— Да, но подождите, скажите прежде, что с Сержем? А с Перовским?
— Вашего брата все еще ищут. Перовский убит, — сухо отрапортовал Георгий. — Я должен идти, — склонившись, он быстро поцеловал меня в лоб и развернулся до того, как я успела задержать его очередным вопросом.
Кондрат Тимофеевич смотрел на меня со снисходительной улыбкой.
— Новобрачные, — я была поклясться, что он прошептал это слово одними губами, проводив князя взглядом.
Я фыркнула. Жаль, но это не имело ничего общего с реальностью.
— Ну что, Варвара Алексеевна? Давайте вас осмотрим?
Разглядеть рану он мне не позволил. Лишь сменил повязку, которая стала поменьше: уже не закрывала половину лица и глаз, и проходила ровно над бровью.
— Вам повезло, Ваше сиятельство, — серьезно сказал доктор. — Придись удар на несколько сантиметров ниже, и мог пострадать глаз.
Да уж. Я с трудом сглотнула образовавшийся в горле комок и зябко поежилась.
Невероятно повезло.
Кондрат Тимофеевич проделал со мной еще несколько манипуляций: заставил посчитать до двадцати, решить несколько простых примеров на сложение, послушал сердцебиение и дыхание, разрешил встать и сделать пару шагов по комнате.
— Лихорадка ушла, можете отправляться домой, — сказал он, удовлетворившись увиденным. — Ваши родные будут невероятно рады.
— Их предубеждение против этого места...
— Вполне понятно, — прервал меня Кондрат Тимофеевич. — Но Их сиятельство князь поступил совершенно правильно, когда привез вас ко мне. В таких нужно действовать без промедления.
— Я знаю, — поспешно сказала я, потому что мне показалось, что доктор приписал меня к числу тех, кто осуждал Георгия. — Я знаю, что Их сиятельство поступил правильно.
Кондрат Тимофеевич, задержав на мне взгляд, тонко улыбнулся. Раскланялся и ушел, а оставшаяся в комнате сестра милосердия помогла мне умыться, насколько позволяли условия, и одеться.
Затем я, наконец, подошла к зеркалу. Белоснежная повязка выделялась на лице ярким пятном, привлекая внимание. Нужно будет попробовать укладывать волосы на эту сторону, чтобы прятать ее. Пока я разглядывала себя, то прислушивалась к негромким голосам, доносящимся из соседней комнаты. Я не могла различить слов, но по интонациям поняла, что отец и Георгий ругались.
Вздохнув, я толкнула дверь и вышла к ним. Пока мы прощались с Кондратом Тимофеевичем и спускались вниз, чувство, что что-то не так, меня не отпускало. Напротив, оно только усиливалось. Я всегда думала, что оба князя друг другу нравились. Георгий был близок с Императрицей: до того, как случилось похищение и все последующее. Отец не напрасно ведь сосватал ему свою единственную дочь — прежнюю Варвару. Это был выгодный союз, уж об этом мне прожужжали уши все.
Но что-то изменилось.
Внизу нас поджидали экипажи: один невероятно торжественный, с вензелями в форме буквы «Р». Догадаться, кому он принадлежал, было несложно.
— Варвара, — старший князь Разумовский взял меня под локоть и увлек за собой, — проедься со мной и тетушкой.
Я нахмурилась и тут же пожалела об этом, почувствовав под повязкой острую боль. Георгий стоял в нескольких шагах от нас с каменным лицом.
Да что происходит?!
— Отец, я поеду со своим мужем, — я уперлась ногами в брусчатку и попыталась высвободить руку, но князь не желал отпускать.
Силы наши были не равны. Я после лихорадки и недели, проведенной в постели, едва могла ходить. А отец был крепким мужчиной, и, кажется, проведенное в плену время не сильно его истощило.
— Что вы делаете? — Георгий, услышав наше препирательство, вырос за моей спиной.
Князь Разумовский окинул его убийственным взглядом, но руку разжал. Он ничего не успел сказать: вмешалась подошедшая к нам Кира Кирилловна.
— Варвара, Георгий Александрович, тогда, как условились с вами, ждем вас завтра вечером на ужин. Отдыхайте нынче. Идем, Алексей.
Фыркнув, отец развернулся на каблуках и зашагал к экипажу, даже не обернувшись. Сузив глаза, я посмотрела на мужа. Что бы между ними ни случилось, я желала знать.
— Идемте, Варвара Алексеевна, — устало выдохнул он и протянул мне локоть.
Едва мы оказались в экипаже, я посмотрела на него.
— Что это было, князь? Когда вы и отец успели рассориться?
— Кондрат Тимофеевич запретил мне вас волновать, — уклонился он от прямого ответа. — Обещаю, я все расскажу вам, но позже. Вы должны отдыхать.
«Я уже отдыхала целую неделю, валяясь в беспамятстве», — хотела бы сказать я, но не стала, потому что муж ведь был прав.
Я храбрилась, но чувствовала в ногах слабость: они подкашивались при каждом шаге. Голова противно кружилась, во рту то и дело появлялся мерзкий вкус тошноты, и даже короткий путь от дверей палаты до экипажа лишил меня сил и заставил покрыться мерзкой испариной.
Поэтому я кивнула и прикрыла глаза. Князь Хованский никуда от меня не сбежит, мы поговорим вечером.
