— А ты сказывай, а я попробую. Может, и получится что-нибудь.
— Ну вот какой у нас сейчас год? Или век хотя бы?
— Ныне лето шесть тысяч семьсот двадцать четвертое будет, — степенно ответил Константин.
— Тьфу ты, — сплюнул парень. — А новой эры какое? Ну как бы это пояснее?.. — замялся он, но потом нашелся: — От Рождества Христова если считать?
— Это как же? — Константин сделал вид, что не понял вопроса, хотя внутри у него все ликовало от счастья, а душа напевала, при этом несуразно фальшивя: «Второй! Второй!»
— Ну вот с тех пор, как Христос родился, сколько лет прошло, — попытался тот втолковать азбучную истину.
— Да зачем это тебе? — продолжал «удивляться» Константин, лихорадочно обдумывая, как бы поделикатнее объяснить хлопцу, как ему дико повезло, а то ведь накинется со своими объятиями, а княжьи дружинники, не разобравшись, что к чему, тут же его и хлопнут.
Вон у Константина-тезки уже и лук с плеча снят, да и стрела тоже наготове, а он в дружине чуть ли не первый стрелок. Белке в глаз попадает, а уж парню-то в грудь точно не смажет.
— Ну как тебе объяснить? — Парень от волнения всплеснул руками. — Вот ты сам кто?
— Я буду ожский князь Константин, а ты? — в свою очередь осведомился Костя, смакуя удовольствие.
— Ожский? — нахмурился парень, осведомившись: — А это как?
— Из удельных, — невинно пояснил Константин, прекрасно понимая, что этим лишь запутывает дело.
— А-а-а… — протянул его собеседник. — Ну да, ну да. Тогда конечно. Тогда мне… вообще ни хрена не понятно. Или я уже не на Рязанщине? — И вопросительно уставился на Константина.
— На ней, родимой, — улыбнулся тот и напомнил: — Но ты мне так и не назвался, а князю с незнакомцем беседу вести как-то… безлепо.
Ответом был еще один недоумевающий взгляд, после чего парень нехотя выдал:
— Вообще-то я Вячеслав Дыкин.
— Это прозвище такое, Дыкин?
— Фамилия это моя такая! — не выдержав катастрофического тупоумия собеседника, заорал тот во всю глотку. — Вот у тебя какая фамилия?
— Рюриковичи мы, — гордо ответствовал Костя и наконец решился: — Ты успокоиться можешь? — совсем другим, деловитым тоном задал он вопрос.
— Да спокоен я! — Дыкин досадливо махнул рукой. — А что толку?
— Толк будет, если ты сейчас останешься сидеть как сидел и не станешь ко мне приставать с объятиями и лезть целоваться.
— Еще чего, — хмыкнул Дыкин.
— Того, того. Значит, сидишь и не дергаешься. Договорились?
— Дальше-то что?
— А дальше следующее. Дело в том, что я, так же как и ты, на самом деле из двадцатого века.
Невзирая на предупреждения, Дыкин все-таки слегка приподнялся, и глаза его аж засверкали от счастья, однако обстановка проявлению нежностей не благоприятствовала, и, как бы самому Константину ни хотелось сдавить его в объятиях, он скомандовал строгим шепотом:
— Я же сказал — сидеть!
Парень резко плюхнулся на задницу и выдохнул:
— Так это что же, на самом деле все с нами приключилось?
— А ты думал, с тобой в бирюльки играют? — в свою очередь спросил его Константин, хотя вопрос был больше риторическим.
— А кто нас сюда? И как? И зачем?
— Много вопросов задаешь, старина. Я ведь сам здесь всего около трех месяцев, да еще третий есть. Правда, он от радости сознание потерял, нервная горячка приключилась. Пришлось его водным путем ко мне отправлять, чтоб не растрясло по дороге.
— А он как сюда?..
— Скорее всего, как и мы. — Константин грустно усмехнулся. — Неожиданно и вдруг.
— Да где мы вообще находимся? — Вячеслав чуть не плакал.
Понять его было можно. Ведь первая его мысль, когда он узнал, кто такой его собеседник, скорее всего, была о том, что этот кошмар наконец-то закончился, и на тебе. Оказывается, ничего подобного.
Тем сильнее разочарование, когда оно наступает сразу после вспыхнувшей надежды.
— Мы в средневековой Руси, — спокойно пояснил Константин. — Год сейчас тысяча двести шестнадцатый. Кстати, относительно спокойный для страны. Княжество, в котором мы сейчас пребываем, Рязанское. И сразу говорю, — пресек он дальнейшие возможные расспросы, — об остальном знаю не больше тебя. А теперь давай сделаем так. Ты сейчас поможешь мне подняться и сядешь в мой возок. Епифана — это мой стременной — я усажу на лошадь и отправлю со всеми, а по дороге поговорим поподробнее. Кстати, как тебя в деревне этой кликали?
— Как представился, так и кликали, — проворчал он.
— Не понял, так ты не отсюда? — насторожился Константин.
Вячеслав вздохнул. Недавние безрадостные воспоминания нахлынули одно за другим, и все из разряда таких, о которых хотелось вообще бы забыть.
Особенно о самом первом…
— Из-под самого Пронска бреду, — угрюмо ответил тот, почесывая небольшой шрам, оставшийся у него от впившейся тогда в руку стрелы. — Эта деревня у меня уже седьмая или восьмая по счету.
— А из-за чего сыр-бор с тиуном разгорелся?
