В этот момент эффектно открылась неприметная дверь по левую сторону от нас, и темноволосый мужчина среднего роста стремительным шагом вошел в кабинет. Он носил гусарские усы; его побеленные сединой волосы чуть вились на висках, а одет он был в мундир тёмно-зелёного цвета.
Князь Хованский ступил ему навстречу, и они обменялись короткими приветствиями, и я могла поклясться, что неизвестный мужчина был совсем не рад его видеть. Наверное, надеялся, что меня доставят одну.
В какие они играют здесь игры?..
— Господин обер-полицмейстер, — из все той же потайной двери чуть суетливо выбежал молодой мужчина, практически юноша. Он держал в руках увесистую стопку каких-то папок, которую положил на стол. — Вот документы, о которых вы просили.
— Благодарю, поручик.
Обер-полицмейстер, значит.
— Николай Устинович, — князь Хованский помог мне снять манто и небрежно передал его подскочившему поручику, — к чему такая срочность? Что за таинственное письмо от Сергея Алексеевича, о котором еще ничего неизвестно даже Третьему отделению.
«Но уже известно вам» — повисло в воздухе непроизнесенным.
Однако, Его Превосходительство решил полностью проигнорировать слова князя и повернулся ко мне. Наверное, Варвара знала его по прошлой жизни. Я же не помнила о нем ровным счетом ничего и потому не могла сразу же разобраться в их подковерных интригах.
— Варвара Алексеевна, голубушка, примите мои глубочайшие соболезнования насчет вашего батюшки.
Я вздрогнула.
— Но отец... отец еще не...
Николай Устинович сверкнул насмешливым взглядом, но когда он заговорил, то его елейный голос никак не вязался с хищным выражением глаз.
— Нет-нет, конечно, нет. Пока нет. Но ведь никто не знает, куда заведет этот отвратительный акт террористов...
Вот оно что.
Рядом со мной шумно втянул носом воздух князь Хованский.
— Николай Устинович, моя невеста устала. Она переживает сейчас непростые времена, и эти волнения уже подорвали ее и без того хрупкое здоровье. Я не вижу ни одной причины, обосновывающей поведение отправленных вами офицеров. К чему этот ночной допрос? Если бы я не оказался рядом, они бы увезли княжну в одиночестве? Это совершенно недопустимо. Я буду вынужден доложить Государю, какой произвол творится при вашем попустительстве.
Князь говорил, чеканя каждое слово и не отводя взгляда от обер-полицмейстера, которого, правда, его слова мало трогали. Впрочем, под конец он все же нахмурился и мрачно посмотрел на моего жениха из-под кустистых бровей.
— Георгий Александрович, не хотел бы напоминать, но первым на допрос свою невесту отправили вы сами, — мягким, ласкающим слух голосом пожурил он.
Я бросила быстрый взгляд на князя Хованского. Он застыл чуть сбоку, словно каменное изваяние, и на ужимки обер-полицмейстера никак не реагировал.
— Это недоразумение уже было улажено, — процедил он сквозь зубы. — Так что за письмо? Мне ли вам напоминать, Ваше Превосходительство, что речь идет о похищении Московского генерал-губернатора и вашего непосредственного начальника. Мы должны прикладывать усилия, чтобы как можно скорее вырвать Сергея Кирилловича из лап террористов. А не пытаться съесть друг друга.
Теперь все имело смысл.
Отец был начальником обер-полицмейстера, у которого имелись свои виды и планы на продвижение по службе. Вероятно, они конфликтовали. Быть-может, пытались друг друга подсидеть.
Николай Устинович в своей должности являлся главой Московской полиции, а князь Хованский служил в Третьем отделении, которое занималось политическим сыском и надзором за террористами.
Да они все были словно змеи в бочке! Все возглавляли противоборствующие службы, все хотели снискать славу, быть обласканными Государем.
Упреки князя Хованского задели обер-полицмейстера. Он изменился в лице, насупился. От прежней пусть притворной, но учтивости не осталось и следа. И он бросился в атаку.
— Вам напоминать мне не нужно ничего. А вот мне вам, пожалуй, стоит. То, что я разрешил вам присутствовать при моем разговоре с Варварой Алексеевной — не более чем простая любезность. Но очень быстро я могу перестать быть любезным, Георгий Александрович. Вы, может, и жених, но пока еще не муж.
Обер-полицмейстер оскалился в торжествующей улыбке. Князь Хованский безотчетно шагнул вперед, сжав кулаки, но я успела вцепиться в рукав его шинели.
Мне совсем не хотелось, чтобы они принялись выяснять, кто какие права имеет в отношении меня. Поэтому пришлось взять все в свои руки.
Глубоко вздохнув, я посмотрела на довольного обер-полицмейстера.
— Николай Устинович, пожалуйста, скажите, что за письмо прислал мой бедный брат? — я заставила свой голос дрогнуть, словно была испугана и взволнована.
Получилось несколько театрально, но ему оказалось в самый раз. Изо всех сил скрываая улыбку, я наблюдала, как мужчина приосанился, расправил плечи, выпятил вперед грудь колесом. Потом он бросил на князя Хованского торжествующий, надменный взгляд, и мне пришлось подойти к жениху вплотную и тайком, успокаивающе коснуться ладонью его спины, чтобыобер-полицмейстер не заметил.
