— Откуда ты это знаешь? — Прошептала я, безоговорочно веря ему.
— Догадываюсь.
— Зачем? Зачем, Миша? Лучше бы я не знала.
— Нужно. Тебе необходимо взрослеть. Не дрейфь, мелкая, прорвемся. Тебе не кажется, что это только начало? Если бы конец, все было бы иначе.
— Как?
— А я знаю? Иначе: легче, проще. Без страстей и испытаний чувств, без трагедий и травм — физических и душевных. Вас ведут, но ведут так сложно — что-то будет еще. В любом случае, все решится позже. И именно тогда то, что случится, будет окончательным. Нельзя будет ошибиться. Но ты будешь готова, ты справишься.
— Откуда ты знаешь?
— Догадываюсь, анализирую, предполагаю. Это логика, бестолочь. Что с тобой говорить?
Мы еще долго сидели в наступающих сумерках. Печаль и надежда витали над нами. Говорить больше не хотелось. Усталость навалилась страшная. Я постелила папе с братом на диване, разложив его, а мы с мамой легли в спальне. Я повернулась к ней спиной, а она гладила меня по голове, почухивала спинку, как я любила в детстве. Через два дня они улетали на гастроли.
На следующий день утром все казалось не таким уж и страшным. Сказанное братом — просто логическими выкладками, не лишенными смысла. Я еще там чувствовала вину, но немножко, совсем чуть-чуть. Так почему его слова должны заставить меня мучиться? Факты не изменились, а его домыслы… Я гнала от себя все мысли о молодом графе и мне это удавалось. Он не белый и не пушистый и та блондинка на балу — не его ли действующая или бывшая пассия, приревновавшая ко мне?
Целый день мы посвятили решению срочных вопросов. Копии паспортов родителей, моего свидетельства о рождении нужно было предъявлять в связи со сменой фамилии. Мы их сделали. Потом заехали к бывшему маминому преподавателю по вокалу — Марии Генриховне. По легендам, она еще тогда была древней, как кал мамонта, но дело свое знала. Попасть к ней на уроки было почти невозможно, а уж в обучение — просто немыслимо. Они интересно встретились с мамой — мама плакала, обнимая ее, а сама Мария Генриховна милостиво ей это разрешала, покровительственно похлопывая по плечам. Она взялась меня обучать. Я не знала об этом, но еще утром папа побывал у нее и обговорил все, оплатив учебу. Сколько — мне не сказали. Но ее уроки стоили любых денег. Большая комната в сталинке, где она жила, еще в те времена была обеспечена отличной звукоизоляцией. Уроки проводились дома. Женщина мне понравилась. Приятная, ухоженная дама без лишнего веса и с манерами. Я собиралась подружиться с ней.
После визита к учителю мы еще пробегали почти весь день по делам, а на ночь я осталась у родителей. Мы с мамой упаковали в чехол платье и перевезли его к ним — у них в квартире была устроена огромная гардеробная для концертных нарядов. Гарнитур папа спрятал в свой сейф. Мы так и не пришли к единому мнению, что это за камни. Если это бриллианты, то их цвет и размер делал стоимость комплекта запредельной. Мы не могли представить себе даже порядок цифр, не смотря на то, что оправа была из серебра. Была вероятность, что это бледные сапфиры или бериллы. В любом случае, нести их на оценку к ювелиру мы не стали. Так же в свое время поступили с украшениями Ириаастры. Их, а также туфельки из тончайшей ткани на полупрозрачном каблучке, мне продемонстрировали, как доказательство иномирного происхождения прабабушки. Ткань действительно держала форму просто чудом и без неестественного вмешательства дело не обошлось. Кольцо и брошь были со светло-зелеными прозрачными камнями. У нас таких в природе не водилось.
Я и так верила им, но доказательства производили впечатление.
Мама напомнила, что осенний бал не за горами и посоветовала воспользоваться моим голубым нарядом.
— Не буду — буркнула я.
— Но это неразумно!
— Мне его еще выцеловывать предстоит. Пусть висит чистое, — съязвила я, уже сильно сомневаясь, что буду это делать. Обещанной любви не наступало и я успокоилась. Только один вопрос меня мучил: очень уж задело меня высказывание брата о моей бесчувственности. Не фригидна ли я — вот, что меня беспокоило. Поцелуй такого красавца, и когда он перебирал и ласкал мои пальцы, встретив на конной прогулке, кроме неловкости и неудобства не заставили меня ничего почувствовать. Это настораживало. И я задала маме вопрос, когда мы остались вдвоем.
Она с жалостью посмотрела на меня и сказала:
— В тебе еще не проснулась чувственность. Это у всех по-разному случается, да еще такое несчастье. Какие уж тут африканские страсти? Не стоит себя накручивать по этому поводу — всему свое время. Любовь разбудит тебя, только бы она была счастливой.
Назавтра я проводила родителей в поездку и сходила в церковь, поставив свечку Николаю Угоднику, помолившись за удачное их путешествие. За раба Божьего Ромэра молилась у иконы Георгия Победоносца. Ведь граф был воином, кто же его будет хранить лучше? Я желала ему найти свое счастье, удачи на военной службе и настоящих друзей и обещала себе молиться об этом ежедневно. Вернувшись домой, я расписала в ежедневнике свои дела на завтра и легла спать.
