На Елену давили со всех сторон (впрочем, нет точных данных, что на смене религии настаивал ее муж). Особенно непростыми стали отношения молодой женщины со свекровью, вдовствующей королевой Елизаветой Габсбург. Убежденная католичка, дочь императора Священной Римской империи, она крайне неодобрительно относилась к намерению Елены сохранить веру. Если церемония или торжество требовали присутствия обеих – княгини Елены и Елизаветы, – то свекровь подчеркнуто не замечала невестку.
Немало неприятных минут доставил дочери Ивана III и брат ее мужа, архиепископ Фридрих. И он не раз отмечал – княгине следует принять католичество. Упор делался на легитимность будущих детей Елены и Александра. Станут ли они, рожденные у людей разных вероисповеданий, законными наследниками Литвы? Или конфессиональное препятствие поставит их в ранг незаконнорожденных?
Литовский историк Эдвард Гудавичюс утверждает, что Иван III планировал сделать из дочери своего агента, что требовал от Елены докладывать ему обо всем, что происходило в Вильнюсе. «Женщина высокого интеллекта, – пишет он в своей книге „История Литвы от древнейших времен до 1569 года“, – она понимала, что является супругой властителя большого государства, и по мере сил старалась быть ему опорой… Доносить отцу о делах Литвы Елена отказалась. И требование Ивана III возвести в Вильнюсском замке православный храм она отклонила на том основании, что вблизи замка уже есть церковь Пречистой Девы Марии».
Не поддаваясь давлению родственников Александра, Елена тем не менее сумела выстроить собственную линию поведения. По всей видимости, она не стала возражать против отсылки в Москву своего духовника, столь некрасиво проявившего себя во время венчания. В ее ближайшем окружении оказались преимущественно люди из Литвы. Известно, что Елена приняла и моду, которой придерживались местные знатные женщины.
Александра II считали слабым правителем. Скованный многими договоренностями, он не решался вступать в альянсы, которые предлагали ему то поляки, то шведы. Он действовал крайне осторожно, опасаясь, что более резкие шаги могут навредить княжеству. Утверждали также, что Александр был болен сифилисом и из-за этого его поведение порой казалось странным и нелогичным. Перепады настроения, вспышки гнева, потом длительные депрессии…
В 1498 году муж Елены вел тайные (и безрезультатные) переговоры о выдвижении своей кандидатуры на шведский трон. И в том же году ему пришлось столкнуться с другими неприятностями – турки оказались в опасной близости от него. Они разоряли южные земли Польши, а затем подошли к Восточному Подолью. Чтобы теснить врага, сил одного княжества было недостаточно. Началась подготовка договора о взаимопомощи между Польшей и Литвой.
Одновременно с этим проявил себя и крымский хан Менгли-Гирей. Он потребовал дань за тринадцать городов и намеревался получить в свои владения Путивль, Черкассы и Киев (последний город Менгли-Гирей был готов уступить Москве). Обстановка накалялась с каждой новой неделей.
Иван III начал военные действия в 1500 году. На южнорусском направлении командовал Яков Кошкин. Брянск был взят им практически без боя, а наместник, Станислав Бартошевич, попал в плен. В дальнейшем Кошкину удалось добиться выдачи рыльского князя, ему покорился и Семен Можайский, который ранее поддерживал Литву. На восточных своих рубежах Александр II в короткий срок потерял огромную территорию. Вскоре был взят и Путивль.
Получалось, что тесть и зять вступили друг с другом пусть и не в открытое – но все-таки противостояние. Московский князь утверждал, что Александр принуждает православных верующих принимать римскую веру. Литва возражала. А Польша, которая обещала взаимовыручку в сложной ситуации, не стала вмешиваться. Что же до крымских татар, то они использовали любой удобный момент для грабительских набегов.
У Литвы не было сил противостоять. Широко известно, что в этих условиях помощи попросили у Елены. Она могла провести переговоры с отцом и пыталась сделать это. Александр же направил около четырех тысяч всадников в сторону Смоленска, и возле реки Ведроши литовцы атаковали русские войска, явно превосходившие их числом. Поражение сил Александра было сокрушительным.
Не оставлял в покое южные рубежи и Менгли-Гирей. Ему удалось – почти беспрепятственно – пройтись по Подольским и Волынским землям. Литве пришлось признать поражение: отныне она обязывалась платить Крыму дань.
В надежде обрести союзника Вильнюс пошел на заключение договора с Ливонским орденом. Одновременно он рассчитывал, что хан Большой Орды ударит по крымчанам – к слову, это и произошло летом 1501 года. А Вальтеру Плеттенбергу удалось разбить русское войско на Сирице…
Александру следовало бы сосредоточиться на военных делах, а его снова поманила корона. В Польше выбирали государя[38]. 25 июля 1501 года князь Литовский выдвинул свою кандидатуру. Он нажимал на тот факт, что Польша и Литва не единожды объединялись против общего врага и заключали договоры. Занятно, что главными соперниками мужа Елены были его братья… Большую поддержку Александру оказал его брат, теперь уже кардинал Фридрих. И 30 сентября князя Литовского провозгласили королем Польши. Теперь дочь Ивана III становилась королевой. Коронация состоялась чуть позже, но… без Елены. Православную княгиню отказались венчать на царство. Таким образом, Елена, хоть и считалась польской королевой, коронована все-таки не была.
