ень твердый. Затем Орлов с силой сжал яблоко в кулаке и буквально раздавил… Гости маркизы оживленно загомонили. Внезапно небольшой кусок яблока угодил в лицо герцогу Глостерскому. Начался любопытный скандал. Герцог настаивал, чтобы Орлов немедленно извинился. Орлов заявлял, что не совершил ничего такого, за что бы стоило просить прощения! Герцог предложил дуэль. Орлов отказался, сказав на своем бойком французском, что герцог вовсе им не оскорблен! Герцог бросил ему в лицо обвинение в трусости. Орлов произнес с удивительным хладнокровием фразу о своей храбрости, в которой никогда никто не усомнился. Гости наблюдали. Вмешалась маркиза Падули и взяв тон капризной, кокетливой беспомощной женщины, помирила герцога и графа, уверяя с кокетством, что их ссора пугает ее! Они помирились по видимости, но на самом деле – нет!.. Орлов с Давыдовой и еще несколько гостей перешли в маленькую гостиную, где окна выходили на площадь. Маркиза переходила из одной гостиной в другую. Видно было, что ситуация забавляет ее. Елизавета осталась среди гостей, окруживших герцога. Он говорил тихо и раздосадованно, что Орлов – совершенно фальшивая фигура, что лавры победы при Чесме принадлежат на самом деле английским морякам, служившим адмиралами в русском флоте, Элфинстону и Грейгу:
– Ведь это именно Грейг написал диспозицию и затем сжег корабли султана. Орлов же присвоил себе все заслуги и получил российский орден святого Андрея! Орлов не способен к ведению военных действий ни на суше, ни на море, он способен лишь на широкие и, в сущности, бессмысленные жесты! Так, он приказал поджечь один из кораблей русского флота, чтобы художник Гаккерт мог яснее представить на своей картине битву при Чесме. Многие видели этот пожар в ливорнском порту…
Возвратившись поздно вечером в дом Нерви, в свои покои, Елизавета хотела тотчас рассказать о происшедшем казусе Михалу, но его не оказалось дома. Между тем ее томило желание говорить, и она заговорила с Франциской, раздевавшей ее. Франциска отвечала хмуро, что не находит в инциденте ничего удивительного.
– Почему? – спросила Елизавета, покамест Франциска набрасывала на ее плечи пеньюар. Протянула руки в легкие широкие рукава. Повторила с интонациями детскими: – Почему ничего удивительного?
– Потому что он дурной человек! – отвечала Франциска коротко и уверенно.
Елизавете сделалось любопытно:
– Вот как! А я, по-твоему, какой человек? – Хотела было спросить, какой человек Михал, но передумала. Не хотела слышать о Михале ничего плохого…
– Вы – глупый человек! – отвечала Франциска с большой прямотой.
– Так! – Голос Елизаветы звучал мелодически. – А ты какой человек? Ты, которая служит глупому человеку, связавшемуся с дурным человеком! – Елизавета наклонила голову набок, изображая пристальное внимание. Но Франциска отвечала не шутя:
– Я – человек верный, но тоже глупый! – Последние слова она произнесла с сердцем.
Елизавета отослала камеристку. Затем то дремала, то снова просыпалась, звала Франциску и спрашивала, не возвратился ли Михал. Он возвратился лишь под утро. Но прежде чем говорить о поведении Орлова в салоне маркизы Падули, они некоторое время ссорились, потому что Елизавета спрашивала, где Михал провел ночь, а он досадливо отвечал ей, что это ее не касается и что он не совершил ничего плохого. Она обвиняла его в том, что он наверняка провел ночь с женщиной! Он говорил, что просто-напросто играл в карты. Но она успокоилась, лишь когда он поклялся, что любит одну ее!.. Только тогда она рассказала ему все. Он заметил, что и в Пизе и в Ливорно известно, кто такая мадам Давыдова:
– Она действительно родственница Орлова, но она же и его любовница. Мне говорили, что один из его братьев изнасиловал их двоюродную сестру. Императрица принуждена была заставить его жениться на обесчещенной девушке, хотя и он, как и многие другие, являлся любовником императрицы!.. – Михал потянулся. – Если бы вместо всех этих глупостей возможно было бы узнать, насколько сильна власть Екатерины!..
Елизавета еще несколько раз беседовала с Орловым. В сущности, он уговаривал ее воспользоваться им и вверенным ему флотом как орудием и в итоге всех действий свергнуть императрицу! Елизавета слушала, но твердого «да» не произносила! Иногда она по целым дням бывала больна. Пришлось снова пригласить врача и снова были прописаны прижигания и кровопускания, но она снова отказалась и уверяла, что поправится, как только весна вступит в свои права!.. И действительно, когда сделалось совсем тепло, она несколько окрепла, снова принялась раскладывать пасьянсы и музицировать на клавесине.
Установились солнечные дни, и Орлов предложил поездку на пикник. Вперед, на облюбованную лужайку, отправили слуг и провизию. Елизавета выехала верхом на прекрасной вороной кобыле, подаренной графом. Она приняла этот подарок только потому, что очень уж любила лошадей! Седло, также подаренное, усажено было сердоликами и бирюзой, стремена были серебряные, старинной венецианской работы. Принцесса выглядела великолепно, как она умела выглядеть, когда желала. Нарядные Доманский и Чарномский, то есть Радзинский и Станишевский, сопровождали ее, также верхами. Подъехал на горячем аргамаке Орлов, также в сопровождении свиты. Блестящая кавалькада вызвала на городские улицы множество зевак. Все могли видеть, с какой почтительностью обращается русский вельможа к польской графине. Эта явная почтительность, едва ли не раболепие, должно было явно наталкивать, наводить на мысль о том, что под именем «графини Зелинской» скрывается лицо куда более значительное!..
