А у Потемкина почему-то больно сжалось сердце от недоброго предчувствия, и поздравления замерли на языке. «С чем поздравлять? С браком преступным?» Он братски любил этого человека и не желал ему несчастья.
Орлов ничего не замечал.
– От Катеньки, звездочки моей, поклон нижайший. Ах, Гриша, какое ты нам добро сотворил! Матушка гневается, «дерзость», говорит.
– Еще бы не дерзость, – вздохнул Потемкин. – Дивлюсь я на тебя, Григорий Григорьевич, неужто, всю жизнь дамским полом окруженный, не мог ты себе жену иную сыскать, кроме как сестрицу двоюродную?
– Ни одна меня так не любила. Князь! Сам без греха что ли?
– Да кто без греха?
– Так-то, если два худа, меньшее выбирай. А Господь добрее людей. Он простит.
– Ну дай Бог, чтоб так и было, – вздохнул Потемкин, разливая вино. – За ваше здравие, молодые!
Осушили бокалы. У Орлова разгорелись щеки.
– Ты… ты прости меня, Гриш, – растроганно пробормотал он, – прости, что я против тебя враждовал.
– Это ты-то враждовал? – усмехнулся Потемкин. – Тем, что пару раз мимо прошел, не поклонившись? Эх, братец мой, нам ли с тобой не знать, что есть вражда!
– Тяжело тебе, светлейший?
– На своем я месте, Григорий Григорьевич. Нелегко, конечно. Но с государыней, видать, мы и на том свете не развяжемся.
Орлов усмехнулся.
– Венчалась с тобой… Со мной не захотела.
– Да ты что, князь? – удивился Потемкин. – За старое?!
– Сохрани Христос! К слову пришлось. Я так нынче счастлив! Влюблен я, Гришенька, по уши! С юных лет так не влюблялся. Весь мир расцелую!
Потемкин поморщился.
– Восторга много, Гриш. Не нравишься мне что-то. Словно в горячке ты…
Орлов только рукой махнул.
– Ладно, тезка… там видно будет. У тебя-то что? Говорят, Крым желаешь России преподнести?
– Не Крым, Григорий, Тавриду! – и едва произнеся «Таврида», Григорий Александрович просиял не меньше, чем Орлов, говорящий о любви к юной жене. – И быть по сему! И флоту черноморскому – быть! Верю, есть на то Божья воля.
– Ну, помогай тебе Богородица… ты, видать, повыше нас, орлов, полетом. А покамест прощай, светлейший. Сил нет, к ней спешу, звездочке моей. Навещай нас, князь, желаннейшем гостем будешь…
Распрощались, так же тепло, как и встретились. Но, распрощавшись, тут же и забыли друг о друге. Каждому – свое…
А вскоре счастливые супруги Орловы отправились в заграничное путешествие.…Семейная жизнь Сергея Ошерова складывалась как будто вполне удачно. Лиза была весела, всем довольна – теперь она живет в столице, может выезжать в свет, у мужа неплохие связи, да и сама она, кажется, имеет успех в обществе…
Жена уговорила Сергея подождать с отставкой. В конце концов, служба совсем не обременяла, а ежели захочется, можно взять бессрочный отпуск, уехать в деревню, и хоть навсегда позабыть о мундире. Никаких строгостей на сей счет при Екатерине не водилось.
Может быть, все и дальше шло бы прекрасно, если бы однажды в хорошенькой белокурой головке Лизы не зародилась мысль, что дом на Фонтанке маловат, что неплохо бы его расширить… и вообще уже пора начинать жить на широкую ногу. К ее изумлению, муж оказался на сей счет совершенно иного мнения.
– Душа моя, мы не настолько богаты, чтобы тянуться за вельможами.
– Но, Сережа, я думала…
– Что я богач несметный? – усмехнулся Сергей. – Я никогда тебя не обнадеживал. Залезать в долги – хуже некуда. Мы же и так славно живем. Чего тебе не хватает, Лизонька?
– Славно живем? Но… – она бы не могла объяснить, чего ей не хватает. Просто хотелось жить еще лучше.
– Да и не стоит об этом заговаривать вовсе. Детей у нас пока нет, в доме нам вдвоем не тесно. А со временем… Там посмотрим, Лизонька.
И Сергей, улыбнувшись, ласково притянул к себе жену, обнимая ее стройную талию. Но сегодня его нежность не произвела на раздосадованную Лизу никакого впечатления. Она едва сдерживала слезы обиды.
– Лизочек, да что с тобой? – Сергей был озадачен, но пытался скрыть растерянность за улыбкой.
– Ничего! Оставьте меня! – Лиза решительно высвободилась из объятий мужа и поспешно вышла, боясь расплакаться у него на глазах.
Сергей присвистнул. Туман мгновенно развеялся. «Так она не любит меня?!. Да нет, просто осерчала непонятно на что, женщина, капризы там и всякое прочее…»
Но в это утро между ними впервые пробежала черная кошка…
Однажды в домике на Фонтанке появился старый приятель Ошерова, бывший поручик Митя, нынешний майор Дмитрий Семенович, когда-то оказавший помощь Сергею, избитому в кабаке «панинцами». Дмитрий Семенович выглядел смущенным, много раз принимался говорить о каких-то пустяках, сбивался, замолкал.
– Эге! – понял Ошеров. – Дмитрий Семенович, а ведь дела-то не говоришь, за какой такой надобой пожаловал. Что случилось-то?
