— Простите, Ваше сиятельство, — пробормотала она. — Я сказать хотела, что уже кучу визиток принесли, а еще вас посетители ждут...
— Какие посетители?! — я резко повернулась к ней.
Конечно, я сразу представила самое плохое: очередных офицеров из Третьего отделения или кого-то еще хуже.
— Говорят, дальние родственники Их сиятельства князя Хованского, — поспешно пояснила Соня. И добавила презрительно. — Денег, небось, просить пришли. По случаю свадьбы.
— А где сам князь? — растерянно спросила я.
— Ой, дворник сказал, что под утро, в шестом часу посыльный прибежал, с запиской для князя. Со службы, стало быть. Их сиятельство уехал тотчас, даже не покушал!
Голова у меня шла кругом. Слишком много информации я получила за несколько минут, как проснулась.
— Значит, так, — я решительно посмотрела на Соню. — Умываться, одеваться. Потом подать чай в малую гостиную или куда-угодно, но не в столовую. И пригласить туда незваных гостей.
— Конечно, конечно, княгиня, — закивала Соня, довольно улыбнувшись.
Первый день после свадьбы выдался ужасным.
Оказалось, что Соня ничуть не преуменьшила количество записок и визиток, которые доставили в особняк уже к девяти утра. Новости о нашем венчании распространились по Москве со скоростью урагана. Всем было любопытно, всем хотелось собрать как можно больше слухов, так что тон у тех записок, которые я успела прочитать, был самый разный. От насмешливого до приторного, от радостного до пеняющего.
Я решила, что отложу это на потом, и отправилась встречаться с родственниками князя, которых оказалось удивительно много. И которые — а вот это уже не удивительно — оказались князю никакими не родственниками. По крайней мере, не близкими. Троюродные братья троюродных дядей, сводные сестры по линии прабабушки, племянники племянников дедушек... Седьмая вода на кисели.
Все они хотели одного — денег.
Битву с ними я выдержала с честью, никому не дав ни рубля, как бы слезно меня ни молили, но заняло это преступно много времени. Пришлось отправлять Соню с извинениями к Кире Кирилловне: ведь я обещала тетушке заехать днем, чтобы повидаться и закончить разбор гардероба. Но визит пришлось перенести, потому что последнего дальнего родственника князей Хованских я выгнала из особняка лишь к пяти часам вечера.
Я потратила на такую глупость целый день!
Пожалуй, в следующий раз не буду ни с кем беседовать. Велю молча закрывать двери перед наглыми, любопытными носами.
Стрелки часов неуклонно подбиралась в шести, когда я, наконец, с облегчением выдохнула и рухнула в кресло, впервые в тишине и одиночестве. Нужно учиться на своих ошибках. Становиться жестче.
Все, что я запланировала на сегодня, пришлось отложить на завтра. Знакомство с домом, с прислугой, с сестрой князя.
Но вот с ним я обязательно поговорю вечером, даже если потребуется прождать его возвращения до глубокой ночи. Я хотела узнать подробности расследования. Два дня, занятые венчанием и его последствиями, полностью выпали, а ведь столько всего могло произойти! Почему, например, его вызвали на службу в такую рань? Что-то случилось?..
Но дожидаться мужа до ночи мне не пришлось. Я не успела допить в одиночестве свой чай, когда в малую гостиную, в которой я устроилась, вошел лакей и объявил, что экипаж Их сиятельства подъехал к воротам.
Георгий вернулся не один. Оказавшись в холле, я увидела графа Каховского. Он мялся в дверях, даже не сняв плаща. Он с трудом выдавил из себя приветственную улыбку, и я поняла, что что-то случилось даже раньше, чем встретилась взглядом с мужем, который выглядел совершенно измотанным.
Я чуть склонила голову, а он шагнул ко мне и взял за руку. Мы оба были без перчаток, и я впервые почувствовала прикосновение его прохладных ладоней, а не привычного атласа. Он чуть сжал мои пальцы, и я сразу же напряглась, заподозрив неладное. Князь не стал бы без причины столь открыто проявлять чувства. Тем более — при посторонних, пусть даже Михаил был ему другом.
— Мы получили второе послание от террористов, — сказал он, большим пальцем успокаивающе поглаживая тыльную сторону ладони. — Вам придется отправиться со мной на службу.
— Меня опять станут допрашивать?
Глубокая складка залегла у князя на переносице. Он резко покачал головой.
— Нет, Варвара Алексеевна, это не допрос. Но я... я должен показать вам послание.
Весь путь в экипаже до здания, в котором находилось Третье отделение, мы втроем проделали в молчании. Я лишь спросила у князя, из-за послания ли от террористов его вызвали на службу рано утром, и он подтвердил мои догадки.
Тревога вновь тугим узлом завязала мои внутренности. Мысли крутились в голове одна хуже другой. Получается, первое послание действительно было. Оно не оказалось выдумкой обер-полицмейстера, с помощью которой он хотел выдернуть меня на допрос тет-а-тет. И когда они не получили ответ, то попробовали еще раз. И теперь уже придумали нечто такое, что заставляло князя то и дело беспокойно вглядываться в мое лицо.
