всех прощает, Ему все равно, какого ты племени.
– Нехорошо получится, я пусть устроюсь как надо, а родичи мои как, мне бросить их получается.
– Ну ты сперва сам хорошо устройся за Кромкой, а потом и с родичами своими ужель не разберешься? Правильно?
Скорохват повернулся к нему. Все эти вещи Данила говорил легко, но искренне. Он так и не смог свыкнуться с существованием потустороннего мира и принять его всерьез. Рано или поздно ему все равно придется в этом убедиться наглядно. А вот здешние коренные жители к смерти относились со всей серьезностью, но без страха, как к очередному долгому, но опасному путешествию.
– Говорят о тебе разное, Даниил, – наконец вымолвил южанин. – И думаю, не зря, только человек, видевший многое, может так наплевательски относиться к смерти и к Кромке.
– А чему быть, того не миновать, но вы же не зря меня с Воиславом мечами махать научили.
– Ну посмотрим сейчас как…
Данила в очередной раз на своей шкуре убедился, что мастер всегда мастер. Даже в фехтовании на березовых вениках Скорохват оказался круче, несколько раз увесисто засветил Молодцову по голове и в живот. А закончив поединок, обережники вернулись к друзьям в предбанник и продолжили отдыхать с пивом и медом, ближе к вечеру к ним присоединились и женщины, но Данила с общего одобрения пошел к своей Уладе, почти не пьяный.
С ней вышла чудесная ночь, как и все предыдущие. Самое интересное, девушка ничего не говорила о свадьбе. Они с Данилой, не сговариваясь, решили отложить все до приезда Воислава и после аудиенции у Владимира, а то мало ли как обернется. Молодцов, правда, поставил условие, что Улада должна креститься, но девушка относилась к этому совершенно спокойно.
Данилу волновало другое, Наська, что с ней делать. С этой милой, маленькой и очень доброй девочкой. Он уже корил себя за то, что, поддавшись глупому порыву, мог испортить ей свадьбу. Кто он такой, чтобы судить, что хорошо здешней девочке, а что плохо?