Узнав о предстоящем визите к Папе, я спросила у Джеки, есть ли у нее подходящая одежда, желательно черная. Она удивленно поглядела на меня и ответила, что не подумала об этом. Тогда моя мастерская взялась за работу, и за 24 часа мы сшили для нее наряд. Мои девушки превзошли самих себя, а я отправилась к ювелиру Булгари и попросила одолжить для нее драгоценности, затем дала ей черную вуаль моей матери. Наряд Жаклин имел большой успех. Говорили, что давно не видели таких одеяний в Ватикане. Но самое интересное состояло в том, что этот строгий туалет мог быть без труда перелицован и стать белым, поскольку был изготовлен из новейшей ткани – крепа с двойной окраской.
На следующий день Жаклин была приглашена на ужин, на сей раз во дворец князя Аспрено Колонны. Она, наконец, позволила себе зайти в магазины, чтобы купить игрушки для Каролины и Джон-Джона. Своим детям она повезла также молитвенник и эстампы Ватикана, подаренные Павлом VI. Перед тем, как выехать в Гстаад, она зашла в студию Перикла Фаццини на улице Маргутта, чтобы увидеть только что законченный художником бюст Джона Ф. Кеннеди. Улица Маргутта ей была особенно дорога: 15 лет назад, когда Жаклин часто гостила в Риме, она любила проводить целые дни на этой улице.
После визита Жаклин Кеннеди я приняла также Паолу Льежскую, прибывшую в столицу, чтобы сделать покупки у меня и Валентино. Ей нужны были два платья: одно – по случаю бракосочетания Беатрисы Голландской, а другое – для визита к королеве Елизавете Английской. Она была очень капризной клиенткой.
Президент Сарагат дал прием в Квиринальском дворце для бельгийских монархов, пригласив многочисленных представителей высшего света Рима и аристократии. В апреле в Рим вернулась Лиз Тэйлор с мужем Ричардом Бартоном, чтобы участвовать в гала-вечере в Оперном театре в честь Карлы Фраччи, Рудольфа Нуреева и Эрика Бруна. Из Парижа приехал знаменитый парикмахер Александр, на голове Лиз он возвел некое архитектурное сооружение. Джанни Булгари выбрал для Тэйлор драгоценности из своей личной коллекции, а я создала костюм из шелкового крепа с двойным цветом, белым и желтым (белым снаружи). Из-под декольте спускалась панель, которая при ходьбе обнаруживала желтый цвет. Длинный плащ был сделан из той же ткани – желтый снаружи, а внутри белый. Пока Лиз одевалась, ее кошки в ящиках поедали сыр. Не знаю, как я это вытерпела, однако сама Тэйлор была приятной женщиной. Примерки длились часами, и пока мы болтали, она и Бартон поглощали виски в весьма внушительных количествах.
В августе 1966 года я так описывала мою коллекцию: «Я всегда очень лично интерпретировала “геометрическую” моду, смягчая углы и делая линию гибкой и по возможности движущейся. Я не устану утверждать, что женщина имеет право чувствовать себя непринужденной, подвижной, динамичной и свободной в движениях. Но у нее также есть четкий долг – никогда не терять женственности. И именно под этим девизом я подготовила новую коллекцию на осень-зиму. Ткани и их цвет, конечно, играли роль в создании мягкости, «подслащенной» линиями, со все менее жесткими углами и более четкими и выверенными деталями. А результатом является образ элегантной и уверенной женщины, устремленной в третье тысячелетие, с багажом модернизма и женственности». На этот раз прически создавали Альба и Франческа. Моим новым художником стал Хайнц Рива, а косметика опять была от Эсте Лаудер, в стиле «романтический образ» («романтик лук»),
Верушка участвовала в моем дефиле мод весенне-летнего сезона в январе 1967 года. Но и другие манекенщицы были очень рослыми, чтобы подчеркнуть линию, которую я предлагала, возвращаясь к узко затянутому поясу на талии и игре панелей и складок. Юбки были с лепестками, в несколько ярусов, туники сплошь в складках, костюмы заменены на платье с жакетом. Самую важную роль мы отвели тканям. Двойная окраска, шелка, пластины, атласы – все это задавало моделям особый тон.
Палаццо Вендрамин Калерджи
8 сентября я приняла участие в празднике, который запомнился надолго. Его организовали графы Чиконья. Он проходил в Венеции, в Ка Вендрамин Калерджи, во дворце, который закрывают на лето, а зимой на его верхних этажах функционирует казино. Праздник был в честь трех китов мировой кинематографии: Луиса Бунюэля, Пьера Паоло Пазолини и Лукино Висконти. В приглашении женщинам предписывалось появиться в вечерних пижамах или очень коротких платьях, а мужчинам – в светлых пиджаках либо воспользоваться стилем «йе-йе», смокинги воспрещались. Высокую моду представили Пьер Карден, Марк Бохан, Эмилио Пуччи и я. После полудня специальными рейсами прибыли знаменитости: Лиз Тэйлор, Ричард Бартон, Джейн Фонда, Клаудия Кардинале, Джина Лоллобриджида, Дуглас Фэрбенкс-младший, Уго Тоньяцци, Памела Тиффин, Капучине. К ним присоединились те, кто находился в Венеции по случаю кинофестиваля: Альберто Сорди, Марчелло Мастрояни, Жан Сорель, Федерико Феллини.
