– Иди, через четверть часа впустишь гостей. Да не забудь про очередь.
– Не забуду, – лохматый повернулся и помчался прочь, а Феодорис приветливо махнул княжне. – Садись, что стоишь? Отвар наливать?
– Доброе утро. Спасибо, – села на свободный стул Веся и взяла пирог. Раз есть четверть часа, почему бы не перекусить?!
– На здоровье, – усмехнулся Саргенс. – Вопросы все решила?
– Наоборот, больше стало… – прожевав кусочек, призналась куница, – раза в два.
– Ну, задай самый важный, – испытующе уставился магистр, – может, успеем ответить.
– Почему у меня так резко сила прибавилась? Я же в этот раз даже меньше степняков ослепила, чем тогда, в отряде?
– Мы уже размышляли, наверное, мы виноваты. Когда увезли тебя от моста, то два дня поили снотворным, чтобы не мешала. Да и разобраться нужно было… в твоем даре, потому и добавили силы. Иначе ауру не видно. А когда привезли тебя сюда, свою силу сливать не стали, так тебя и положили спать. Я должен открыть одну тайну… Цитадель стоит в месте средоточия силы, тут она собирается… и потому мы здесь сильнее. Вот все это сложилось… и теперь в тебе столько же силы, как в чародее второго круга. Но пока ты не имеешь знаний, как с ней справляться.
– Ты боишься, что я теперь могу кого-то убить? – скептически прищурилась Весеника.
– Он хочет сказать совершенно другое. Теперь тебе нужно учиться, – мягко сообщил Феодорис, – а про твой дар мы все объясним позднее. Сначала послушаем, что об этом думают другие. Ну а если тебе тоже хочется послушать, пройди вон в ту дверцу, поднимись по лесенке и садись. Ты окажешься за этой картиной. Предупреждаю, оттуда все видно и слышно, но говорить бесполезно. Никто не услышит. Впрочем, ты сама отказалась от бремени судейства.
Куница смерила его насмешливым взглядом и поднялась с места. Взяла поднос, составила на него все, что ей понравилось, и молча направилась к дверке, похожей на дверь шкафа или чуланчика. Раз не будет слышно, как она там разговаривает, то уж как жует пироги – тем более.
Феодорис разочарованно посмотрел вслед не ставшей протестовать кунице и укоризненно покосился на друга, изо всех сил старавшегося не рассмеяться. Он выиграл, предсказав, что с девчонкой нужно быть предельно честным, иначе не стоит ждать от нее ни просьб, ни вопросов. Она всё-таки опытный воин и очень быстро смекает, где безопасно, а где может ожидать ловушка.
– Хлоп, – позвал Феодорис, и запертый в магический контур сгусток силы, какие они называли для простоты фантомами, выскользнул из-под кресла.
Форму своим созданиям каждый чародей придавал свою, и Хлоп Феодориса был похож на спрута с дюжиной щупалец, не менее.
– Убери еду в шкаф, – поднялся с удобного кресла глава Цитадели и направился к стоящему на возвышении массивному столу.
Почему-то все посетители, которым разрешено было войти в Цитадель, с гораздо большим трепетом относились к верховному магистру, если он сидел на стуле с высокой резной спинкой. Точно таком, на каких сидели князья, верша суд и закон в своих кланах.
– Первый посетитель ждет разрешения войти, – объявил лохматый чародей, и Веся, нашедшая за картиной удобную, хоть и небольшую комнатку с мягким диваном и столиком, сразу отставила чашку с отваром.
Все ее хладнокровие и внешнее безразличие внезапно куда-то делось, как вода из треснувшего кувшина, и девушке пришлось снова прибегнуть к помощи силы, чтобы вернуть своему телу спокойствие. Но не душе… на нее сила не действовала.
– Доброе утро, уважаемые чародеи, – с глубокой почтительностью произнес мужской голос, и Весеника разочарованно откинулась на спинку дивана.
Этот голос она знала очень хорошо, и хотя еще совсем недавно считала, что всегда будет рада услышать, теперь только разочарованно вздохнула.
И не ее в том вина… он сам сделал все, чтобы втоптать в грязь память об их дружбе.
– Доброе и тебе. Зачем ты явился?
– Прошу милости… позвольте в наказание за все мои проступки принять на свои плечи такую кару, чтобы моя жизнь начала приносить пользу людям, раз она больше не нужна мне самому. Вокруг меня пустота и холод, и меня теперь не волнуют прежние дела и заботы. Если нужно чистить вам конюшни, я буду чистить, если нужно сеять золу, буду сеять. Всё, что угодно… только не гоните.
– Мы услышали твою просьбу… и хотим узнать ответ на последний вопрос: почему ты так стремишься оказаться в Цитадели? Ведь знаешь, сюда могут войти только чародеи и приговоренные к наказанию? А тебя за угрызения совести следует наградить, а не наказать. Иди и живи спокойно… ты свой долг выполнил.
– Чародей! – неверяще уставился на Феодориса Тадор. – Ты ведь немолод и мудр и должен понимать… я сейчас готов на все… лишь бы оказаться неподалёку от той, кого подло предал. И если моей вины недостаточно, я пойду и совершу нечто такое, чтобы вы не смогли отказать мне в наказании!
– А ты не забыл, что мы наказываем лишь тех, у кого есть запретный дар? – сухо осведомился Саргенс. – А у тебя его нет!