– Ох, случилось, Сережа, – тяжело вздохнул приятель. – Письмо от сестры получил, у мужа ее давняя тяжба с тамошним знатным барином Бузиным. Начали за лес, было, судиться, а до того дошло, что Бузин вот-вот все поместье оттягает. Вестимо, глушь, царьком он там живет, всем крючкотворам рты позатыкал. Сестрица в отчаянии – дети мал мала меньше, пишет, зять мой обезумел, чуть ли не в петлю лезет. Правда-то на его стороне, ну да знаем мы эту правду-то, когда до Бога высоко, до царя далеко… Сергей Александрович, а ведь ты бы мог помочь…
– Я?! – удивился Ошеров. – Да как же это, скажи на милость?
– Ох, ты только не подумай чего… Как брату тебе кланяюсь! Ты ведь, Сережа, говорят, с Потемкиным до сих пор на ты. Ну и… попроси его, а? Что ему-то – пальцем шевельнуть. А тут большое семейство пропадает!
– По правде сказать, я Потемкина давно не видал, – отвечал Ошеров. – Но, думаю, не откажет он мне. Схожу к нему. Завтра же и попытаюсь.
Дмитрий едва сдержался, чтобы не броситься приятелю на шею…
Сергею неуютно было в приемной Потемкина. Генералы и вельможи, блестящие дамы, роскошные щеголи – недолюбливал он это общество. А более скромные посетители, с трепетом ожидавшие выхода светлейшего, почему-то раздражали Ошерова видимой своей робостью. Прошел час, пошел второй… Потемкин не выходил, и не ясно было, будет ли принимать, нет ли… Важные особы с трудом сдерживали недовольство, скромные еще сильнее заволновались и помрачнели. А Сергей начинал злиться. «Светлейший! Генерал-адъютант… Ах, Гриша, Гришенька!»
Припомнилось, как в стычке с турками и татарами его гусары и потемкинские кирасиры сражались бок о бок, как в том бою Гриша прикрыл его со спины, отразив удар кривой татарской сабли, спас тем самым ему, Сергею, жизнь…
«И я буду часами у него в приемной просиживать, дней по десять ходить туда-сюда, пока принять соизволит?!»
Сергей Александрович нарочито громко подозвал показавшегося из кабинета светлейшего адъютанта.
– Прошу передать его светлости, что секунд-майор Ошеров просит немедленной аудиенции.
Ежели князь не может принять сегодня, не угодно ли ему будет назначить подходящий день и час…
Приемная ахнула в единый голос. Сергей, хмурясь, глядел прямо перед собой, но знал, что в эту минуту все взгляды, изумленные и негодующие, обращены на него. Адъютант на минуту онемел.
– Но, ваше высокоблагородие… – наконец пробормотал он.– Я прошу вас передать Григорию Александровичу мою просьбу, – мягко повторил Ошеров.
Адъютант прошел к князю и тут же вернулся.
– Его светлость ждет вас, ваше высокоблагородие!
Вновь «ах!» и красноречивый шепоток…
Сергей прошел в кабинет.
Потемкина он увидел точь-в-точь таким, как описывали его все, каким он его не знал и знать не хотел. Растрепанный, в халате, в туфлях на босу ногу, светлейший сидел за столом, с головой погруженный в бумаги. Золотистая прядь упала ему на лоб, он с раздражением откинул ее и поднял голову на вошедшего Сергея. Ошеров, застыв в дверях, молча смотрел на старого друга.
– А ты изменился, Григорий Александрович. Ваша светлость…
Потемкин встал, подошел к Сергею и обнял его.
– Рад тебя видеть, Сережа! Очень, очень рад! Садись, дружище. Голова кругом… Прости. Вот бумаги от государыни час назад прислали, срочные. Разбираю.
– Помешал? Прости, светлейший.
– Что ты, голубчик! Старые друзья помешать никак не могут, потому как их, старых да верных, по пальцам одной руки перечесть можно. Что не навестишь никогда?
– Да к тебе нынче разве пробьешься.
– Захотел, так вот пробился. Эти там, в приемной, верно, волками на тебя глянули? Так что за дело у тебя, Сереженька? Без дела к Потемкину нынче даже друзья не приходят, вот как сталось.
– Никак обижен на меня, Григорий Александрович? Не сердись. Я и впрямь к тебе с нижайшей просьбой.
– «С нижайшей»! – поморщился Потемкин. – Ты это брось. Не притворяйся, не твои словечки. Что стряслось?
Сергей коротко изложил суть дела. Потемкин позвал секретаря, все объяснил ему и повелел подготовить нужную бумагу.
– А я подпишу! Они там быстренько забегают… Думаю, не послать ли туда кого для проверки? Ну, Сережа, свет мой, кланяйся от меня своему приятелю, да передай, что все разрешиться по справедливости и в кратчайший срок. Я сам прослежу.
Отослав секретаря, Потемкин и не подумал вновь приниматься за бумаги.
– Расскажи, Сергей, как поживаешь? Слышал я, ты женился. Поздравляю, голубчик.
– Спасибо, Григорий Александрович, – вздохнул Ошеров. Потемкин с удивлением взглянул на него, но ни о чем не спросил.
– Да! – вспомнил он и позвал адъютанта.
– Объявите, что я не буду сегодня принимать. Пусть не ждут. Завтра, может быть… Недосуг, – сказал он уже Сергею, словно оправдываясь, и улыбнулся прежней своей обаятельной улыбкой. – Одному сегодня побыть надо, подумать. Очень хорошо подумать! Такие нас веселые дела ждут, что… Да. Многое мы с матушкой царицей задумали, хоть что-нибудь бы да исполнилось… Теперь болтать пойдут, мол, опять не в духе светлейший. Хандрит! Да ну их. Плевать.