Пикник удался вполне! Сэр Монтэгю Уортли также принял в загородной прогулке участие и после трапезы на природе наигрывал, щипля струны гитары, ритмические мелодии, уверяя затем всех, что это греческие танцы, слышанные и записанные его матерью…
В открытом экипаже прибыли две дамы, уже известная Елизавете госпожа Давыдова и миниатюрная красавица, которую представили «графине Зелинской» как «мадам Гудар, супругу месье Анжа Гудара, дипломата и автора занимательных романов»… Нарядные пары прогуливались по лужайке. Елизавета медленно шла, Орлов следовал за ней на почтительном расстоянии, но настойчиво. Не так трудно было понять, что он снова хочет говорить с ней. Так они подошли к роще. Вокруг никого не было. Елизавета сказала, что клейкие зеленые листочки, возникшие на деревьях словно бы внезапно, производят на нее волнительное впечатление. Это была правда и было так приятно говорить правду! Но она тотчас поняла, что ему это совсем не интересно! Она повернулась к нему резко и спросила равнодушно:
– Что вы хотите мне сказать?
Он снова стал говорить о своем желании содействовать ей. Она слушала и молчала. И вот тогда он сказал именно то, что убедило ее в его искренности, хотя на самом деле он всего лишь разумно соединял большую ложь с маленькими истинами…
– Я не скрываю от вас, принцесса, своей заинтересованности в этом деле! Вы, разумеется, слышали толки о госпоже Давыдовой. Эти толки совершенно правдивы! Более того, мадам Гудар, которая сегодня имела честь представиться вам, также является моей любовницей. Я перекупил ее у моего соотечественника Бутурлина за пятьсот фунтов стерлингов, но теперь она остается со мной бескорыстно, ибо ей это просто-напросто нравится! Смею вам сказать, что я отличный любовник!..
– Какое мне до этого дело! – Елизавета повернулась, чтобы идти. Он протянул руку. Она резко отступила и сказала, что если он прикоснется к ней, она закричит. Теперь отступил он, заметив, что если она закричит, это будет очень глупо! Она не закричала. Он сказал, что предлагает ей не любовную связь, а деловое предприятие: – То есть после того, как все будет кончено и вы окажетесь на троне…
– Я еще не давала вам согласия, – она делала вид, будто ничего не понимает.
– А когда писали ко мне…
– Тогда я вас не знала…
– Я не внушаю вам доверия?
– Вы хотели бы вступить со мной в брак, в законный брак, после того, как я окажусь на троне? – Она все понимала, но все менее желала иметь с ним дело.
– Нет, я передумал. Не после, а до…
– Невозможно!.. – перебила она.
Он не стал спорить, уступил, затем вдруг предложил ей поездку в Ливорно:
– Вы сможете увидеть там флот, находящийся в полном моем распоряжении. Может быть, это убедит вас.
Она сказала, что подумает о такой поездке. Затем сказала, что надо возвращаться к остальным, на лужайку…
– …чтобы о нас не думали дурно!..
Он хотел было возразить, но она уже уходила прочь. Когда они возвратились, он по-прежнему следовал за ней на почтительном расстоянии…
Почти всю ночь она не спала, доказывая Михалу, что поездка в Ливорно не принесет им никакого вреда. Он возражал, что дело кончено, доверять Орлову никак невозможно!..
– …нам надо подумать об устройстве нашей дальнейшей жизни. Надо порвать с Италией, никаких поездок в Ливорно, никаких пизанских салонов и римских аббатов!..
Она соглашалась с ним, но тотчас говорила, что ей хочется напоследок позабавиться:
– …Ты представляешь, флот салютует нам!..
– Тебе! – поправлял он.
– Да все равно! Дай мне развлечься в последний раз!..
После часовых пререканий он уступил. Но она так и не узнала, что он уступил ей только по одной причине: врач сказал ему о несомненной серьезности ее болезни! Эта болезнь тревожила его и терзала угрызениями совести, потому что порою он почти невольно думал о своей жизни без нее!..
В Ливорно отправились налегке, потому что должны были там пробыть не более трех дней. Ординарец Орлова Франц Вольф был послан предварительно к Джону Дику с просьбой подготовить все для парадного приема гостей. Принцесса, то есть графиня Зелинская, и ее спутники, Доманский и Чарномский, остановились в жилище сэра Джона. Обед был совершенно роскошный. Присутствовали: таинственная незнакомка, которую Орлов никак не титуловал, сам Орлов, сэр Джон Дик с супругой, сэр Монтэгю Уортли, Христенек и Рибас, Доманский и Чарномский под своими псевдонимами. Михал и Елизавета впервые увидели адмирала Грейга. Это уже не имело значения, они уже ни о чем не собирались договариваться с ним, но все же поглядывали на него с любопытством. Он показался им важным и молчаливым, так же выглядела и его супруга.