Словом, Катишь была рождена для такой роли. Красавица, умница, с прекрасным образованием… Правда, дела Вюртемберга шли далеко не блестяще, и в Штутгарте весь двор Екатерины Павловны состоял из няни для ее сыновей, фрейлины, камердинера, секретаря и английской учительницы.
«Дети не должны забыть русский язык», – утверждала Катишь, поэтому педагогам было дано строгое указание – обязательные занятия русским и изучение русской литературы. Кстати, уверяли, будто среди своих братьев и сестер Екатерина Павловна чуть ли не лучше всех владела родным языком.
По счастью для Вюртемберга, Катишь привезла приданое, которое позволяло ей заниматься самой разнообразной деятельностью – от открытия приютов до создания швейных мастерских. Она с таким энтузиазмом погрузилась в свою работу, что заслужила любовь и уважение свекра, поначалу скептически к ней отнесшегося. А простой народ ее обожал.
После смерти отца Вильгельма и рождения первой дочери новых короля и королевы Вюртемберга жизнь в этом небольшом государстве стала постепенно налаживаться. Урожай 1817 года намного превзошел 1816-й, Катишь выписала семена из-за границы, чтобы разнообразить посевы. Она создала и училище для детей из бедных семей, где они могли бы изучать сельское хозяйство. А после задумала весьма амбициозный проект – собственный Смольный. И, опять-таки, эти расходы покрывались из ее сбережений и приданого. Россия оплачивала все улучшения, происходящие в Вюртемберге. Для немецкого королевства этот брачный проект оказался невероятно прибыльным.
В августе 1818-го Катишь осуществила мечту. Двести девушек поступили в ее Королевский институт. Когда двумя месяцами позже императрица Мария Федоровна навестила дочь, именно это учреждение ей показывали в первую очередь. Екатерина Павловна гордилась, что сумела воплотить замысел в жизнь. Но в королевской семье не все складывалось так, как хотелось Катишь. Вильгельм всегда был повесой – и уже после свадьбы с русской великой княжной не раз был замечен в обществе актрисы Элизабет Мар. Другим разочарованием для Катишь стало появление при дворе прежней пассии ее мужа, Бланш Ла Флеш. Новоявленный король одарил любовницу титулом баронессы, а та не скрывала, что и теперь имеет большое влияние на Вильгельма.
Катишь чувствовала себя оскорбленной. В ее собственной семье тоже нередкими были связи на стороне – Павел I открыто уделял внимание фрейлине Нелидовой, а потом осыпал благами Анну Лопухину. А уже после его смерти на свет появилась Марфа Мусина-Юрьева[67], незаконная дочь, прижитая, как уверяли, от Мавры Юрьевой, камер-фрау императрицы. Не скрывал своего увлечения Нарышкиной родной брат Екатерины. Разъехались после череды скандалов великий князь Константин Павлович и его супруга Анна Федоровна… Но Катишь не рассчитывала на подобное в браке с Вильгельмом.
Дальнейшее дает простор для трактовок. 1 января 1819 года в Штутгарте давали праздничный обед по случаю Нового года. 2-го числа королевская чета посетила конный завод – разведением лошадей занимался лично Вильгельм. Вечером в придворном театре они смотрели спектакль… А вот потом оба удалились в свои покои. По одной из версий, Вильгельм договорился о встрече с Бланш в Шарнхаузене. Катишь об этом донесли, и она решила застать мужа с поличным.
Январь, холод, она спешила. Одни уверяли, что королева ехала верхом. Другие – что она взяла экипаж. Так или иначе, вечером 2 января Екатерина Павловна была уже совершенно простывшей. 9-го числа ее не стало.
Другая, более часто встречающаяся версия – Катишь скончалась от «рожистого воспаления». За несколько дней до смерти она жаловалась на сыпь, у нее резко поднялась температура. Что стало причиной – неизвестно.
Когда императрице сообщили о ее смерти, она закричала по-немецки: «Нет, Като! Она не могла умереть!» Потрясение испытал и государь Александр I. На протяжении двух столетий историки разбирают его письма к сестре и находят в них признаки очень пылкой любви к Катишь. Она для него – «любимый друг», «Бизям», «очаровательное создание»… Он щедро рассыпал ей комплименты и признавался, что не может прожить без нее:
«Ваша любовь необходима для моего счастья, потому что Вы самое красивое создание в мире!.. Я боготворю вас и надеюсь, что вы не отвергнете меня».
А вот послание, отправленное императором 15 сентября 1805 года:
«Chère Bissiam, vottre charmante lettre m’a cause le plus grand Plaisir, je ne puis vous rendre comme je suis sensible à tout votre amitie. J’aime aussi, ma chère Bissiam, de tout mon cœure, oh! Cela, Dieu le sait, et tout ce qui me vient d’elle me touche au dela de toute expression. Adiue, ma bonne amie, je n’ai qu’un tout petit instant. Pensez quelquefois à un frere qui vous est bien attaché.