— Стало быть, письмо, — он подошел к столу и взял в руки самую верхнюю папку. — Ваш брат хочет, чтобы вы выступили, так сказать, переговорщиком от имени Государя-Императора, — и он широко перекрестился и посмотрел на один из портретов за своей спиной. — Террористы, видите ли, готовы обменять вашего бедного батюшку. И намерены обсуждать все детали лишь с вами. Не знаете, почему?..
— Террористы, видите ли, готовы обменять вашего бедного батюшку. И намерены обсуждать все детали лишь с вами. Не знаете, почему?..
Невольно я поднесла руку к горлу и коснулась высокого, застегнутого на все мелкие пуговички воротника-стойки. Быть может, стоит хлопнуться в обморок? Или притвориться малахольной идиоткой?
Что угодно, ведь отвечать на вопрос обер-полицмейстера я не собиралась!
Но пока я хлопала глазами, пытаясь понять, как на подобное заявление должна была бы среагировать благовоспитанная барышня, князь Хованский шагнул вперед, закрыв меня от въедливого взгляда обер-полицмейстера.
— Почему вы считаете, что у Варвары Алексеевны могут быть какие-либо догадки на этот счет? — спросил он. — Дела ее брата не имеют к ней никакого отношения.
— Может — да, может — нет, — загадочно ухмыльнулся Николай Устинович и шагнул в сторону, чтобы вновь оказаться со мной на одной линии. — Так что, Варвара Алексеевна?
— Как это письмо попало к вам в руки? — князь не дал мне ответить. Прищурившись, он внимательно изучал лицо обер-полицмейстера. — Политическими делами занимается Третье отделение. Знает ли о письме Его высокопревосходительство граф Меренберг?
Николай Устинович цыкнул с досадой и провел ладонью по гусарским усам.
— Не нужно угрожать мне вашим начальником, Георгий Александрович. Третье отделение уже прошляпило у себя под носом террористическую ячейку. Как можно доверить вам их поимку?
— Мне все ясно, — князь Хованский желчно усмехнулся и посмотрел на меня. — Идемте, Варвара Алексеевна. Нас здесь ничего не держит.
И он подставил мне локоть. Я взглянула на жениха, потом — на раскрасневшегося от злости обер-полицмейстера и накрыла протянутую мне руку ладонью.
— Вам это просто так не сойдет, князь! — уже нам в спину донесся голос Николая Устиновича. — Слышите, князь? Вы не сможете препятствовать проведению мной расследования! Никакие награды и любовь Государыни не спасут!
Я почувствовала ладонью, как вздрогнул князь Хованский. Он запнулся, сбился с шага и едва слышно охнул сквозь плотно сцепленные зубы. Сопровождаемые неприязненными взглядами офицеров, мы беспрепятственно вышли из здания. Я невольно начала дрожать, и жених накрыл ладонью мои пальцы, которыми я буквально впилась в его шинель.
На короткое мгновение это помогло. По телу разлилось приятное тепло, и я смогла обуздать захвативший меня еще в кабинете обер-полицмейстера страх. Но посмотрев на князя Хованского, я вспомнила все то, что произошло по его вине, и порывисто вырвала руку и отошла на пару шагов, запахнув на груди манто.
Смерив меня взглядом, он усмехнулся и отправился на мощеную булыжником мостовую ловить извозчика.
— Варвара Алексеевна? — голос обер-полицмейстера заставил меня отшатнуться.
Он вышел на улицу следом за нами, даже шинель не надел. За его спиной топтался поручик.
— Знаете, Варвара Алексеевна, — доверительно заговорил он. — Князь Хованский — далеко не единственный человек, который может вам помочь.
Я наивно похлопала глазами и посмотрела на обер-полицмейстера сквозь длинные, пушистые ресницы.
— Правда? А разве ж мне нужна помощь?
Какая-то эмоция мелькнула на его лице. Не то раздражение, не то умиление моей глупостью. Но заговорить Николай Устинович не успел.
— Княжна? — за моей спиной вырос князь Хованский. — Едем.
На обер-полицмейстера он даже не посмотрел, но я заметила остро проступившие на щеках жилы, когда он стиснул челюсть.
— До скорой встречи, голубушка, — на прощание пропел Николай Устинович, и мне захотелось немедля выкупаться и смыть с себя этот ядовитый елей.
— Что он хотел от вас?!
Я едва успела сесть на место, когда князь Хованский набросился с вопросами. Я выразительно посмотрела на него, попытавшись вложить во взгляд все то, что чувствовала, и он вдруг осекся. Сердито фыркнул и откинулся на спинку сидения, чуть нервным, беглым жестом поправив шинель.
— Сказал, что вы не единственный человек, который может мне помочь, — выждав немного, отозвалась я.
— Вот как? — брови князя взлетели вверх, губы скривились в презрительной усмешке. — С места в карьер решил взять Николай Устинович. Так и не пережил отказ вашего отца в сватовстве.
Я уже открыла рот, чтобы спросить, но вовремя опомнилась и лишь громко клацнула зубами, сумев остановиться в самый последний момент. Ох, как бы мне сейчас пригодилась память прежней Варвары! И сразу поведение многих мужчин обрело бы и смысл, и логику.