лль: «На своем сверхпышном диване, в прекрасном салоне, где легко дышится, в помещении палаццо XVI века, в двух шагах от площади Венеция, княгиня Ирина Голицына, великая создательница моды и подруга семей Аньелли, Кеннеди и многих других, попивает виски и вспоминает прошлое. Мы начали беседу в шесть тридцать после полудня, черный пудель княгини играет здесь же в комнате, полной китайских ваз, занавесок и старинных предметов». «Как выглядела французская Ривьера в 50-х годах?», – спросил меня Фридман. И я ответила: «В Болье были сплошные праздники. Те, кто не был гостем Джанни на вилле Леопольда, останавливался в “Ла Резерв” или других местах. Когда Джанни был с Памелой, мы только и перебегали с одной виллы на другую. Связь с Памелой была очень важна для Джанни. В ее компании он становился более открытым и не таким провинциальным. Она учила его разным вещам, например, как принимать гостей, как выбрать мебель, развивая его вкус и прочее».
Да, думаю, Памела во многом помогла ему, если Джанни и стал культурным человеком рафинированного вкуса, заслуга в этом, безусловно, ее – умнейшей женщины. У Памелы Черчилль было четыре мужа. Мы с ней оставались близкими подругами, и каждый раз, приезжая в Нью-Йорк, я навещала Памелу, а она всегда просила рассказать что-нибудь о Джанни. Осенью в Рим, наконец, прибыли балерины Большого театра из Москвы, которых с нетерпением ожидала столичная публика. Я посетила их премьеру, потом сходила на спектакль еще раз. Я была в восторге от мастерства Майи Плисецкой. Она чудесно танцевала «Умирающего лебедя». Я была в театре с моим мужем, его деверем и сестрой Иоландой. Оставив их, я побежала в артистическую комнату. Дверь была открыта. Плисецкая была поражена, когда услышала, что я говорю по-русски. Я представилась и сказала о чувствах, которые испытала, и добавила, что хотела бы частично вознаградить ее за ту радость, что она мне доставила. Мы начали беседовать, и я предложила сшить для нее костюмы. Мы решили встретиться через несколько дней. Потом я пригласила ее на обед вместе с премьером русского балета Марисом Лиепой. Пришли также Франко Дзеффирелли, Франко Росселини, Марина Чиконья и другие друзья.
Плисецкую поселили в жалкий отель недалеко от вокзала. Ее крошечная комнатка была украшена только подаренными цветами. Я устроила дефиле специально в честь ее и других русских танцоров. Майя, забавляясь, участвовала в вернисаже, показав несколько нарядов. Она привязалась ко мне, но потом это стало просто наваждением. Она была деспотичной, у нее был адский характер. «Хочу это, хочу то», – понятно, что я не брала с нее денег, но она принимала это как должное.
Из Америки до нас дошли хот-пантс, так «Уимен’з вэар дейли» в 1970 году назвал очень короткие штанишки или шорты. В те дни я объясняла: «Мне никогда не нравились излишества, и я ненавижу вульгарность. Думаю, что подобно тому, как макси стала реакцией на мини, так и шорты сегодня явились реакцией на макси. Мини-юбка стала вульгарной и нарушила смысл пропорций: и отсюда триумф стиля макси, который я лично считаю ужасным и малопрактичным. Сперва было общее опьянение, а потом девушки обнаружили, что своими макси они подметают землю и вдобавок рискуют упасть. Портные запустили тогда короткие штанишки взамен мини-юбок, их легче одевать, кроме того они лучше скрывают бедра».
Представленные в моих коллекциях шорты-буфы заканчивались над коленками, их можно было принять за широкую юбочку. «Ирина Голицына спасла моду на короткие панталоны», – гласили заголовки в испанской печати. Шорты купила Ира Фюрстенберг, но в бутике: она не хотела идти на большие расходы ради одежды, которая, по ее убеждению, не должна была долго оставаться модной. София Лорен заявила, что она могла бы такое надеть, но только в деревне. Я же выходила в шортах на своем вернисаже.
Кроме моды на шорты, в тот сезон пошла мода на обнаженное тело – «ньюд лук». Мое мнение было следующим: «Я не против либерализации костюма, я против плохого вкуса. Обнаженное тело не будет оказывать эффекта на мужчин, если станет привычным. Прозрачность одежды, как я понимаю, оставляет минимум для иллюзии. Но и прозрачность не должна быть вульгарной. Мы изготовили несколько моделей «ньюд лук». О них говорят, и фотографии появляются в журнале «Лайф», но ни одной из них не продаем.
Обложка книги «Жаклин Кеннеди: годы в Белом доме»
В апреле вышла книга «Жаклин Кеннеди: годы в Белом доме», написанная журналисткой Молли Тейер. Фотография на обложке была сделана мной во время уик-энда, проведенного в Атоке, на вилле Кеннеди в Вирджинии. Она входит в число известных снимков, из-за которых меня преследовали журналисты, надеясь их приобрести.
Та же Жаклин попросила разрешения опубликовать фото, и я пошла на это, но при условии, что буду упомянута в книге не как стилистка, а как фотограф! На этих фото Джеки одета в черную бархатную шапочку, черную водолазку «дольче вита», брюки белого цвета для верховой езды и черные сапоги. У ее ног овчарка Шкипер. На втором плане Джон отдыхает в шезлонге, покуривая сигарету. На нем защитные очки, темная майка и белые брюки. Проигрыватель дополняет эту сцену последнего уик-энда, который я провела вместе с Кеннеди.
