Вальдемар не претендовал на трон. Любвеобильный Кристиан имел детей от первого брака, поэтому ему оставался титул графа Шлезвиг-Гольштейн и подаренный остров Тосинге. Не бог весть какой жених. И все-таки королевский сын, представитель правящей династии. Брак с царевной Ириной помог бы укрепить связи между Данией и Россией.
Ирина была младше Вальдемара на пять лет, поэтому с переговорами не торопились. В 1641 году в Копенгаген выдвинулось русское посольство, и по его итогам рапортовало Михаилу Федоровичу:
«Королевич волосом рус, ростом не мал, пригож лицом, здоров и разумен, умеет по-латыни, знает по-французски и немецкий язык, искусен в военном деле».
Затем предполагаемый жених лично приехал в Москву. Это было первое знакомство, схематичное, знакомство-набросок, но очень важное: стороны понравились друг другу. Ирину, разумеется, датскому принцу не показали, но зато определенно обозначили приданое и свое расположение. Сам же «королевич» выглядел приятно, демонстрировал прекрасные манеры и держался с большим достоинством. За Вальдемаром наблюдали пристально: например, государь приказал доложить, как свита относится к сыну датского правителя. Вскоре ему сообщили: перед Вальдемаром снимают шляпы, а когда он обедает, стоят подле него, не смея шелохнуться. Этот ответ Михаилу Федоровичу пришелся по душе.
Сватовство признали удачным. Любопытно, что, описывая невесту, королевичу рассказали, что царевна Ирина, в отличие от некоторых других женщин, никогда не бывала пьяна… Занятная характеристика для молодой девушки. И все же начались дипломатические переговоры об условиях союза. И среди первых вопросов подняли тот, что касался веры.
Царевна Ирина, по замыслу ее семьи, не должна была ни при каких обстоятельствах менять православную веру. Этот момент датчане не стали оспаривать, но ясно дали понять – со своей стороны они проявляют такое же упорство: Вальдемар Шлезвиг-Гольштейн не должен принуждаться к смене вероисповедания.
Они не поняли друг друга – или просто не захотели понять. Несмотря на ясно обозначенные «границы» в переговорах, патриарх Иосиф и государь Михаил Федорович принялись рассказывать потенциальному жениху, насколько правильным для него будет «перекрещивание». Вальдемар выразил закономерный протест. Дело, начавшееся столь бодро и многообещающе, начало буксовать.
«Вера латинская» у русских духовников вызывала раздражение на протяжении сотен лет. В «Слове о вере крестьянской и латинской», которую, как полагают, написал игумен Феодосий, прямо говорится: «Ты же, благоверный самодержче, блюди себя от них». Митрополиту Никифору приписывают три послания против латинян… Неудивительно. Политика Рима периодически была довольно агрессивной по отношению к православию: вспомним, как папа Александр VI Борджиа требовал от польского правителя изгнать православную жену. А экспансия немецких рыцарей? В то время, когда святой князь Александр Невский поднимал свои знамена, не в последнюю очередь звучал призыв: «За веру православную!» Добавим к этому насаждение католичества, которое, хотя и было осуждено в 1317 году самим Римом, никак не способствовало благодушному восприятию западного христианства среди православных.
Вальдемар Кристиан вряд ли был посвящен в эти тонкости. Для него вопрос сохранения собственной веры оставался скорее статусным. Европейские принцессы, выходя замуж, перенимали обычаи своих новых родственников и не требовали от мужей подчиняться законам собственной семьи. А в случае со сватовством к царевне Ирине все происходило как раз так: от Вальдемара, по сути, требовали признания более высокого статуса его будущей супруги.
Чтобы склонить «латинянина» на свою сторону, патриарх Иосиф составил послание для королевича. В ответ он получил такое же аргументированное и подробное сообщение: Вальдемар останется при своем мнении. Царевна Ирина в этих прениях участия не принимала. Сомнительно, что у нее была и возможность общаться с потенциальным женихом.
Основные переговоры о женитьбе пришлись на 1644 год. В январе Вальдемар приехал в Москву, а в первых числах лета начались прения по религиозному вопросу относительно будущих новобрачных. Позицию датчанина отстаивал священник Матфей Фильгобер. Ему противостояли протопоп Никита, протопоп Иван Наседка, Михаил Рогов и греческие священники. Спор касался двух основных моментов: крещения и обрядов. Сильной стороной Вальдемара было то, что он напомнил русскому царю – когда-то Иван III выдал дочь замуж за католика. Так почему бы не сложиться схожему союзу?
Пространные объяснения о том, почему именно Вальдемар должен принять православие, не убедили датчанина. Участие в переговорах принимал даже польский посол Стемпковский – он утверждал, что упорство принца плохо скажется и на нем самом, и на отношениях России с Данией.
«Могу уступить в следующем, – отвечал Вальдемар, – пусть мои дети будут крещены в православной вере, посты я буду содержать сколько возможно без повреждения здоровью, буду сообразоваться с желанием государя в платье, больше ничего не уступлю… Что королю, отцу моему, будет плохо, если великий князь станет помогать шведам, до этого мне дела нет. Не думаю, что королевство датское и норвежское не могли справиться без русской помощи».