В том же месяце на Капри впервые прошла выставка «Маремода» – морские модели. Высокая мода рассчитывала прежде всего на зрелищный эффект, что продемонстрировали модели с головными уборами из люрекса, золота и капюшоны от «ку-клукс-клана», которые я там представила. Бутики следовали формуле: «Под водой, в воде, у воды».
30 октября Жаклин Кеннеди снова оказалась в Риме. Некоторые утверждали, что она хотела примерить одежду, которую заказала месяц назад. Но злые языки говорили, что она готовится к браку с лордом Харлехом, и поясняли: «Лорд Харлех – протестант и, чтобы сочетаться с ним браком, Жаклин должна была испросить разрешения в Ватикане». Другие возражали: «Какой там брак! Даже если она хочет выйти замуж за этого Харлеха, она не станет это делать сейчас, когда исполняется годовщина смерти Кеннеди. Близятся президентские выборы 1968 года, и Боб Кеннеди будет этим огорчен».
Джеки действительно заглянула ко мне в ателье, потом сходила к парикмахеру, приняла участие в ряде общественных обедов и уехала в Таиланд и Камбоджу в компании лорда Харлеха.
Лорд Харлех стал вдовцом за несколько месяцев до этого. В Америке пресса предрекала, что он, возможно, станет будущим мужем Жаклин. В последнее время их часто видели вместе, а теперь они решили предпринять совместную поездку в Камбоджу и Таиланд. Дэвид Хейнманн, один из биографов Джеки, дал точную версию фактов: «То, что казалось сентиментальной экскурсией двух любовников, на деле было полуполитической миссией, должным образом согласованной и скрытно поддержанной Государственным департаментом, хотя и замаскировано под личную инициативу. В Вашингтоне надеялись, что Жаклин сумеет сдержать растущие антиамериканские настроения в Камбодже и испытать свои магические чары на персоне короля Сианука – главы Камбоджийского государства, который прервал дипломатические отношения с США. А чтобы иметь рядом гида, Джеки решила, что ее будет сопровождать лорд Харлех, умелый и опытный британский дипломат. История ее любви с лордом Харлехом не имела никаких реальных оснований, в тот момент она поддерживала отношения, в основном, с Росуэллом Джилпатриком и Андре Мейером (оба были женаты)».
16 января 1968 г. в доме № 155 по улице Венето собрались представители специализированной прессы, известные закупщики, клиенты из высшего света, чтобы присутствовать на вернисаже моей весенне-летней коллекции. Через несколько дней распространилась обескураживающая новость: один торговец тканей представил в римский трибунал иск о банкротстве фирмы Голицыной за неуплату кредита, немногим превышающего два миллиона лир. К нему присоединились еще двое лиц, заявляя, будто им тоже должны, что-то около одного миллиона.
Я находилась в ателье с королем Греции Константином II, который из-за путча военных в апреле 1967 года был вынужден покинуть страну и поселился в Риме. В тот день он сопроводил ко мне королеву-мать и королеву Анну-Марию на примерку костюмов. Мастерская была уже закрыта, и никто не должен был прийти. Я услышала звонок и подошла к двери. Два человека попросили разрешения войти. Я объяснила, что ателье закрыто. Они настаивали, утверждая, что должны уведомить меня о банкротстве. Я была потрясена. В управлении фирмой я мало что понимала. Я приняла их и попросила подождать, пока придет мой муж. К счастью, чиновники были любезны и позволили завершить дела с королевской семьей и закончить их костюмы – королева торопилась, она должна была выехать в Данию.
Приговор о банкротстве, который настиг меня из-за трех миллионов, стал достоянием общественности. В те дни меня поддержали друзья. Люди встали на мою сторону, стараясь помочь. Кредиторы (настоящие кредиторы) были возмущены и повторяли, что готовы сделать для меня все. Я даже не подозревала, что у меня столько друзей. Я всегда боролась в одиночку и верила, что я и в самом деле одна. Раздавались телефонные звонки из Америки, Англии, Франции. Коллеги посылали цветы и записки, сестры Фонтана, с которыми я не разговаривала 20 лет, написали письмо солидарности. Национальная палата моды занялась моей проблемой.
После банкротства я оказалась в римской больнице. Я не хотела никого видеть. В прессе появлялись абсурдные сообщения: то будто бы мы с Сильвио разводимся, то о попытке моего самоубийства.
В моей истории правдой было то, что Сильвио, мой муж, оказался в руках шантажиста. Муж взял кредит, чтобы помочь сестре, попавшей в тяжелое положение из-за проблем своего сына. С того момента для Сильвио роковой круг замкнулся, он же привел нас в 1990 году и ко второму банкротству. В этом была и моя вина, поскольку тот, кто работает, должен заботиться обо всем. Возможно, из-за моего характера и привычек мужа, который всегда оберегал меня от хлопот, я никогда должным образом не интересовалась управлением фирмой. Мой муж упрекал меня: «Ты все время работаешь, несправедливо, что ты не можешь распоряжаться деньгами тогда, когда тебе этого хочется». В школе по математике я получала хорошие отметки, но, став взрослой, питала отвращение к банковской бюрократии. За всю жизнь у меня не было текущего счета, до первого банкротства я не умела правильно заполнить банковский чек. Я много работала и хорошо зарабатывала, но сама не занималась деньгами. Я часто ставила подписи н