Но здесь я ошибалась.
В особняке нас встретили радушно: я и не ожидала. Соня сияла от счастья, княжна Елизавета улыбалась и даже ее компаньонка выказала радость. Экономка лично проводила меня до спальни, коротко рассказав о делах особняка.
Потом я с наслаждением выкупалась, просидев в теплой воде, пока она не остыла, и поела бульона с яйцом, который Соня подала прямо в кровать. Я помнила, как закрыла глаза, уложила голову на мягкие подушки и пообещала себе, что немного вздремну и отправлюсь расспрашивать обо всем князя.
Буквально спустя мгновение я проснулась, а за окном уже стояла кромешная темнота. Мне показалось, я проспала не больше часа, но выходило, что почти целый день. В спальне уже горели свечи, на трюмо стоял поднос с закрытыми блюдами: мне приносили ужин, а я даже не проснулась.
Я почувствовала досаду на саму себя: вновь упустила драгоценное время! Интересно, слишком ли уже поздно, лег ли Георгий спать? Я бросила быстрый взгляд на дверь в углу, которая вела в его спальню. Но стучать в нее мне почему-то показалось бестактно, так что я надела плотный халат, заботливо оставленный кем-то на пуфе, что был приставлен к кровати, и поднялась.
Голова почти не кружилась, и сон определенно помог восполнить мне силы. Я чувствовала себя гораздо лучше, чем утром, а ведь тогда я думала, что уже поправилась. Завязав пояс халата и запахнув его под горло, я подошла к двери и вышла в коридор. Прежде, чем я постучалась в спальню Георгия, я заметила свет в конце длинного коридора: там располагался кабинет князя.
Так даже лучше. Поговорим не в спальне.
Я не успела сделать и пары шагов, когда услышала мужские голоса. Я моментально остановилась, потому что меня с головой накрыла волна неприятнейших воспоминаний: однажды ночью прежняя Варвара подслушала чужой разговор. И поплатилась жизнью.
Но потом до меня донеслось.
— Я должен ее отпустить.
Это сказал князь Хованский.
— Не глупи! — голос принадлежал его другу графу Каховскому. — Ты уже пожертвовал ради нее службой
И я приросла ногами к полу, не в силах уйти.
— Я должен ее отпустить.
Это сказал князь Хованский.
— Не глупи! — голос принадлежал его другу графу Каховскому. — Ты уже пожертвовал ради нее службой.
И я приросла ногами к полу, не в силах уйти.
***
— Не из-за нее, — упрямо возразил князь Хованский. — Из-за самого себя. Из-за решений, которые принимал.
— Ты про злополучный приказ? — в голосе графа звучала откровенная досада.
Кажется, они обсуждали это далеко не в первый раз.
Георгий фыркнул и что-то пробормотал. Очень тихо, я не смогла разобрать.
— Князь Разумовский освобожден из лап террористов, — сказал он едко, уже громче. — Его высокопревосходительство ясно дал мне понять: я на службе, пока не разыщу генерал-губернатора. Теперь с этим делом покончено.
— Его спасли благодаря тебе.
— Ту схему нам отдала Варвара Алексеевна. Но даже если и так, Серж ушел, Перовский убит, никого из тех, кто руководил похищением, мы не схватили. Единственное утешение: оба заложника выжили.
Оба?..
Моментально пронеслось в моей голове. Кто же был вторым? Все всегда говорили лишь про отца, и до этой минуты я и представить не могла, что отец был не один.
— Императорский гнев обрушился на Третье отделение из-за того, что мы упустили террористов у себя под носом. Отставки были неминуемы.
— И ты ступил на линию огня, когда женился на подозреваемой, — я почувствовала по голосу, что граф недовольно поджал губы.
— Она никогда не была подозреваемой, — вскинулся Георгий.
— Официально нет, но обер-полицмейстер вцепился в нее словно пиявка.
— Мстит мне за Первозванного (орден Андрея Первозванного — прим. автора).
— Да ты не шутишь ли? — Михаил едва ли не присвистнул. — Все еще не может смириться, что тогда наградили тебя? А не его? Но его-то за что?! Он не заслужил, — отрубил он решительно.
На некоторое время воцарилась тишина. Я даже дышать старалась через раз, чтобы ненароком не спугнуть двух мужчин. Пришлось осторожно прислониться к стене, потому что ноги меня почти не держали. Вскоре я почувствовала сильный запах табака: кажется, князь и граф взялись за трубки.
— То, что Его высокопревосходительство намерен повесить на тебя всех собак — бесчестно.
— Лес рубят — щепки летят, — философски отозвался Георгий. — Я сам подставил себя под удар.
— Выходит, все было напрасно, и ты мог обождать со свадьбой. И не ставить свою карьеру на кон. От них все равно пришло бы второе письмо, и Варвара Алексеевна отправилась бы на встречу, и мы бы изучили тот чертеж, который она передала.
— Ничего не было напрасно, — возразил князь упрямо. — Варвару Алексеевну оставили в покое лишь после венчания. И то не до конца, ведь обер-полицмейстер еще три раза ходатайствовал об ее допросе.
— Перед Его высокопревосходительством?!
— Да, — Георгий усмехнулся. — Граф Меренберг перенаправлял его прошения ко мне. Конечно же, я на всех ставил отказ.