– Но я могу купить запретные зелья приворота или смертельного недуга, и вам придётся меня снова судить! Но тогда судьбы тех, кого я выберу в жертву, будут на вашей совести!
– Хлоп, – холодно скомандовал Феодорис, и Веся непроизвольно подалась вперёд, с тревогой ожидая решения магистра, – отведи этого человека в пятую камеру и запри. Он наказан.
Большая картина, за которой сидела Веся, висела прямо над головой Феодориса и была с этой стороны прозрачна, как стекло. Хотя княжна начинала догадываться: скорее всего, это действительно стекло, а то, что видно из кабинета, – хорошо сделанный морок.
И может, кто-то другой, кто знал Тадора меньше, ничего не понял бы по угрюмому лицу барса, но куница хорошо рассмотрела, как удовлетворенно дёрнулся уголок его губ и прищурились глаза. Тадор был доволен. Значит, это еще не весь его план, и ее бывший напарник придумал нечто более сложное, чем просто жить в одном доме с нею.
Ох, глупец, горько усмехнулась Веся, он даже не догадывается о мощи чародеев! Или как раз догадывается и задумал еще более невероятное предательство? Княжна попыталась представить, какая задумка могла бы прийти в его голову, и невольно вздохнула, скверно, если Тадор убедил отца и тот ради спасения дочери пошел на сговор с несостоявшимся зятем.
– Ну и как тебе понравился бывший напарник? – по лесенке в комнатку поднимался Саргенс.
Прошел к дивану, устроился с явным намерением сидеть тут долго и налил в принесенную кружку отвара.
– Я уже говорила… Тадор не привык отступать. И очень боюсь, что сейчас он действует не в одиночку, а в сговоре с батюшкой.
– Несомненно, – отпив отвара, задумчиво подтвердил чародей. – И если твоего отца ведет любовь и тревога за тебя, то Тадора – совсем другое чувство.
– Знаешь… – неожиданно для себя призналась Весеника, – вы вчера сказали, что моя наставница великая женщина… Я только теперь начинаю понимать насколько.
– Это интересно, – прищурился чародей, – и какой же совет она тебе дала?
– Не показывать неодаренным всех своих умений… вроде того, каким я вчера остановила негодяя Петиза. Скажи, как вы намерены с ним поступить?
– Скажу. И покажу. Но только после того, как ты войдешь в круг. А сейчас смотри!
Но Веся и сама уже смотрела на уверенно идущего к столу старика и невольно начинала улыбаться. Насколько она успела его узнать, настроение у Ольсена было самое боевое.
– Значит, ты с ним знакома, – подтвердил собственные подозрения Саргенс, – и этот плут обвел меня вокруг пальца!
– Не оскорбляй нашего дедушку!
– А ты его считаешь своим? – усмехнулся чародей. – Даже не зная, простит ли тебя Берест!
– Саргенс… я понимаю, что ты меня снова проверяешь, но дай послушать!
– А там еще нечего слушать, – утаскивая кусок пирога, фыркнул чародей, и он был прав.
Ольсен уверенно устроился на стуле, стоявшем по другую сторону стола главы Цитадели, и молчал, хмуро рассматривая сидящего перед ним магистра. И хотя Весенике была видна только макушка чародея да спокойно лежавшие на столе руки, она вполне могла представить себе облик Феодориса.
– Всё-таки они родственники, – выдохнула княжна, едва проделав мысленно это действо, и тоже взяла пирог.
– А это тайна.
– Не для целителя. Почему вы ему ногу не вырастили?
– Не хочет больше чем на день оставлять мельницу, а там у нас сил не хватает. Да и говорит, что привык.
– Врет, – твёрдо заявила Весеника, – просто чего-то боится. Или кому-то доказывает… он упрямый.
– Ну, – произнес в этот момент Феодорис, – так и будешь молчать?
– А разве нужно что-то еще говорить? – едко осведомился Ольсен, поднимая густую бровь.
– Желательно.
– А сам ты не догадываешься, ради чего я бросил мельницу?
– Решился, наконец, на новую ногу?
– Шутишь? Значит, настроение у тебя хорошее! А вот на юге дома горят, люди гибнут! А кучка сильных воинов и целителей сидит в твоей Цитадели, вместо того, чтоб их защищать и лечить!
Веся тихонько фыркнула, это обвинение явно было проверкой, попыткой выяснить намерения чародея. И судя по тому, как откинулся на спинку своего сиденья Феодорис, он тоже знал привычку старика сначала проверить крепость решения собеседника.
– Я готов выслушать твое мнение о том, как следует решить это дело.
По строгому, «судейскому» тону, с каким были произнесены верховным чародеем эти слова, княжна сразу сообразила – долго спорить и перепираться с мельником Феодорис не собирается. И начинала осознавать почему. Однако не желала пока загадывать наперед, в этой Цитадели все ее прежние представления один раз уже круто перевернулись, и она пока вовсе не уверена, что это был окончательный поворот.
– Мое мнение? А оно простое, Феодорис! Решая судьбы других, не забывай, что и сам человек и тоже можешь однажды ошибиться!
– Потому-то ты и щеголяешь до сих пор обрубком ноги? – с неожиданно мягкой укоризной спросил чародей, и суровое лицо старика вдруг дрогнуло, стало на миг обиженным и мальчишечьим.