Сжав мой локоть, жених проводил меня до экипажа, и в густых сумерках я не смогла разглядеть ни сад вокруг особняка, ни само здание. Путь наш прошел в молчании. Я про себя считала секунды, чувствуя, как стремительно теряю остатки сил. Князь Хованский со скучающим лицом глядел в темное окно кареты.
А дома нас встретил настоящий переполох: вернувшегося со службы отца наконец настигла записка от жениха, и он как раз собирался на поиски блудной дочери. В холле остро пахло нюхательными солями и нашатырем: Кире Кирилловне было плохо.
Пока отец и жених обменивались любезностями на прощание, я застыла, прислонившись плечом к стене.
Когда князь Хованский подошел ко мне, я отчего-то внутренне напряглась.
— Поправляйтесь, княжна, — сказал он, поцеловав воздух над моей ладонью.
Я не позволила искренности в его голосе себя обмануть.
Лакеи едва закрыли за ним двери, когда отец приступил к допросу.
Итак, меня посадили под домашний арест.
Старший князь Разумовский запретил мне покидать особняк вплоть до конца недели: на выходных ожидался бал в честь именин Киры Кирилловны.
Браслет, который она мне вручила для ювелира, я потеряла в момент наезда. Когда вспомнили про него, то было уже поздно. Его так и не нашли.
Единственную хорошую новость принесла мне Соня: разбушевавшийся отец заставил Сержа ежедневно ходить вместе с ним на службу. Они покидали особняк рано утром и возвращались уже поздним вечером.
Все планы, которые вынашивал мой брат, были, очевидно, поставлены на паузу.
Можно сказать, аресту в том или ином виде подверглись мы оба.
Несостоявшееся покушение, весь ужас которого дошел до меня не сразу, а спустя несколько дней, повлияло на меня странным образом. Я погрузилась в апатию. С трудом поднимала себя по утрам с постели, с трудом заставляла что-то делать, кроме как сидеть возле окна и смотреть, как с кленов в саду медленно опадала листва.
Но отдохнуть, учитывая слова доктора о сотрясении, мне и впрямь было полезно. Поэтому я твердо решила, что несколько дней разрешу себе ничего не делать, спать допоздна и, возможно, грустить.
Одно занятие, впрочем, нашлось. По особняку ходить мне никто не запрещал, так что я каждый день посещала библиотеку. Конечно, читать было порой непросто, но кое-что полезное я для себя выяснила. По большей части из газет, которые доставляли старшему князю Разумовскому к завтраку.
Меня мучила загадка, скрывавшаяся за словами Киры Кирилловны про князя Хованского: «Георгий третьей степени, апостол Первозванный в неполные тридцать лет».
Из газет я и узнала, что «Георгий третьей степени» официально назывался Орденом Святого Георгия и считался высшей военной наградой Российской империи. А «апостол Первозванный» был Орденом Святого апостола Андрея Первозванного и выдавался за особые заслуги перед Российским государством, включая как боевые подвиги, так и гражданские отличия.
И это так сильно контрастировало с моими представлениями о том, каким человеком был Георгий Александрович Хованский, что даже бесило!
На четвертый день заточения Кира Кирилловна сменила гнев на милость и приставила меня к делу: помогать с приготовлениями к балу.
Я и представить не могла, как это сложно. Казалось бы, простое торжество, но столько тонкостей, столько всяких мелочей следовало учесть!
Особняк походил на осиный рой: туда-сюда летали посыльные, разнося приглашения; извозчики привозили живые цветы для украшения бальной залы; приезжали модистки с платьями для примерки...
Вся эта суета заставляла нервничать. Мне ведь придется танцевать. Вспомнит ли тело знакомые движения? Или я опозорюсь еще и на балу?.. И — самое, пожалуй, главное — с кем я буду танцевать?
Ответ казался очевидным, ведь у меня был жених. И его очевидность вгоняла меня в тоску.
В день накануне бала я осталась в особняка одна: отец и брат уехали на службу, тетушка, поджав губы, сообщила, что несколько приглашений для особо дорогих гостей она должна доставить лично и также отбыла.
Я как раз стояла в просторном холле и принимала очередную партию цветов, раздавая указания посыльным, где разместить охапки роз, когда вошел дворецкий и, откашлявшись, торжественно объявил.
— Их сиятельство князь Хованский!
Хорошо, что я ничего не держала в руках, иначе непременно выронила бы.
Лакеи распахнули двери, и жених вошел в комнату стремительным, чеканным шагом. Я перехватила испуганный взгляд Сони и порадовалась, что была в холле не одна: меня окружали слуги.
— Княжна, — он чуть поклонился мне, остановившись в нескольких метрах.
— Князь, — я присела в слабом намеке на реверанс. — Отца и брата нет сейчас, они на службе…
Не представляла, что иное могло привести его в особняк, как не необходимость встретиться с кем-то из них.
— Я знаю, — его ответ обезоруживал. — Я приехал, чтобы поговорить с вами.
С несколько секунд я смотрела на него, размышляя, правильно ли услышала. Идеи в голову приходили одна безумнее другой, начиная с того, что он все же решился разорвать ненавистную ему помолвку и заканчивая той, что каким-то невероятным образом он понял, что я не та Варвара.
