а бумагах, значение которых не вполне понимала. А кроме того, у меня не хватало времени, ведь я все время была в пути: покупала ткани в разных городах, представляла коллекции на разных континентах. На подготовку моделей и поездки уходила уйма времени.
После уведомления о банкротстве деятельность фирмы была поставлена под контроль инспекции. Ее чиновники заняли место в ателье, а работа там продолжалась. Приходили клиенты, покупали одежду, а деньги поступали прямо инспектору. В феврале судья Минетти из римского трибунала распорядился открыть швейную мастерскую.
Но готовая коллекция оставалась под секвестром: я должна была восстановить ее по памяти. После болезни я снова работала по 20 часов в сутки и уже не могла стоять на ногах, нервы сдали, состояние было ужасным, хотелось просто заснуть, но я повторяла себе, что если допущу лечение сном, фирма будет разорена.
Отчасти вся эта история была и полезна, звонкая оплеуха пробудила меня, и я возобновила работу с большим ожесточением. Я огляделась и увидела, сколько у меня друзей и сколько врагов.
Через два месяца Пьеррель Висконти предложила мне заняться производством косметических средств. Это было все равно что выпить большой бокал шампанского – у меня сразу прибавилось сил. Подготовив коллекцию, я отправилась вместе с моей секретаршей в Турин, чтобы представить мои модели на вечере, организованном Мареллой Аньелли. Мои работы пошли в продажу, пока долг не был полностью закрыт.
Высокая мода предложила во Флоренции коллекции на весну и лето. Это была «быстрая» мода, она начиналась с создания модели, но отличалась скоростью пошива. Необходимо было снабдить модель отличной тканью и совершенной выкройкой, придерживаясь при этом умеренных цен, которые должны были обязательно быть публично объявлены во время показа. В Париже это называется модой «прет-а-порте» высокой моды. Что-то более высокое, чем продукция в бутиках, и менее ценное, чем сама высокая мода. Направление и идеи исходили от известного портного, а пошив осуществлялся промышленными мастерскими. Подобную продукцию выставляли на продажу повсюду, включая большие магазины. В Италии «быстрая высокая мода» существовала еще только несколько сезонов, но она все более утверждалась. Ее преимущества были очевидны: ткань, раскройка, исполнение на высоком уровне, а также гарантия сохранения линии, которая, пусть и в упрощенной форме, связывала эти изделия с создателями высокой моды. В целом эта мода была молодежной, хорошо носилась, ее легко было воспроизвести, продавая сериями в бутиках высокого класса. Многие, однако, жаловались на дробление рынков: Флоренция, Рим, теперь и Капри с его «морской модой», рынок текстиля в Милане или детская и подростковая мода там же, в Милане. Разочарованные закупщики стали покидать Италию и возвращаться в Париж.
В октябре 1967 года я направилась в Соединенные Штаты на свой обычный тур. После Нью-Йорка наступила очередь Канады. Я представляла новые линии «прет-а-порте» в больших магазинах Торонто.
Я была огорчена историей с банкротством, но еще больше – ухудшением моих отношений с Сильвио. Что-то не получалось. Возможно, дни, проведенные в больнице, долгие размышления, воспоминания открыли мне глаза. Сильвио отдавал себе отчет, что это деликатный момента что наш брак на опасной развилке.
6 июня 1968 г. в Лос-Анджелесе Роберт Кеннеди был убит одним фанатиком. Онассис поспешил оказаться рядом с Жаклин. Через несколько дней она заявила: «Ненавижу эту страну. Я презираю Америку и не хочу, чтобы мои дети жили здесь. Если хотят убивать Кеннеди, они станут главной мишенью. Я хочу уехать из этой страны». После похорон Онассис с дочерью провели уик-энд с Жанет Ошинклосс, матерью Джеки. В этот период Аристотель метался между бывшей первой леди и Марией Каллас. 20 октября в пять вечера Онассис обвенчался с Жаклин в церквушке Панаиста, на острове Скорпиос.
23 октября, вернувшись в Рим, я была гостьей телепередачи «Сердечно», которую вела Энца Сампо. На вопрос: «Почему Жаклин вышла замуж за Онассиса?», я ответила, улыбаясь: «А кто не захотел бы выйти за него?» И еще: «Для начала скажем, что я подруга Онассиса. Это мужчина, чей шарм даже превосходит его богатство. Мне кажется справедливым обратить внимание на то, что такая женщина, как Мария Каллас, с ее личными качествами и амбициями, ни секунды не поколебалась, когда выбрала его взамен своей блестящей и важной карьеры. А теперь скажем о моей подруге Жаклин. Эта женщина с молодых лет привыкла жить в окружении исключительных персонажей. Ее всегда привлекали люди, которые сумели занять видное место в жизни. Эта женщина привыкла опираться на сильных людей, таких, как ее муж Джон и его брат Боб, о котором она говорила: “Мое счастье, что в момент ужасного горя у меня оказался такой родственник, как Боб”. А потом ей пришлось оплакивать и его смерть. Это американка, привыкшая уважать успех и тех, кто его достигает, и в то же время француженка, которая никогда не чувствовала себя свободно в таком клане американцев, каким являлась семья Кеннеди. Разве этого мало, чтобы объяснить ее брак с Онассисом? Тогда я продолжу, сказав, что Джеки – это одна из самых красивых, но не уверенных в себе женщин, каких только можно встретить. Я помню следующий день после потери третьего ребенка, во время круиза на “Кристине”, куда она поехала по желанию мужа, все вечера в ее каюте горел свет до поздней ночи. Наутро я получила застенчивое объяснение: “Понимаешь, я каждый вечер пытаюсь написать письмо мужу, но утром у меня уже не хватает смелости послать его, чтобы не показаться ему смешной и наивной”. Могу сказать, что столь воспетая элегантность Жаклин, по крайней мере в первые годы, была в большей степени заслугой уверенного вкуса ее мужа. До сих пор Жаклин хранит номера журнала “Харпер’с базар” и “Вог”, в которых красным карандашом ее муж отметил модели, сочтя их подходящими как к ее фигуре, так и к той роли в обществе, которую она играла. До сих пор болтают, особенно в некоторых кругах, о том, будто в отношениях между Жаклин и Джоном реальность отличалась от видимости, что их брак якобы с самого начала был неудачным. Я как ее подруга, знаю, что, особенно в последние годы, Джеки любила своего мужа. Теперь многие возмущаются браком между вдовой Кеннеди и Онассисом. Но может быть, Кеннеди-отец, которым восхищались его дети, не так уж отличается от такого человека, как Онассис?»