В 1971 году телевидение посвятило серию передач успехам Гарбо в кинематографе. Это возродило ее миф. В моем показе мод участвовала одна манекенщица, поразительно похожая на актрису и загримированная под нее – тонкие брови, густая тень у глаз, чтобы придать драматизм взгляду, разумеется, все это с использованием макияжа «Княгиня Голицына». Прическа собрана на затылке мягкими волнами, соответствующая одежда – мужской костюм, мужская рубашка и карманный платочек, какие были в гардеробе «божественной». Валентино тоже вдохновился ее прической из кинофильма «Королева Кристина».
В 1971 году Сильвио и я должны были искать новое жилище. Подруга моего мужа позвонила и сообщила, что, возможно, ей удалось найти то, что мы искали: квартиру на Тринита дей Монти с таким же в точности видом, как из нашего дома на улице Грегориана. Как только я переступила порог дома, меня покинули сомнения: это была самая красивая квартира, которую я когда-либо видела. Каждое окно напоминало картину. Прямо под носом у нас оказался собор Св. Петра. Я сразу же позвала архитектора Ренцо Монжардино, сценографа многих фильмов Дзеффирелли, и попросила его запроектировать своего рода «зимний сад», что-нибудь, что напоминало бы мне русскую дачу. Мы быстро поняли друг друга, я говорила, он набрасывал эскизы. Я купила комплект мебели из бамбука, мы поставили на пол кокосовую пальму, растения и зеленые листья были нарисованы даже на зеркалах, отражавших в каждом углу прекрасную панораму, которую можно было видеть из окон.
В момент переезда, однако, мы с Сильвио были «на ножах». Банкротство 1968 года стало последней каплей, мы уже говорили о разводе с адвокатом. После письма, которое Сильвио написал мне по случаю моего отъезда в Соединенные Штаты, положение вместо того, чтобы улучшиться, лишь ухудшилось. Когда я вернулась, он встретил меня в аэропорту. Я открыла багажник машины, чтобы положить туда чемодан, и обнаружила там парик, такой же, как у меня. В тот период парики были в большой моде. Представьте, я приезжаю усталой, после трудной работы, подавленная банкротством, и нахожу эту штуку. Сильвио ездил в Париж с одной девушкой, мои друзья видели ее в этом парике и решили, что это я. Он, как обычно, все отрицал. Я была в шоке, в который раз. Поэтому я вновь окунулась в работу, чтобы не страдать.
В этот период я обнаружила, что Сильвио куда-то дел все мои драгоценности. Он объяснил, что положил их в ломбард и что директор ломбарда его друг, и поэтому он не взял с него квитанции. Какой там ломбард! Многие мои вещи он дарил своим любовницам. Мне надо было нанять сыщиков, чтобы выследить его, но меня разубеждала его обычная любезность. Тысячи раз за день он звонил мне, выражая беспокойство. Я думала, что он проявляет внимание, заботу обо мне, а на самом деле он хотел узнать, где я и куда направлюсь, чтобы самому пойти туда, куда хочется.
Помню ужасный эпизод. Я должна была поехать в Милан по рабочим делам и, наконец, решила воспользоваться этим предлогом и проследить за тем, как муж поведет себя в мое отсутствие. Я уже знала тогда о его интрижке с двумя сестрами, для которых Сильвио снял квартиру. Я назвала мужу одну дату возвращения, а сама вернулась раньше, попросив верного Марио встретить меня. Он хотел отвезти меня домой, но я сказала: «Нет, Марио, ты отвезешь меня вот по этому адресу». Он сразу понял, в чем дело, и попытался меня отговорить, но я не уступила. Когда мы остановились по указанному адресу, я попросила припарковаться поодаль, а сама вошла в дом. Позвонила, дверь открыли сестры, а Сильвио выскочил вслед за ними, бледный как полотно. Я спокойно сказала: «Мне жаль беспокоить вас в такую минуту, но мне необходимо поговорить с вами». Я села и говорила долго примерно следующее: «Я действительно устала продолжать работать и видеть, как исчезают мои вещи, шубы и драгоценности. Когда меня нет, можете по-прежнему заходить в ателье и брать все, что захотите. Сделаем обмен: вы мне платите и продолжаете заниматься делами фирмы, так чтобы я могла вести нормальную жизнь». Я была очень спокойна. Когда я знаю, что права и борюсь за свои права, во мне исчезают все колебания, всякий страх. Обычно я очень импульсивна, и если меня провоцируют, отвечаю вспышками ярости. Но в моменты действительно важные я веду себя иначе. После этого эпизода мы пошли к адвокату, чтобы нас развели. Но когда я очутилась в доме на Тринита дей Монти, я почувствовала, что не в силах покинуть Сильвио. В конце концов именно он помог мне встать на ноги, продав все свои акции в Бразилии. Потом он верил в меня, он видел, что я смогу пойти дальше в работе. Я не смогла вынести мысли, что он очутится в трудном положении. И тогда я согласилась, чтобы он остался, хотя наши комнаты будут далеко друг от друга. Я надеялась, что с этого момента каждый из нас будет жить своей особой жизнью. Он продолжал свои любовные истории, но со мной всегда вел себя мило, любезно, услужливо. Эта его любезность мешала мне завести свои истории, поскольку Сильвио все время оказывался рядом, встречал меня, ожидал, пока я закончу свои переговоры, никогда не покидал меня на длительное время.