Все хотели спать, но я сказала: «Дорогие мои, я с вами прощаюсь. Если хотите, оставайтесь. А я освежусь, сяду на первый самолет и уеду на побережье». Мне очень хотелось провести несколько дней в Сан-Франциско. В конце концов за мной последовали почти все, хотя и неохотно. На замечательной машине мы проехали по побережью до самого Сан-Франциско. Затем я улетела в Италию.
22 ноября 1963 года Джон Фицджералд Кеннеди был смертельно ранен. В час дня он скончался в Паркленд-госпитале, в Техасе, примерно через полчаса после ранения.
За несколько дней до трагедии Джеки позвонила мне, чтобы сказать: «На будущей неделе мы едем в Даллас, по возвращении я напишу тебе и что-нибудь придумаем, но помни, что ты должна обязательно приехать». Когда я гостила у них, Джон Кеннеди захотел взглянуть на эскизы одежды, отобранной для Жаклин. Он сам предложил серьги с изумрудами, они очень подошли бы к костюму, который, по его выбору, жена должна была надеть для визита президента де Голля. Визит предусматривался вскоре после его переизбрания.
22 ноября я поздно задержалась на работе из-за последних примерок этого костюма на одной моей манекенщице, у которой был такой же размер, как и у Джеки. Мы хотели как можно быстрее отправить костюм через посольство. На ужин я пригласила двух человек к себе на улицу По. В то время, как я была в ванной, занимаясь макияжем, я включила радио и услышала новость о смерти Кеннеди. Клянусь, это был один из самых печальных моментов моей жизни. Джон был человеком большой жизненной силы, бурного темперамента, жадный к знаниям, желавший все увидеть. Когда я была у них, именно он активно поддерживал разговор, его интересовало все, даже вещи, которые могли показаться далекими и незначительными для него, такие, как моя работа, организация показа моих коллекций, римская жизнь. Целый день он ставил на проигрыватель только итальянскую музыку, смеялся, разыгрывал меня. «Когда ты не будешь президентом, но останешься еще молодым, что ты будешь делать? – спросила я его как-то. – Не боишься, что тебе станет скучно?» «Нет, – ответил он, – я постараюсь, чтобы меня назначили послом в Италию». По сути дела, именно в Белом доме он и Жаклин начали проводить больше времени вместе. До этого Джон был поглощен политической деятельностью, избирательной кампанией. Когда же он стал президентом, жена смогла стать ближе к нему. «Я боялась обратного, но теперь мы видимся чаще. Может быть, мы единственные американцы, которые встречаются в полдень за обедом. А когда он отправляется в путешествие, то берет меня с собой», – сказала мне Жаклин.
Как печально смотреть фотографии, на которых видно, как служащие выносят из Белого дома личные вещи президента!
Показ в 1964 году во Флоренции коллекций весенне-летнего сезона подтвердил, что мое творчество по-прежнему находит горячую поддержку. Недоброжелатели думали, что после ухода от меня Федерико Форке и он и я не сумеем освободиться от взаимного влияния, но опровержение пришло со стороны крупнейших журналистов, пишущих о моде. Эрнестин Картер, язвительный редактор «Таймс», в воскресном приложении назвала меня королевой, полностью отделившейся от Федерико Форке, который пользуется своим чисто личным успехом. А Ирене Брин писала: «Друзья в личном плане, союзники в защите роли Флоренции в создании итальянской моды, энтузиасты применения синтетических тканей с явным предпочтением орлона, Ирина и Федерико пожинают плоды долгих лет процветания и славы (поскольку Италия от этого получает несомненную выгоду)».
Что касается изделий из бутиков, я представила свой первый опыт по созданию нижнего белья: ночные рубашки, немнущиеся халаты для поездок. Потом пришел черед купальных костюмов из лайкры, открытых на спине, как у Мэрилин Монро, дополненных платками и тюрбанами, а также цельных купальников с вырезом в области живота.
В 1964 году София Лорен закончила сниматься в фильме «Падение Римской империи» режиссера Энтони Манна, с участием Алека Гиннеса, Джеймса Мейсона и Меда Феррера. Костюмы, в которых снимались герои фильма, были созданы мной.
В том же году отмечалось 25-летие конкурса на звание «Мисс Италия». Победила Мирка Сартори, которая так никогда и не смогла осуществить свою мечту стать актрисой. Более удачливой была Делия Боккардо – «Мисс Кино».
«Ей, – писала Фьоретта Метц в книге “Ты – самая красивая”, – принадлежит заслуга предугадать в Италии стандарты англосаксонской красоты, которые предопределили успех самых известных моделей 60-х годов: Жан Шримптон, Твигги и Верушки».
Весной я отправилась в Балтимор представить свою последнюю коллекцию на манифестации, организованной для сбора средств для детей-инвалидов. Мне аплодировали 700 женщин, и я получила ключи от города. На гостинице вывесили плакат: «Добро пожаловать, княгиня Голицына!». Поистине я была смущена. Мой номер был невероятно роскошный, с круглой кроватью в центре комнаты. Спать на ней было жутковато, и всю ночь я провертелась на этой кровати.