Глава 11
Дни летели быстро и незаметно. У родителей все было отлично. Брат жил у меня, не желая беспокоиться понапрасну о моем местонахождении. Каждый день он посещал службу в МИДе. Блестящее знание европейских языков и дипломатическое образование открывали ему достойные возможности, как говорила мама. Я совершенствовала свое пение. Вернула себе фамилию князей Черкасских. И готовилась к осеннему балу. Заказала платье — цвета слоновой кости и в стиле Наташи Ростовой. Встретилась со своими друзьями, достоверно объяснив свое отсутствие. Меня интересовало мое впечатление от встречи с Алешей Токаревым. Я часто его вспоминала там и теперь ждала в себе отклика на него. Его не последовало. Что ж, значит не судьба. Наши ролевые потуги показались мне сейчас смешными. Я повзрослела? Изменилось восприятие реальности? Или я непроизвольно сравнивала манеры того общества и нашего любительского театра? Кто знает? Но мне стало скучно, и я под любыми предлогами старалась отказаться от встреч.
Бал проводили в последний день лета, хотя и называли осенним.
Мое платье было готово. Мама оставила мне свой жемчуг, жалея, что убор немного не по возрасту. Мы решили заняться подбором украшений по ее приезду, а еще она собиралась присмотреть что-нибудь за границей. Обувь, шаль, перчатки, духи — все лежало передо мной в ожидании праздника. Брат собирался забрать меня непосредственно перед балом. Он сам ехал со службы уже при параде. Там у них были созданы для этого все условия, а парадную одежду он хранил в личном кабинете.
Соседка — парикмахер сделала мне прическу на дому. С макияжем я справилась сама и сейчас рассматривала свое отражение в небольшом настольном зеркале. Я так и не набрала свой прежний вес и оставалась худенькой и хрупкой на вид. Волосы, частично поднятые и уложенные на голове, легкими локонами обрамляли бледное лицо, опускаясь на плечи. Брови с легким изломом я подправила, и выглядели они безупречно. Ресницы пушистым веером поднимались к бровям. Глаза в этом освещении казались темно-серыми. Губы я не стала красить вообще, только слегка увлажнила блеском. Я не собиралась там морить себя голодом, а бесконечно поправлять помаду не хотелось. То, что я видела в зеркале, не могло не понравиться, и я вспомнила слова брата о моей низкой самооценке. Возможно, он и прав. Я была вполне себе привлекательна, хоть и не ослепительно, как некоторые, и Жучка из будки постепенно отползала в туман.
Платье село идеально и не стесняло движений. Жемчуг на шее и в ушах имел золотистый оттенок. Духи. Шаль на плечи. Брат ждал меня внизу у машины.
Спускаясь по лестнице, я не находила в себе ощущения ожидания праздника. Не было приятного волнения, беспокойства от желания соответствовать и нравиться. Я просто шла на мероприятие. И к брату вышла с выражением сомнения и растерянности на лице. Сейчас он чего-нибудь ляпнет, рассмешит или рассердит меня и все придет в норму. Это же Мишка. Я с жалким щенячьим ожиданием уставилась на него. Миша молча открыл мне дверь, подождал пока я сяду, прикрыл ее и сел за руль. Ехали молча. Только предлагая мне руку при выходе из машины, он еще раз внимательно посмотрел мне в лицо, улыбнулся и сказал: — Порода чувствуется, не дрейфь.
Мы вошли внутрь здания, и все закрутилось: приветствия, знакомства, новые лица. Звучала негромкая классическая музыка. В отдельном зале был накрыт фуршет. Потом присутствующие прошли в бальную залу. Частично рассевшись на мягких оттоманках, частично — стоя, выслушали речь Предводителя. Меня и еще нескольких девушек представили присутствующим — мы слегка выступали из толпы, делая книксен. Потом были танцы. Меня вел в вальсе приятный молодой человек. Он деликатно держал меня на расстоянии от себя и вальсировал безупречно. Я чувствовала надежность его поддержки и слегка прикрыла глаза. Ощущения обострились. В груди поднималась удушающая волна, в ноздри повеял запах королевского бала — духи, воск паркета, приятный аромат дорогой натуральной кожи офицерских сапог и ремней, ветерок, налетевший из цветущего парка и ворвавшийся в открытые двери террасы. Я вспомнила аромат Ромэра — свежий и едва уловимый, почувствовала жесткое шитье золотого эполета под рукой. Вспомнила требовательность его объятия и услышала сдавленный вздох. Витой шнур аксельбанта стоял перед моим мысленным взором и опять он расплывался у меня в глазах. Я распахнула их — в них плескалась паника. Страшная тяжесть поселилась внутри. Я поискала брата и увидела, что он ведет в танце одну из дебютанток, милую темноволосую девочку в белом платье. Это была красивая пара — брат на целую голову возвышался над ней, поддерживая за талию одной рукой, а вторую заложив себе за поясницу. Девушка кружилась с ним, слегка откинувшись назад, держа левую руку на отлете и придерживая платье. Красивое лицо брата склонялось к ней, он что-то говорил, улыбаясь. А у меня сердце плакало от чувства необратимой утраты.