лем тоже предостаточно.
— А как же со мной тогда будет? — озаботился Минька.
— Да выкупит он тебя, — заверил его Славка. — И всего делов-то. Будешь свободный.
— Не будет, — возразил Константин. — Рабом и останется, только моим, княжеским.
— Да ты что?! — возмутился Славка. — Нам же одно дело делать. Как же он? Да и вообще, мы же здесь все заодно должны быть, а ты?..
— В чужой монастырь… — начал Константин. — Кажется, вы мне эту пословицу, сударь, сами недавно цитировали?
— Ну так там речь шла совсем о другом, — не сдавался Славка. — Чтоб приличия соблюдать не забывали и так далее.
— Да нет. Она во всех случаях верна. Не время нам еще устав переписывать, и пока мы все будем жить по старым законам. Да ты, Минька, не волнуйся. Все равно ж ты только числиться будешь в рабах, а тронуть тебя никто не посмеет. Ну а когда порох состряпаешь — волю получишь. — Он ободрительно подмигнул притихшему и вновь насторожившемуся мальчишке. — Вот и получится, что я действую как обычный князь. Никаких подозрений мое поведение не вызовет.
— А иначе нельзя? — хмуро буркнул Вячеслав. — Ну чтоб не так, а как-то по-человечески.
— Нет, Слава, нельзя. Ты пойми, что если завтра-послезавтра на меня выступит не то что великий владимирский князь, а даже свой, рязанский — я ведь здесь не один рулю, — и то я ничего не смогу сделать, уж больно силенок маловато. Да что там князь. Вон, возьмут мои бояре и взбунтуются, а ведь у каждого из них свои отряды, а мне на это и ответить нечем… пока.
— Так ведь это пока, — не сдавался Славка.
— Правильно. Вот пока и будем тихо-тихо сидеть и качать мышцу, как культуристы. А уж потом, накопив силенок, можно и голос поднять. Будет порох — стало быть, получим тайное оружие. Будет крепкая дружина — значит, и в обычном бою в грязь лицом не ударим. Кроме того, я так понял, что этот князь, — он указал на себя пальцем, — пока я в его шкуру не залез, был изрядной сволочью и, кроме баб и вина, знать ничего не желал. Ну еще морду какому-нибудь из слуг в кровь разбить по пьянке или холопку изнасиловать — больше ему ничего не надо было. Значит, для начала предстоит заняться чем?
— И чем? — не понял Славка.
— Свой авторитет поднять в глазах народа, — пояснил Константин. — Мол, князь-то у нас, оказывается, золото. Да мы за него горой, в огонь и в воду.
— Правильно, — вскочил возбужденно Минька. — А потом раз, и революцию!
— Это когда земля крестьянам, заводы рабочим, а народам — мир? — иронически улыбаясь, уточнил Константин.
— А что? Это же шанс какой. Может, тебя как раз для этого и прислали сюда? Опять же и для успеха эксперимента полезно. Ты ж заодно проявишь во всей красе свои лучшие человеческие качества.
— Миня, золотко, а откуда у тебя это стремление к социальным потрясениям? — полюбопытствовал Славка, с удивлением глядя на своего соседа. — Мы ж, помнится, покидали наш мир в тысяча девятьсот девяносто восьмом, то бишь на Руси к тому времени со страшной силой свирепствовал дикий капитализм и его волчьи законы, а ты — революция, мир хижинам, война дворцам, все на баррикады. Алло, Че Гевара, ты откель прибыл-то?
— У меня зато дед был знаешь какой, — с гордостью заметил юный Эдисон. — Он всю жизнь в КВЖД работал, ну которое МВД потом стало, так шпионов пачками ловил, вот и рассказывал заодно, как раньше жили. Ну там, при социализме.
— Может, все-таки он работал в НКВД? — кротко уточнил Славка.
Минька на секунду призадумался, после чего утвердительно кивнул:
— Точно, там. Хотя какая разница, НКВД или КВЖД? Главное — ловил, и было тогда все по справедливости.
Константин крякнул, но разницу между Китайско-Восточной железной дорогой и Народным комиссариатом внутренних дел пояснять не стал, равно как и то, что шпионов ловило ведомство, которое потом приобрело аббревиатуру КГБ, посчитав все это излишним.
Вслух же нравоучительно заметил:
— Поверь, Миня, что революция — это всегда плохо. Ни одной еще не было, чтобы в результате нее народу стало лучше, во всяком случае, на Руси. Это я тебе как учитель истории говорю. К тому же тут и так все уже есть, — слукавил он, чтобы угомонить разбушевавшегося мальца. — Земля — у крестьян, мастерские — у ремесленников, а воевать мы будем, только если кто-то нападет, так что я и от мира народам не отказываюсь. Но во главе пока должен быть один.
— Конечно, ты, — уточнил Минька.
— Я, — кивнул утвердительно Константин. — А рядом — мудрые советники, то бишь вы со Славкой, да еще из нынешних современников, из числа шибко башковитых, с пяток-другой наберем со временем. Пойми главное: сейчас нам не до революций. Татары ведь, считай, уже на горизонте, так что первейшая и самая главная задача совсем иная — объединить Русь. И первым пунктом у нас должно быть соединение воедино всех рязанских сил.