Но, как мы помним, Александр никогда не считался сильным правителем. Теперь же на него обрушился груз польских проблем. От него ждали, что он сумеет выстоять против турок. Нерешенным был и вопрос с русскими войсками, а в Литве нервничали из-за присоединения к Польше. Магнаты не очень-то стремились к такому… Да и казна обеих земель была пуста: что в Вильнюсе, что в Кракове не располагали средствами для амбициозных планов и вооружения крупного войска.
Разочарованием для Александра стала и ситуация в Большой Орде: Шиг-Ахмат потерял изрядную часть своих сообщников, предпочитавших теперь служить Менгли-Гирею. Шептались, что от хана сбежала даже его главная жена. Крымчане разбили ордынцев весной 1502 года.
Нерешенным был вопрос и о военном противостоянии московскому князю. Летом 1502 года начались переговоры, на которых Александра представляли наместник Полоцка Станислав Глебович и еще целый ряд дворян, которым лично доверяла княгиня Елена.
«Иван Сапега, – пишет Эдвардас Гудавичюс, – вез письма госпожи, в которых она обращалась к отцу, называя себя его служанкой и девкой… По русским обычаям, это были эпитеты, обязательные в устах дочери, но в данном случае важнее… занимаемое Еленой положение и этикет межгосударственных отношений… Позволяя жене вести себя подобным образом, Александр II демонстрировал свою растерянность».
Александр не сумел сохранить лицо, он выглядел робким просителем и показывал, что он проиграл. Письмо Елены было воспринято должным образом. 23 марта 1503 года заключили перемирие на шесть лет. Литва потеряла ¼ своих земель.
Брак Елены и Александра оставался бездетным, а польский король почувствовал приближение смерти. Он решил признать младшего брата, Сигизмунда, своим преемником. В мае 1506 года состояние Александра ухудшилось настолько, что он призвал духовника. Елена находилась рядом. В Лиде, на смертном одре, неудачливый князь и король подписал завещание. Его заверил канцлер Польши, представители семьи Глинских и Радзивиллов. Особенно просил Александр позаботиться о его любимой жене.
После смерти мужа Елена попробовала оказать влияние на политику еще раз – она старалась помочь своему брату, новому князю Московскому Василию III, избраться на престол Литвы. Фактически это означало бы присоединение Литвы к России. Переговоры не увенчались успехом, а новый правитель Сигизмунд отобрал у вдовы часть владений, которые завещал ей Александр. Такая открытая враждебность заставила Елену пересмотреть свои планы. Отныне у нее не было ничего, что могло бы заставить ее оставаться на литовской земле.
Впрочем, в руках вдовствующей княгини и королевы оставались жалованные ей грамоты на некоторые территории, у нее имелись средства и драгоценности, которые могли бы обеспечить ей безбедное существование на родине. Отныне Елена мечтала только о возвращении в Москву. К слову, вдовые литовские княгини часто поступали таким же образом – ехали домой.
Но Сигизмунд не был расположен отпускать Елену. Она могла бы стать ценной заложницей, если бы потребовалось шантажировать Василия. И то, что принадлежало ей, новый правитель вовсе не хотел отдавать просто так. Отъезд в Москву он считал невозможным. Тогда начались тайные переговоры, практически подготовка к бегству: в 1511 году Елена сумела выстроить план. Ей нужно было лишь добраться до границы с русскими землями, а там бы ее встретил отряд князя Василия. Князья Одоевский и Курбский должны были сопровождать княгиню на родину.
Непонятно, кто стал слабым звеном в этой цепи. Но про побег Елены стало известно Сигизмунду, и прозвучал приказ об аресте княгини. Своими действиями брат Александра нарушил сразу несколько законов: он отправлял в заключение невиновную, и он сделал это прямо в церкви. Елену Ивановну поместили в Бирштаны. Все, что ей принадлежало, было конфисковано.
Взбешенный таким обращением с собственной сестрой, великий московский князь Василий III выдвинулся с войском на границу Литвы. Начался очередной этап русско-литовской войны, но дочери московского князя, побывавшей княгиней литовской и королевой польской, не было суждено видеть ее окончания. Елену перевезли в Браслав, где она и скончалась в 1513 году. Есть основание считать, что она была попросту отравлена. Масла в огонь подлил циничный Сигизмунд, который отметил в одном из писем, что «государство избавилось от многих хлопот».
Ценности Елены перешли к королеве Барбаре Запольяи, молодой жене Сигизмунда. А русскую княжну не отпустили домой даже после ее смерти – похоронили в Вильнюсе, в Пречистенском соборе.