— Ну и ну. Уверен, он доложил о каждом.
— Не сомневаюсь.
Услышав шорох отодвигаемого стула и шаги, я поспешно отпрянула от двери. Но, кажется, кто-то из них решил пройтись по кабинету, чтобы размяться.
— Но я все равно не понимаю тебя, Георгий, — голос графа Каховского прозвучал совсем близко. — Зачем разводиться? Я только и слышал от тебя в последние полгода о несравненной красоте княжны Разумовской. Теперь она стала твоей княгиней... — он замолчал, но в воздухе повис невысказанный вопрос.
До меня донесся невеселый смешок мужа.
— Потому что я был форменным дураком, даже стыдно вспоминать. Тогда меня привлекла ее красота, теперь же я влюбился, словно сопливый мальчишка, но Варвара Алексеевна заслуживает кого-то гораздо лучше, чем мужа, подвергнутого опале, уволенного со службы.
— Тебе предложат почетную отставку...
— Не суть! — Георгий повысил голос, некрасиво перебив друга. — Я ее отпущу. Все закончится, выжду немного, и отпущу.
— А саму Варвару Алексеевну ты спросить не хочешь? — с нескрываемым сарказмом предложил Михаил. — Что она думает об опальном муже? Она ведь знает, что ты рисковал...
— Она не должна ничего об этом знать. Я не хочу, чтобы Варвара Алексеевна испытывала ко мне жалость. А что до вопроса о том, что она думает... видел бы ты ее взгляд в ту минуту, когда я рассказал об обстоятельствах подписания приказа. Я умирать буду, а не забуду эту смесь горечи, разочарования и презрения.
Да боже мой!
Мне захотелось влететь в этот кабинет и влепить князю пощечину! Почему он вспоминает о том взгляде?! Это было невероятно давно, столько воду уже утекло. Почему не вспоминает о вечере накануне встречи с Перовским, когда я погладила мужа по щеке? И о разговоре, что состоялся после!
Гнев переполнил меня всю, захлестнув с головой.
Я должна была уйти как можно быстрее, чтобы ненароком не выдать свое присутствие. Слишком сильны были охватившие меня эмоции. Я развернулась и заспешила по коридору в сторону своих покоев. Оказавшись внутри и закрыв дверь, я прислонилась к ней спиной, переводя сбившееся дыхание.
Шрам под повязкой начал зудеть, и я погладила ткань поверх него.
Обрывки подслушанного разговора вертелись в голове, но я не могла сосредоточиться ни на чем конкретном. Лишь чувствовала, как в груди бушевал настоящий ураган. Я выхватывала что-то одно и начинала злиться. Затем переключалась на другое, и чувствовала, как сердце сжимается от сочувствия. Потом вспоминала мужа, решившего поиграть в благородного рыцаря, и вновь возвращался гнев.
Я медленно подошла к кровати и рухнула на нее прямо поверх одеяла, не сняв ночной халат. Пока меня не было, догорели свечи, и в спальне царила темнота, чуть разбиваемая слабым светом из окна.
Что я чувствую?.. Если отбросить гнев и злость, и старые обиды.
Что я чувствую к этому человеку? К князю Хованскому, к Георгию, к моему мужу?
Уж точно не одну лишь жалость, как почему-то не переставал талдычить он!
Кажется, чувство вины за чертов приказ об аресте Варвары ударило по нему невероятно сильно. Так, как не ожидал и он сам.
И он расплатился за него сполна. Да его выгоняют со службы из-за того, что он занял мою сторону в тот момент! Они все хотели меня использовать, они нашли отца, расшифровав схему, которую им передала я, и все равно Георгий подвергается опале за то, что решил вступиться за меня, когда все считали меня виноватой.
Мой разум отказывался это понимать.
Но Михаил, кажется, эту ущербную логику прекрасно понимал...
В темноте, царившей в спальне, отблеск свечей из коридора особенно ярко проник в небольшую щель над полом. Я села и прислушалась: глухо, отдаленно прозвучали мужские голоса, потом наступила тишина. Затем — шелест двери, и свет исчез.
Георгий вернулся в свою спальню.
Я бросила быстрый взгляд на вторую, смежную дверь, которая соединяла наши покои. Идея казалась безумной. Но должен же быть выход из замкнутого круга, по которому мы с ним бродим, словно слепые котята?
Я решительно встала и подошла к ней и постучала прежде, чем одумаюсь и испугаюсь. Постучала громко, уверенно. Несколько мгновений стояла звенящая, оглушительная тишина. Я закрыла глаза и представила изумленное лицо Георгий в малейших деталях: вот он смотрит на дверь, вот не верит собственным ушам, вот заламывает брови, хмурится, сужает глаза.
— Войдите.
Его голос прозвучал так близко, словно он стоял от меня в нескольких сантиметрах.
Так и оказалось. Когда я толкнула створку, то сразу же увидела его: буквально в одном шаге от себя. В отличие от меня, одетой лишь в халат, князь не успел переодеться ко сну: лишь ослабил тугой воротник рубашки и расстегнул пуговицы на жилете. И снял сюртук.
— Варвара? — пристальный взгляд обшарил меня с головы до ног. — Что-то случилось? Вам дурно?
— Нет, отнюдь. Но я вспомнила, что мы намеревались поговорить.
— Прямо сейчас? Время уже к двум ночи, — князь попробовал возразить.