— А сможешь ли, коли здесь князей как собак нерезаных? — усомнился Вячеслав. — Тут железная рука нужна. Диктатура, и лучше всего — военная.
— Нет, демократия, — уперся Минька. — Объединяться надо добровольно.
Константин лишь покачал головой, диву даваясь, какая у парня неразбериха в голове, а вслух кротко заметил, что дед изобретателя, который из КВЖД, навряд ли одобрил бы точку зрения своего внука.
Минька попытался было возразить, что, мол, социализм и есть демократия, поэтому дед, как раз наоборот, горячо поддержал бы его, но Константин устало махнул рукой, не желая спорить:
— Все! Политическая дискуссия отменяется. Тем более что она не горит. Вначале надо решить кучу дел попроще, а уж потом можно открывать дебаты. — И, не давая никому возразить, быстро добавил: — Нога устала, братцы кролики, так что пойдемте-ка спать, а утром на свежую голову все порешаем. Как там, в армии? Рота — отбой! — Не дожидаясь ответа, он двинулся к выходу из комнаты.
Глава 15Каждому свое
А нам на белое и черное
Себя никак не разделить,
Ведь свет в нас вплавлен в нечто темное,
И потому душа горит.
На следующий день ни Минька, ни Славка долго ждать себя не заставили — заявились с самого утра, о чем и доложил Константину Епифан:
— Там мальчонка тот, которого в лесу подобрали, к тебе, княже, просится. Слово молвить хочет. Да еще тот молодец буйный, который тиуну твоему руку отломил, тоже с ним.
— Зови, — распорядился Константин. — А сам будь рядом. Ежели что, кликну.
Епифан молча кивнул и вновь исчез, зато в дверях появились Минька со Славкой.
— Дверь, — произнес негромко Константин.
Славка нахмурился недоумевающе. Потом до него дошло, и он закрыл за собой дверь.
— Выспались, поели? — поинтересовался Константин.
— Да нормально, — пожал плечами Славка. — Епифан у тебя шустрый мужик. И спать уложил, и покормил с утра.
— Правда, вместе со слугами, — съязвил Минька. — Но мы понимаем, не князья, чай. И на том спасибо.
— Не за что, — в тон ему отозвался Константин. — И вот еще что. Сразу начнем первый урок придворного этикета. Зашли к князю, поклонились низко, спросили: «Звал, княже?» и молча слушаете, что я скажу. Или там: «Дозволь слово молвить». Между прочим, Епифан заметил, как вы сюда без поклона вломились.
— Прямо сейчас приступать? — ершисто осведомился Минька, а Славка добавил, ерничая:
— Никакой жалости у тебя, княже, к своим верным слугам. А ну как спина переломится? Как служить тебе дальше будем?
— Дураки вы оба, — беззлобно парировал Константин и обреченно махнул рукой на Миньку. — Ну он-то ладно, сопля еще, не понимает ни черта, а тебе стыдно должно быть.
— Мне на самом деле двадцать три, — сразу обозлился Минька.
Ссылки на юный возраст достали его еще в двадцатом веке, среди более солидных коллег, которые, правда, кроме немалого количества прожитых лет, почти ничего в активе не имели.
Учитывая, что здесь ему на вид и вовсе лет тринадцать, впереди этих подколок тоже светило предостаточно.
— А Вячеславу, — парировал Константин, — было двадцать восемь. А мне так вообще под сорок. И не о годах речь. Просто если другие заметят, что дите не кланяется — решат, что неразумен еще, глуп, что с мальца возьмешь — научится, а вот тебе, — заявил он Славке, — уже восемнадцать, не меньше. Тут другие разговоры будут. Скажут, что князь ему слишком много позволяет, видать, шибко подобрел, и тоже поведут себя соответственно.
— Непривычно просто как-то, — неловко улыбаясь и чувствуя собственную неправоту, пожал плечами Славка.
«Да и унизительно», — очень хотелось ему добавить, но он сдержался.
Однако Константин точно угадал его мысли:
— Ты, Вячеслав, человек военный и должен понимать, что этот поклон — никакое не унижение, а просто как бы узаконенная форма приветствия, ну… — Он замялся, подбирая нужные слова, и наконец нашелся: — Типа отдания воинской чести начальнику. Я старше тебя по воинскому званию — князь, то бишь генерал или как минимум полковник. Ты же едва-едва зачислен в дружину, да еще учиться всему предстоит — стало быть, на должности курсанта, не выше. Только в двадцатом веке прикладывали руку к головному убору, а здесь отвешивают поклон — вот и вся разница.
— Ну если отдание воинской чести — тогда убедил, — вздохнул Славка и тут же как-то неловко согнул спину под прямым углом, ворчливо осведомившись: — Хватит, что ли?
— Ниже, ниже, — безжалостно давил голос Константина. — Рукой должен пола коснуться. Вот теперь нормально. А ты, орел, особого приглашения дожидаешься? — обратился он к Миньке, который, нахмурившись, глядел на князя.
— Насколько я помню, — взбрыкнул тот, — отдание воинской чести обоюдное. Вот он тебе отдал, теперь ты ему должен. А иначе нечестно будет.
— Ну не двадцатый же век на дворе! Здесь свои правила! — возмутился непонятливостью Миньки Константин и наконец-то, чуть ли не в первый раз, встретил поддержку со стороны Славки.