— Да понимаешь, сначала вроде бы все ничего. Тот уже и хатенку мне выделил, и с работой мы с ним определились — рыбу приставил ловить. Тут что-то вроде артели, вот он меня к ним и пристроил. Словом, вроде бы жизнь начала налаживаться. А тут он начал пятую рыбу с нас требовать. Это сбор у него такой, типа налога.
— Знаю, — кивнул Константин.
— Так понимаешь, в чем дело-то. Он ведь ее даже пересчитывать не стал. Просто взял и отложил себе все самое лучшее. А мужикам из артели оставил одних мальков с головастиками. Ну я же вижу, что тут не пятой рыбой пахнет, а каждой второй. Тоже мне, рэкетир задрипанный. Я и возразил, а он в крик. Мужики-то молчат, а меня зло взяло, и, когда он ручонками своими сучить начал, я увернулся и въехал ему по физиономии. А он сразу давай орать — в сруб его, стервеца. Это меня, значит.
— В поруб, — поправил Константин аккуратно.
— Ну да, в поруб, а я как сказал?
— Почти так, но не совсем.
— Погоди-погоди, а ты откуда знаешь? — насторожился Дыкин. — Ах, ну да, ты же у нас князь. Сам сажаешь, — ехидно протянул он.
— Вообще-то пока только извлекал, — уточнил Костя, припомнив свою супружницу. — Ты, Слава, забыл, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Нам с тобой сейчас надо долго и старательно присматриваться, прежде чем хоть что-либо попробовать поменять. К тому ж неизвестно, сколько времени мы здесь пробудем. А сейчас пока запомни накрепко — я для тебя князь и только.
Дыкин вновь настороженно прищурился, и пришлось его успокоить:
— На людях, временно. Вот вечерком к тому же тиуну в хоромы завалимся, там расцелуемся, да и усугубим как следует за встречу. В обиду я тебя, конечно, не дам, но ты тоже веди себя прилично. И ко мне обращайся со всем своим почтением. Рассказывать уже ничего не надо — будем считать, что повинился, а мужики твою правоту подтвердят. Плохо только, что, если ты ему руку сломал, придется тебя выкупать.
— Как это? — не понял Славка.
— Ну, согласно Русской Правде, за каждое увечье надо платить пеню. Либо тебе, либо мне, если я тебя хочу взять в свою дружину.
— А ты хочешь?
— Спрашиваешь еще, — усмехнулся Константин. — Мы теперь с тобой друзья по несчастью. Стало быть, сам бог велел воедино держаться. Ну что, встали?
— Погоди-погоди, а откуда ты все это знаешь-то? — засомневался вдруг Вячеслав.
— Про что именно? — не понял Костя.
— Ну про пеню там, про сруб, ой, то есть поруб, — пояснил он.
— Так я ведь до того, как сюда попасть, учителем истории работал.
— Ну тогда тебе легче, — уважительно заметил Вячеслав и грустно добавил: — А я офицер. Капитан. Спецназ внутренних войск. Слыхал про краповые береты? — Он усмехнулся и подытожил: — Вот только, кроме войны, ни черта не умею.
— Ну и отлично, — ободрил его Константин. — Тебе в моей дружине самое место.
Дыкин вздохнул:
— Да какая здесь война-то? Ни автоматов, ни гранат. Одни мечи да луки. А меня стрелять из них никто не учил. Да и на лошади я если и скакал пару раз, так и то в детстве, когда в пионерлагере был.
— Ерунда, — заверил его новоявленный товарищ по несчастью. — Главное — это командирские способности. Дисциплинку подтянуть опять же не мешает. Нам с тобой большие дела вскорости предстоят. Битву на Калке в школе проходил?
— Ну?
— Вот тебе и «ну». Она через семь лет будет. Так что всем попотеть придется. Пошли?
— Погоди-погоди, — опять остановил его Вячеслав. — Так ты что, целых семь лет здесь торчать собрался?
Ответом было неопределенное пожатие плечами.
— Кто знает, может, и больше. Я вообще-то на всю жизнь уже настроился. Так, на всякий случай. Да и тебе советую, чтоб потом не разочаровываться. Знаешь, есть такая хорошая пословица: надейся на лучшее, а готовься к худшему.
— Значит, на всю жизнь? — посуровел Дыкин.
— Да не знаю я ничего. Просто настроиться советую. Пока хотя бы лет на семь. До Калки. Знаешь, уж больно жалко мне наших предков. Глядишь, если б татарам сразу зубы пересчитали, может, и нашествия никакого бы потом не было.
Бывший капитан слегка оживился:
— Ну если так, то тогда мы и впрямь здесь нужны. Слушай, а может, нас специально для этого сюда и закинули?
— Для чего для этого? — вновь не понял Константин.
— Ну чтобы битву эту выиграть.
— Может быть, — не стал спорить он с Вячеславом и заторопил: — Все, встаем, а то меня народ уже заждался. Значит, как договорились — голова понурая, меня называешь князем, и вообще молчи больше, а то твои словечки из двадцатого века тут всех в шок вгонят.
— Тебе легко, — огрызнулся тот беззлобно. — Ты историк. Небось с первого же дня освоился. А я по-ихнему только из «Иван Васильевич меняет профессию» помню. Лепота да еще аки-паки. Вот и все.
— Ничего, освоишься, — успокаивающе бросил Костя уже на ходу к возку, который Епифан тут же направил навстречу.
Все остальное прошло как нельзя лучше. После разноса, устроенного тиуну, тот как-то сразу присмирел и лишь поглядывал на князя умоляющими глазками — только бы не уволил.