Во время манифестации почувствовала, что кто-то обнял меня сзади и пытается поцеловать в шею. Я резко обернулась, готовая дать пощечину, и увидела улыбающееся лицо: «Ты меня не узнаешь?». Это был Леон, русский кузен[99], которого я не видела много лет. Эти наши родственники в течение уже пяти поколений звались Леонами и после бегства из России постоянно жили в Балтиморе. В те дни шли праздники православной Пасхи, и Леон пригласил нас всех, включая манекенщиц, на следующий день к себе домой.
Спустя несколько дней я была в Вашингтоне, где впервые итальянское посольство организовало по просьбе моего друга, посла Эджидио Ортоны[100], вернисаж моделей исключительно ателье Голицыной. Вдова Кеннеди узнала о моем приезде и пригласила меня посетить ее в Вашингтоне. Она купила трехэтажный дом в колониальном стиле, в котором было 14 комнат. «Единственная проблема, – рассказывал потом Франклин Д. Рузвельт-младший, – состояла в том, что дом стоял выше уровня улицы, и подниматься к нему приходилось по лестнице. С этой лестницы было легко заглядывать внутрь, а это заставляло все время закрывать жалюзи. Жаклин стала основной туристической достопримечательностью в Вашингтоне: в любое время дня и ночи улицу заполняли люди, прибывшие поглядеть на нее и детей. Они стояли по обеим сторонам улицы, а когда Джеки выходила из дома, люди молча, можно сказать с почтением, наблюдали за ней. Местная полиция и служба безопасности были вынуждены поставить ограждение. Глазеющие женщины всегда хотели зайти за оцепление, чтобы приласкать детей Кеннеди. Тротуары были полны людей, и даже машины перед домом шли тесно, почти касаясь друг друга. Автобусы туристических фирм включили дом Жаклин в свои маршруты, подвозя к нему сотни туристов, выглядывающих из окошек. Это стало наваждением».
В правдивости этого описания я убедилась лично. Когда я шла к дому, за мной неотступно следовали журналисты, фотографы, любопытные. Жаклин жила, как в клетке, заключенная туда вместе с детьми. Атмосфера в доме была тяжелая, все напоминало о трагедии. И хотя жалюзи были опущены, люди оставались снаружи и, как шакалы, выжидали, следили за окнами и фотографировали ее, как только она выходила.
Вернувшись в Рим, я получила премию «Трама д’оро», созданную Центром текстильных исследований высокой итальянской моды. Она была вручена мне в Палаццо Санта Кроче на площади Кайроли. Были также присуждены три премии художникам, которые сумели толково использовать материалы, синтетические и иные, доступные в настоящий момент. Каждый из награжденных показал модель из, выбранной им, ткани: для Бики это была шерсть, дралон – для Чентинаро, хлопок – для Энцо, шелк – для Голицыной. Тот самый шелк, который я предложила в июле для ночных рубашек и сказочных халатов, изготовленных как изысканные одежды и вечерние плащи. Длинные, веретенообразной формы, с красивыми вставками, многие из них удлинялись сзади наподобие шлейфа. Иногда трудно было отличить их от выходных вечерних платьев, настолько они были украшены, расшиты, облагорожены. Коллекция нижнего белья теперь уже пользовалась большим спросом и за границей.
У меня всегда была страсть к ночным рубашкам. Помню вернисаж в США, который я открыла именно с них, а журналисты подумали: «Странно, она начала с показа вечерних туалетов!» А многие клиенты, как выяснилось, и в самом деле использовали рубашки как вечерние платья.
Потрясающей, по словам многих, была демонстрация моей коллекции одежды для горизорлона. Десять манекенщиц, белые, как снег, одетые в шапочки, пуловеры и облегающие брюки из белого орлона. А для моря другой сюрприз – костюм леопарда. Забавными были и белые гетры с бархатистым корфамом, новым материалом, защищающим от холода и влажности. Впервые в дефиле участвовала фирма «Ревлон», демонстрируя свою косметику на моих девушках. Прически делал Филиппо, известнейший парикмахер с улицы Кондотти в Риме.
Кристина Форд, рожд. Ветторе
Я давно одевала Энн – первую жену Генри Форда, и ее дочек. Они приезжали дважды в году, были постоянными моими клиентами. Энн была очень миловидна, настоящая синьора. Когда они разошлись и Генри женился на Кристине Ветторе, итальянке[101], Энн тоже вторично вышла замуж, и я недавно встретила ее в Нью-Йорке. Кристина не любила Америку, ни с кем там не дружила и вообще она хотела общаться с международной элитой. В тот год Кристина уговорила мужа арендовать яхту, чтобы провести лето на Средиземном море вместе с приемной дочерью Шарлоттой.
Я проводила отпуск на Капри. Однажды я увидела «Креолку» Ниархоса, за которой следовала огромная лодка типа яхты, а на ней – Генри Форд с Кристиной и дочерью Шарлоттой. Ночью, рассматривая в бинокль окрестности, я обнаружила Шарлотту на яхте Ниархоса. На борту были только они двое, Ниархос и эта девочка, годившаяся ему в дочери. Словом, я увидела их вместе на яхте и подумала, что Кристина, видимо, сошла с ума, если оставила их вдвоем. И действительно, некоторое время спустя обнаружилось, что Шарлотта беременна.