В 1968 году я тоже включилась в движение протеста, хотя и по-своему, да и мотивы были иными. В ноябре во Флоренции должны были пройти дефиле «готовой высокой моды». Пока я находилась в Америке, кто-то за моей спиной включил в список и мое имя. Мне никогда не нравилось выставлять модели в Палаццо Питти. Летом там можно было умереть от жары, зимой – от холода. Отправлялись мы туда с огромными театральными баулами, полными одежды и реквизита. Ради получасового показа нужно было проделать чудовищную работу, а потом приходилось бежать в Палаццо Строцци для участия в торгах. Самые крупные клиентки обожали все-таки Рим и ходили в наши ателье высматривать себе модели.
В тот год, однако, вместо того чтобы покинуть вернисаж, я отправилась в Турин познакомиться с семьей Борбонезе[104]и заказать им несколько цепочек – они делали бижутерию. И во Флоренции на подиум вышли шесть моих манекенщиц, закрытые с головы до ног трикотажными одеяниями.
В прорези были видны лишь глаза с длинными ресницами. К униформам «человек в маске» были добавлены длинные и тяжелые ожерелья и пояса из золота и серебра. Манекенщицы медленно маршировали, в руках каждая несла табличку с названием линии, которую они должны были рекламировать: «Трикотаж», «Спортивная одежда», «Купальные костюмы», «Нижнее белье», «Прет-а-порте». Последняя девушка несла объявление на английском языке: «Можете увидеть нас через три дня в Палаццо Строцци». Это было актом протеста против организации, которая не хотела идти навстречу нашим коммерческим нуждам. Фотографы, разумеется, работали вовсю, чтобы обессмертить столь необычное зрелище.
Старое ателье еще не было закрыто. Мне приходилось метаться между обоими зданиями. В первом, немного опустевшем, принимали клиенток, прибывших самолетом на несколько часов примерить брючную пару, таких как Мерль Оберон, Шарлотту Форд, разведенную с Ниархосом, жену Юла Бриннера, нередко обеих представительниц греческой королевской семьи. А неподалеку – в 50 метрах, на той же улице Венето, перед отелем «Эксельсиор» – находилось здание нового ателье, которое предстояло открыть.
План нового ателье был создан архитекторами Тони Фачелла Сенси и Стефано Мантовани. Это были два этажа, окрашенные в коричневые цвета, орехового и кремового оттенков, со множеством зеркал из стали и плексигласа. В помещении были пять салонов для примерок, салон для вернисажа, один самый крупный – мой личный кабинет. На верхнем этаже были расположены мастерские с огромными окнами и кухней. В другой, внутренней его части, находились склады. В большом салоне архитекторы установили две центральные колонны. Они открывались с разных сторон, и там на стеклянных полках хранились аксессуары.
Мой огромный кабинет был обставлен в стиле модерн. У Сильвио был собственный кабинет администратора, в отдельном коридоре. Во время вернисажей в здании могли поместиться до 250 персон. Помню открытие, состоявшееся в июне 1969 года, с участием Марины Чиконья, Одри Хепберн и многих других. Чтобы открыть ателье, муж продал акции своего общества в Бразилии, я же смогла рассчитывать на деньги, полученные за контракт на изготовление косметики.
С открытием нового ателье производство расширилось, мы начали делать сумки, бижутерию, обувь. Все носило фирменную марку Голицыной.
В тот год для показа во Флоренции моды «прет-а-порте» моя манекенщица была одета «а-ля Сандакан» длинные брюки с жакетом, перехваченным поясом, на голове – большой тюрбан. В одежде были двухцветные инкрустации из тканей и кожи, даже парик черной лохматой обезьяны. Я заявила: «Я приглашаю женщину стать снова счастливой, наслаждаться своим полом и ни в чем не уподобляться мужчине. И вновь любить его, а в конце концов завоевать и его уважение. Я с ужасом присутствовала при рождении моды “унисекс”. Всеми силами буду бороться с этим коллективным саморазрушением. Мини-юбки, макси-юбки, брюки, неглиже, прозрачные одежды… несомненно, у женщин обширный выбор!»