„Дорогая Бизям, ваше очаровательное письмо доставило мне наибольшее удовольствие. Я не могу высказать все, что чувствую по поводу вашей дружбы. Я тоже люблю вас, моя дорогая Бизям, мое сердце – о! Господь знает, что все, что происходит от нее, тревожит меня с невероятной силой… Прощайте, моя прекрасная подружка, у меня есть всего лишь одно мгновение. Иногда думайте о брате, который так связан с вами“».
Среди тех, кто изучает биографию Катишь и Александра I, есть сторонники теории, что неудачи великой княжны в устройстве ее брака напрямую связаны вот с этой безумной любовью императора. Что как раз по этой причине он не позволил сестре пойти за Багратиона и за Долгорукова, не активничал, когда возник проект с австрийским и французским императорами. И Георг Ольденбургский был для него удобной «ширмой». К тому же, выйдя замуж за Георга, Катишь оставалась бы в России (правда, став женой Багратиона или Долгорукова, она также не покинула бы пределов родины, так что этот аргумент вызывает вопросы). В таком случае странным кажется, что Катишь вообще вышла замуж. Если брат действительно пылал к ней чувствами совсем не братскими, не проще ли было оставить сестру незамужней? Почему же тогда Катишь позволили выйти замуж во второй раз, да еще и в Вюртемберг?
Не будем забывать, что Александр – человек довольно-таки непростого склада. Его обвиняли в убийстве отца (и до сих пор на этот счет мнения разнятся – знал ли он о готовящемся заговоре, участвовал ли в нем, и был ли Александр среди тех, кто действительно желал смерти Павла I), он много лет знал об увлечениях жены и сам не был верен ей. Он готовил политические преобразования, но не позволил им развиться в полной мере. «Я жил и умру республиканцем!» – эту фразу приписывают Александру, однако в его правление Российская империя не была похожа на республику ни малейшим образом…
Князь Вяземский отозвался о нем: «Сфинкс, не разгаданный до гроба». И в этом ключе совершенно логичным кажется, что Александр мог одновременно питать нежную любовь к Катишь и стараться максимально дистанцировать ее от трона. Советоваться с ней, писать ей подробные письма с театра военных действий и называть ее «очаровательной глупышкой» в тех же самых посланиях. В 1819 году он потерял главного корреспондента своих писем. Катишь умерла слишком рано и слишком внезапно.
В то же самое время на острове Святой Елены медленно угасал бывший император французов Наполеон Бонапарт[68]. Несостоявшийся муж Екатерины Павловны. И не только ее. К Романовым император сватался дважды: к Катишь, а еще к ее сестре Анне.
Глава 9. Королева голландская
Во дворце кипели страсти. Вдовствующая императрица Мария Федоровна категорично запретила своей дочери Като думать о браке с Наполеоном. Отказ не смутил императора, и он выразил готовность взять в жены другую из семьи Романовых – Анну.
«Невозможно в силу возраста», – мягко ответили французскому государю. Весной 1809 года великой княжне только исполнилось четырнадцать. И все понимали: лукавство чистой воды! В январе 1800 года сама же Мария Федоровна благословила союз четырнадцатилетней Дарьи Бенкендорф с графом Ливеном. Но свою собственную дочь отдавать замуж в том же возрасте она не стала. Причина была исключительно в женихе.
А в 1795-м императрица Екатерина II и вовсе усомнилась, что для новорожденной Анны удастся найти жениха. «Ну и мастерица ты, матушка, детей рожать», – с усмешкой сказала она невестке. Мария Федоровна с такой регулярностью пополняла детскую, что рождение очередного ребенка восприняли более чем спокойно. Великий князь Павел Петрович написал своему духовнику: «7 генваря 1795 года Бог мне даровал дочь, весьма счастливо на свет пришедшую… Названа она по бабке и по сестре моей». Анной, как мы помним, звали дочь Петра I, приходившуюся Павлу родной бабушкой. И такое же имя носила маленькая княжна, которой не суждено было достичь взрослого возраста.
Были и пушечные залпы, и официальные поздравления, но о девочке говорили исключительно небрежно, как об «очередном ненужном бриллианте в уже довольно богатом ожерелье барышень-невест». Ее мать оправлялась от родов, лекари были заняты здоровьем захворавшей великой княжны Ольги (малышка умерла неделю спустя после появления на свет ее сестры), а заботу об Анне взяла на себя все та же Шарлотта Карловна Ливен.
Когда не стало императора Павла, вдовствующая императрица предпочла большую часть времени проводить с детьми в Павловске. Там к маленькой Анне приставили учителей истории и математики, иностранных языков и музыки. Считалось, что эта княжна наименее талантлива среди остальных и выделяется только стараниями в рисовании. Ей трудно было конкурировать с яркой Катишь, но Анна к этому и не стремилась. Старшая сестра вызывала у нее благоговение, и, когда та переехала в Тверь, сестры императора Александра вели постоянную переписку.
Не считали Анну и красивой. Хотя французский посол Коленкур расписывал девушку императору Наполеону в самом комплиментарном тоне:
«Она высока ростом для своих лет, у нее прекрасные глаза, любезная и приятная наружность… Взор ее полон доброты. Нрав ее тих и, говорят, очень скромен. Доброте ее отдают предпочтение перед умом. В этом… она совершенно отличается от своей сестры Екатерины, слывшей несколько высокомерной».