— Помните, это не допрос. Вы вольны уйти в любой миг. Просто скажите мне, и я выведу вас из кабинета, — торопливо говорил Георгий, когда, выйдя из экипажа, мы шагали к знакомым дверям.
Хотела бы я их забыть.
— Вы меня пугаете, — сказала я ему.
— Я знаю, — нерадостно кивнул он. — Но иначе нельзя, княж... княгиня.
В просторном кабинете — ничуть не похожем на кабинет ротмистра — набилась целая толпа. И все они разом замолчали, когда мы, сопровождаемые Михаилом, оказались внутри. Я заскользила изучающим взглядом по лицам мужчин. Узнала я лишь двоих: обер-полицмейстера Николая Устиновича и генерал-адъютанта Альбединского.
Проигнорировав их, Георгий, чеканя шаг и высоко вскинув подбородок, направился к человеку, стоявшему чуть в стороне ото всех — мужчине среднего роста с густыми каштановыми волосами и проседью на висках.
Мне понравилось его лицо с резкими чертами и взгляд, не лишенный строгости и проницательности. Глубоко посаженные глаза темного цвета смотрели хоть и сурово, но не вызывали у меня ни страха, ни отвращения, как это случилось с первой же секунды, когда я встретилась с обер-полицмейстером и генерал-адъютантом.
— Ваше высокопревосходительство, — обратился к нему князь, и я поняла, что передо мной стоял начальник Третьего отделения в Москве, граф Меренберг. Про которого тетушка говорила, что он угодил в опалу к Государю. — Разрешите представить мою супругу, княгиню Хованскую Варвару Алексеевну.
Граф Меренберг улыбнулся мне с едва уловимой теплотой и поднес к губам мою руку в перчатке.
— Я знал вас еще княжной Разумовской, — хмыкнул он. — Варвара Алексеевна, должен вам сказать, что мне бесконечно жаль, что все так сложилось с вашим батюшкой... Мы обязательно поймаем и накажем виновных. И, разумеется, примите мои поздравления со свадьбой.
— Благодарю, Ваше сиятельство, — я склонила голову, чувствуя на себе множество чужих, липких взглядов. — И за поздравления, и за сочувствие.
Георгий уверенным, покровительственным жестом положил ладонь мне на талию и чуть притянул к себе, перетянув часть взглядов.
— Так для чего я здесь? — я по очереди посмотрела на обоих мужчин.
— Мы получили от террористов второе послание, — жестким голосом произнес граф Меренберг. — Если первое еще можно было счесть за чью-то дурную шутку, то второе... Мы уверена, что его отправили те же люди, которые похитили вашего батюшку.
Я кивнула, ожидая продолжения и по-прежнему не понимая, какое отношение я имею к письмам от террористов.
— Они хотят говорить только с вами, Варвара Алексеевна, — вперед резко выступил обер-полицмейстер, грубо вмешавшись в нас разговор.
Я стиснула зубы и сосредоточилась на теплом, приятное ощущении, которое расползалось по всему телу от места, где Георгий касался меня ладонью. Я стояла близко к нему и потому услышала, как он заскрипел зубами на последних словах Николая Устиновича.
Граф Меренберг скривился, но ничего не сказал. Выждав очень показательную, осуждающую паузу, он заговорил вновь.
— К сожалению, у нас есть веские основания опасаться эскалации... В ином случае мы бы вас не потревожили.
— Какие основания? — тихо спросила я.
Граф посмотрел на Георгия. Очевидно, они что-то молчаливо обсуждали, обмениваясь лишь выразительными взглядами. А вот обер-полицмейстер вновь радостно влез в чужой разговор.
— Они перешли к насилию.
— Ваше Превосходительство!
— Государь мой!*
Одновременно воскликнули князь и граф, с непримиримым осуждением глядя на обер-полицмейстера, который выглядел довольным, но никак не смущенным. И он так пристально смотрел на меня, что все было понятно без слов. Хотел задеть, вывести из равновесия. Быть может, надеялся на публичный позор или скандал?
Этого он не дождется.
Мне хватило нескольких уроков в прошлом, чтобы научиться делать выводы.
— Какому насилию? — я чуть повернула голову, чтобы смотреть только в лицо мужа.
Он поморщился, словно от зубной боли, и метнул убийственный взгляд в сторону обер-полицмейстера.
— Вам не стоит этого слышать, — граф Меренберг вмешался, но я даже не обернулась к нему, пусть это и было невежливо.
— Какому насилию? — я нажимом повторила, не отводя взгляда от глаз Георгия.
— Они вырвали у вашего батюшки клок волос. И вложили его в конверт, который мы получили, — нехотя проговорил он
Я пошатнулась, но твердая ладонь князя помогла мне устоять.
— Это же ужасно... — совершенно искренне пробормотала я, чувствуя, как лицо приобретает мертвенно-бледный цвет.
— Вот с каким отребьем мы имеем дело, — вставил свои пять копеек обер-полицмейстер.
— Но мой отец... в порядке? — я потерянно повела плечами. — Это же... это же лишь клок волос... не что-то большое, ведь так?
— Именно так, — с нажимом проскрежетал Георгий, очевидно заметив, как Николай Устинович подался вперед, намереваясь что-то сказать. — Именно так, Варвара Алексеевна.