Договоренности трещали по швам, и государь Михаил Федорович больше всех переживал, что дело стопорится. Есть основание считать, что неудача с Вальдемаром так сильно подействовала на русского царя, что привела к его преждевременной кончине. 13 июля 1645 года объявили, что правителя не стало. Впрочем, медики XVII века обосновывали его смерть своеобразно – «от многого сидения» и «сиречь кручины». Михаилу Федоровичу на тот момент было всего-то 49 лет. Любопытно, что сто пятьдесят лет спустя история повторится – расстроившаяся свадьба сведет в могилу русскую императрицу…
«Королевича Вальдемара» несколько месяцев держали практически под стражей. 25 июня царю сообщили, что «королевич заболел болезнью сердечной, скушает пищи или чего изопьет, то тотчас назад. Может быть, удар или огневая болезнь». Однако на решение оставить «жениха» под стражей это не повлияло. Известно, что Вальдемар пытался вырваться из своей импровизированной темницы и даже добрался до Тверских ворот. Но его поймали и вернули назад. Разумеется, ни о какой свадьбе речи быть уже не могло. Теперь планы на брак с царевной Ириной были для датчанина прошлым делом. Он ждал одного – когда ему позволят вернуться домой.
13 июля 1645 года объявили, что правителя не стало.
После смерти Михаила Федоровича возможность покинуть Россию для Вальдемара наконец представилась. Новый царь, Алексей Михайлович, прекрасно понимал, что дело зашло в тупик. Удерживать сына короля Кристиана не имело никакого смысла. Да и грозило дипломатическим скандалом. Так что 17 августа 1645 года мечта Вальдемара исполнилась – он уехал на родину.
«Ближние к королевичу Вольдемару люди стали поговаривать, что вдруг все это только для виду! Вдруг вот едут они себе спокойно, а за ними погоня. Придерутся к чему-нибудь и силой вернут обратно.
Хотя такие предположения и были невероятны, но у страха глаза велики, разговоры эти в конце концов подействовали даже на Вальдемара.
– В таком случае мы не дадимся им живыми, будем биться до последнего издыхания! – воскликнул он и приказал всем своим людям вооружаться и быть наготове.
Однако ничего не случилось. Как ни оглядывались во все стороны датчане, не могли заметить по дороге ничего подозрительного и благополучно добрались до Вязьмы. Было очевидно, что никакого зла против них не умышляют и в Москву вернуть не хотят.
Поверили наконец пленники своей свободе. А королевич из Вязьмы послал государю письмо, в котором благодарил его „за великую любовь и сердечную подвижность, какие царь всегда ему оказывал и теперь оказал в том, что отпустил его и послов королевских со всякою честью“».
Его судьба сложилась трагически. В Дании он не имел ни большого влияния, ни высокого звания. Вальдемар оказался в положении средневекового рыцаря, младшего в роду, которому требуется самому прокладывать себе дорогу. Не в последнюю очередь из-за неприязненного отношения старшего брата, престолонаследника. Непросто складывались и его отношения с матерью. Все это привело к тому, что Вальдемар покинул Копенгаген и попытался искать счастье на шведской земле. Так он и погиб, в 1656-м, сражаясь за интересы чужой державы. Не будучи женатым, не оставив наследников.
Несостоявшаяся невеста, царевна Ирина, тоже осталась незамужней и бездетной. Брат не стал предлагать ей другого жениха. Более того, он многократно подчеркивал, как важна роль Ирины при русском дворе – она, его старшая сестра, была для Алексея Михайловича советчицей и опорой. Ирине же позволялось давать наставления царю. Сохранились ее письма, в которых она пытается заступиться за арестованную боярыню Феодосию Морозову:
«Зачем, братец, не в лепоту творишь, и вдову эту бедную помыкаешь с места на место. Нехорошо, братец. Достойно помнить службу Борисову и брата его Глеба».
Заступалась за Морозову не только Ирина, но и жена царя, Мария Милославская. Однако упорство, с которым Феодосия не желала принимать «новую церковь», подчеркивая свою верность старообрядчеству, привело ее к гибели. Даже покровительство двух самых влиятельных женщин в государстве не позволило сохранить жизнь Морозовой.
В целом Ирина прожила жизнь типичной знатной женщины своего времени – за той лишь разницей, что ей не было позволено создать семью, – она занималась благотворительностью, жертвовала монастырям, помогала деньгами тем, кто отправлялся к святым местам. В поместье, доставшемся ей по наследству от бабушки Марфы, она разбивала сады. Известна ее тяга к нарядам и украшениям, которые она заказывала для себя, а затем легко раздаривала прислужницам:
«Царевна Ирина пожаловала княжне Прасковье пелену, а крашенинные карлицам Аленке, Манке и Анютке Быку… Декабря 31-го скроены два треуха на тафте червчатой, исподы куньи – и царевна пожаловала их девкам Соболе да Смире… Феврал