— При меньшем скоплении людей, — князь продолжал давить, и я, наконец, отмерла.
— Вот как, — посмотрела на него с сомнением, пытаясь прочесть ответ на лице, но оно ничего не выражало. — Что ж, ступайте за мной, — кивнув Соне, я развернулась и повела его в малую гостиную.
Ненавидела ее, но комната была ближайшей и самой удобной для приема гостей. Тем более таких незваных и нежданных.
— Что-нибудь выпьете? — я посмотрела на него, когда мы вошли. — Быть может, чай? Или приказать подать что-то из коллекции отца?
Князь резким взмахом руки остановил лакея, который хотел закрыть дверь, и покачал головой, вновь взглянув на меня.
— Нет, благодарю. Не стоит.
Воцарилась тишина: я стояла спиной к окну, скрестив на груди руки. Князь Хованский застыл напротив, сложив ладони за спину. Он был в привычном темно-синем мундире. Я же с утра надела простое, домашнее платье. Не ожидала гостей.
От его взгляда у меня по рукам бегали мурашки. Хотелось воскликнуть, чтобы он уже сказал то, ради чего пришел, и поскорее покинул особняк.
— Как вы себя чувствуете, Варвара Алексеевна? — спросил он спустя несколько минут, показавшихся мне вечностью.
— Весьма неплохо, благодарю вас. Вчера приезжал наш семейный доктор. Он сказал, что я вполне здорова. Допустил к балу.
Князь кивнул и вновь надолго замолчал. Я начинала нервничать, потому что не понимала ни его поступков, ни намерений. А это раздражало!
— Вы хорошо выглядите.
— Благодарю, — заученно ответила я и тряхнула головой. — Князь! — позвала нетерпеливо и резко. — Зачем вы приехали?
Когда наши взгляды встретились, воздух вокруг словно заискрился от напряжения. Князь хорошо умел скрывать свои эмоции. Он держал лицо, как и полагалось аристократу.
Но вот глаза...
Глаза не лгали. И они выдавали его с головой.
Он вовсе не был той глыбой льда, которой хотел казаться. В его взгляде бушевали настоящие, необузданные чувства. Я видела и страсть, и гнев, и удивление, и недовольство, и раздражение.
В тот момент время словно остановилось. Князь всматривался в мое лицо с жадным нетерпением, с голодом...
Мне пришлось опустить голову, чтобы разорвать эту возникшую между нами связь. Слишком много ненужных эмоций она будоражила в моей крови.
— Мы нашли того наездника, который едва не задавил вас, — сухо отозвался князь Хованский. Он прочистил горло прежде, чем продолжил. — Убитым.
Невольно я подалась вперед и вскинула руки к лицу. Голова чуть закружилась, и хорошо, что кресло оказалось буквально в шаге от меня. Проклиная собственную слабость, я рухнула в него и закрыла глаза ладонями.
— Избавлю вас от неприятных подробностей. Скажу лишь, что убили его в тот же самый день, когда он попытался убить вас.
К горлу подступила тошнота. Я и сама от себя не ожидала.
— Вам плохо? — князь вдруг вспомнил, что говорил с барышней.
Пока я перебарывала приступ накатившей дурноты, он вышел в коридор и распорядился принести воды. Потом, помедлив, подошел к креслу, в котором я съежилась, и остановился буквально в шаге.
— Как… — просипела я. — Как вы узнали...
В ответ я услышала мягкое фырканье.
— Уж что-то мы в Третьем отделении да умеем.
Его слова поразили меня так, что даже тошнота улеглась. Я резко вскинула голову и чуть подалась назад: слишком близко стоял князь.
Он сказал — Третье отделение? То самое Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, которое являлось в Российской Империи политической полицией? Занималось политическими делами. Следило за тайными обществами, раскрывало заговоры.
Ловило террористов.
Я была так поражена, что не могла произнести ничего связанного. Лишь моргала и смотрела на жениха снизу вверх. Он тоже почему-то молчал.
В какой же должности состоял князь в Третьем отделении?
И вдруг в один момент у всего появился смысл.
Его награды, к примеру, заиграли совсем другими красками.
Вошедшая Соня прервала наше неловкое молчание. Она хотела подойти с подносом прямо ко мне, но князь взмахнул рукой, и она, вздрогнув, повиновалась. Поставила кувшин на низкий стол и поспешно вышла из комнаты, бросая на меня встревоженные взгляды.
Князь сам наполнил водой почему-то чайную чашку и протянул мне.
Мысли мои к тому моменту занимала его неожиданно выяснявшаяся должность. Но, взяв чашку, я сразу же вспомнила и о мертвом несостоявшемся моем убийце, и клацнула зубами о тонкий фарфор.
— Вы знаете, кто его убил?
— Если бы знал, то не стоял бы сейчас перед вами, — резонно заметил князь Хованский.
— Почему вы приехали? — я вновь заглянула ему в глаза.
Он вздернул бровь, притворившись, что не понимает.
— Почему ко мне, а не к отцу? Почему специально выгадали, когда отца не будет дома?