— Вы не спите, я тоже не сплю. Почему бы и не прямо сейчас? — спросила я, невинно взмахнув ресницами. И решительно прошла мимо него, чтобы не вздумал закрыть дверь у меня под носом.
Его спальня имела гораздо более живой вид, чем в мое последнее тайное посещение. На столе были беспорядочно разбросаны бумаги, снятый сюртук валялся поперек кровати поверх покрывала.
— О чем вы хотели поговорить? — голос князя прозвучал прямо за спиной, пока я остановилась в центре спальни, осматриваясь.
— О нас, дорогой муж. Я хочу поговорить о нас.
— О чем вы хотели поговорить? — голос князя прозвучал прямо за спиной, пока я остановилась в центре спальни, осматриваясь.
— О нас, дорогой муж. Я хочу поговорить о нас.
***
Георгий молчал, выжидая. Я чувствовала его теплое дыхание на своей шее: так близко он стоял.
— Я слышала ваш разговор с Михаилом.
Судорожный, резкий вздох, и меня обдало волной воздуха: князь шагнул назад, отстранившись. Я была к этому готова и сразу же повернулась, чтобы встретить его взгляд.
Его лицо дернулось, тень горечи скользнула по губам.
— А у вас это входит в привычку, Варвара Алексеевна, — насмешливо сказал он. — Подслушивать чужие разговоры по ночам.
За смехом он пытался спрятать гораздо более глубокие чувства, но его выдавали глаза. Они не лгали, и, смотря в них, я видела все что, что князь отчаянно от меня скрывал.
— Надеюсь, вы не станете скидывать меня за это с лестницы, — в тон ему отозвалась я.
Прозвучало грубо и жестко, и в первые мгновения Георгий опешил. Его взгляд сделался колючим и холодным, как утренний иней. Он стиснул челюсть, и на скулах вновь ярко выделились натянутые жилы.
Свечи горели неровно, словно вторили повисшему между нами напряжению. Их трепещущий свет то озарял, то прятал тени, отражая хаос, который витал в комнате.
— Зачем ты пришла на самом деле? — перейдя на непозволительное, слишком интимное «ты», спросил князь низко, почти шепотом, но в его словах ощущалась натянутая, опасная струна.
— Потому что больше не хочу молчать, — я судорожно вдохнула. — И если ты намерен и впрямь исполнить то, о чем говорил с Михаилом... благородно меня отпустить, отказаться от нашего брака... то знай, что я сделаю все, что могу, чтобы усложнить для тебя это.
Я говорила резко, с вызовом. Ощущение было такое, словно я стояла на краю пропасти. Плечи вздрагивали от гнева, который я впервые почувствовала, услышав их разговор.
Во взгляде князя вспыхнуло пламя.
— Что?.. О чем ты говоришь? — но, едва дослушав меня, он сразу же переменился.
Стал таким непривычно растерянным. Словно в его тщательно выстроенной обороне появилась брешь.
— О том, что твой друг прав. Ты не спросил меня. Что я думаю, что я чувствую, в конце концов! Нужно ли мне твое благородство или... или я хочу чего-то иного!
Князь не ответил сразу. Его руки сжались в кулаки, а дыхание стало тяжелым, как перед схваткой. Наконец, он шагнул вперед, и я вновь почувствовала его тепло, заметила напряжение в челюсти, морщины усталости на лице.
— И чего же ты хочешь? — низким, хрипловатым голосом пророкотал он.
Его дыхание было неровным, взгляд опустился к моим губам, но тут же снова вернулся к глазам.
— Чтобы ты меня поцеловал, — и я сделала последний шаг, так что теперь нас разделяло лишь напряжение, гудящее в воздухе.
Георгий медленно поднял руку, как будто хотел прикоснуться, но остановился на полпути, сжав пальцы в кулак. Его взгляд говорил больше, чем могли бы сказать слова.
— Варвара… — его голос дрогнул, почти сломался.
Я закрыла глаза, и в следующий миг ощутила, как его рука скользнула по щеке, осторожно, словно он боялся меня ранить.
Я замерла, чувствуя его прикосновение. Его рука была теплой и тяжелой, но в его прикосновении была только странная, почти трепетная осторожность. Я посмотрела на князя, и наши взгляды встретились — его темные глаза были полны чего-то, от чего у меня перехватило дыхание.
Георгий не отводил от меня взгляда, его лицо было близко, слишком близко. Я увидела, как его губы чуть дрогнули, словно он боролся с собой, и тогда подалась ему навстречу. И поцеловала его первой, крепко обвив руками за шею. Князь напрягся, замер на мгновение, а затем ответил на поцелуй так сильно и страстно, что у меня закружилась голова.
Все, что он так долго подавлял; все, что медленно зрело внутри меня, вырвалось наружу. Наш поцелуй стал более глубоким, отчаянным, почти жадным. Георгий прижимал меня к себе так крепко, словно боялся, что я исчезну, если он ослабит хватку.
Его сердце билось так же быстро, как мое собственное. Ладонь князя скользнула по моей щеке, и он обхватил ею подбородок, а затем опустил ниже, и я почувствовала прикосновение прохладных пальцев к шее. По спине побежали теплые мурашки, по плечам прошлась приятная дрожь.
Я смяла в пальцах его идеально отпаренную рубашку, испытав необъяснимое удовольствие, и потянулась расстегнуть еще одну пуговицу на воротнике. Георгий провел рукой по моей спине, прижимая к себе еще ближе, и едва слышно выдохнул, а в следующее мгновение резко разорвал поцелуй, отстранившись.