может выйти из строя по причине неисправности маленького микрочипа.
Изящно выкрутился он и относительно сбора передаваемой информации.
Дескать, сам мегалит был предназначен только для передачи сведений, поступающих к нему от точно таких же сооружений, разве что несколько меньших размеров, которые раскиданы в мире аж в двухстах местах по определенной схеме.
Более того, согласно его утверждению, после того как один из ученых, занимающихся этой проблемой, выстроил математическую модель их размещения, согласно ей впоследствии удалось найти в местах, которые он указал, порядка шести или семи останков микроСтоунхенджей, тоже разрушенных. Кстати, один из них совсем рядом, то есть не просто в России, но на Мещере.
На резонное возражение Орешкина о том, что устройство, стабилизирующее звезду, логичнее всего было бы разместить на самой звезде, его соседу по купе тоже было что ответить.
Мол, нельзя было устанавливать объект на Солнце. Во-первых, проблематично, а во-вторых, куда больше возни. Дескать, тут имело место правило рычага — чем больше плечо, тем меньше усилий.
Можно было бы разместить его и дальше, например на Марсе, тогда понадобилось бы еще меньше трудов, зато на Земле этот объект мог не только подавать сигнал, но и заодно сообщать всю нужную информацию сразу и о Солнце, и о Земле.
Потому сейчас звезда и стала неустойчивой, что Стоунхендж вышел из строя.
— Что-то у вас тут не сходится насчет космического разума и высокого предназначения Стоунхенджа. Уж больно вид у этого сооружения, как бы это сказать… — Константин замялся, подбирая нужное словцо, но его сосед по купе успел раньше.
— Корявый и неказистый? — подхватил он.
— А еще громоздкий, — проворчал Константин.
— Так это обычная мимикрия, — пожал плечами Алексей Владимирович. — Куда проще подстроиться под соответствующую эпоху. Было бы другое время, использовали бы иные материалы. Громоздкий же именно потому, чтобы его невозможно было развалить. Во всяком случае, имеющимися у людей на тот исторический период подручными средствами.
— А просто взять и починить его не судьба? — язвительно осведомился Константин. — Неужто запчасти кончились? Да и принципы для этого вроде как нарушать не надо. Или на этот счет есть еще один, особый?
Алексей Владимирович терпеливо снес издевку, заверив, что очень даже судьба и никакие принципы тому не помеха, но время безвозвратно упущено, ибо поломка произошла сравнительно недавно — по космическим меркам, разумеется, — и как раз за это время развитие цивилизации даже не пошло вперед семимильными шагами, а скорее, полетело.
— Ну хоть тут мы лидеры во Вселенной, — усмехнулся Орешкин.
— Не мы, — поправил сосед по купе. — Помните, что я говорил о пассивном Добре и активном Зле? Поверьте, что далеко не случайно в Библии одно из имен дьявола именно Люцифер.
— Лучезарный, — кивнул Константин.
— Именно, — подтвердил Алексей Владимирович. — Он знал, чем можно соблазнить человека, да и прием этот давно испытан им. Если кратко, то он заключается в одном слове: «Давать». Причем сразу, щедрой рукой, не откладывая на потом, когда человек будет готов к правильному использованию получаемых подарков.
— Да-а, соблазн велик, — согласился Костя, представив сиюминутное исполнение собственных желаний.
— Велик, — подтвердил Алексей Владимирович. — Вот только когда света слишком много, то неизбежно наступает слепота, а вслед за ней неизбежное тыкание из угла в угол и, в качестве финала, тупик. Правда, и в этом тупике есть еще одна забава — поиграться с красной кнопкой, каковую человеческие пальцы уже нащупали на стене, но еще не нажали. Пока не нажали, — уточнил он.
Костя вздохнул и заметил:
— Скорее всего, сейчас этот разум если бы и стал выбирать, то где-нибудь на Западе, в Штатах или, на худой конец, в Китае, а уж никак не в России, которая в нынешнем тысяча девятьсот девяносто восьмом году если и флагман, то среди стран третьего мира.
— Что ж вы так непатриотичны? А вот мне думается иначе, — возразил его седовласый собеседник. — Вы сами-то никогда не задумывались, что, пожалуй, на всей планете не найдется другой такой нации, у которой столь ярко выражены доброта, самопожертвование, умение понять и простить, любовь и понимание — в крайнем случае, попытки к такому пониманию — всего живого. А еще стремление и умение идти до конца, даже если дело заведомо проигрышное, но сам человек уверен в собственной правоте. Все это складывается воедино и образовывает духовное здоровье нации. Заметьте — не внешнее физическое или, скажем, материальное процветание, а именно духовное.
— Какое уж там здоровье, — грустно усмехнулся Костя. — Особенно в наше время.
— Да, на вас и впрямь за последние годы свалилось слишком много испытаний, но кое-что осталось, — заверил его Алексей Владимирович, добавив: — И это кое-что все равно до сих пор изрядно превышает аналогичные качества жителей любой другой страны. А уж потенциально вы и вовсе на необозримой вышине.
— Впереди планеты всей, — недоверчиво буркнул Костя.
Слова были лестными, и в них очень хотелось верить, но в то же время они никак не укладывались в то, что происходило сейчас на бескрайних просторах его родины.
— Действительно впереди, — словно не замечая иронии в голосе собеседника, серьезно и даже как-то уважительно подтвердил Алексей Владимирович. — Что же касается испытаний, то вы, наверное, помните, что кому многое дано, с того много и спросится. Кажется, так утверждается в Библии? К тому же это вовсе не говорит о том, что вы эдакие умнички, а все остальные просто дурачки. Отнюдь нет. Просто вы много работали именно в этом направлении, вот другие и подотстали. И еще одно. Есть так называемый закон энтропии.
— Это уже, по-моему, из области физики, а я в ней не силен, — смущенно сознался Костя. — Вроде бы там идет речь о равномерном распределении теплоты в отдельно изолированных системах, нет?
— Вы совершенно правильно изложили его суть, — ободряюще кивнул его собеседник. — Добавлю лишь то, что закон этот применяется не только к теплоте и не только в физике. Увы, а может быть, наоборот, к счастью, но он прямо влияет и на развитие человеческого общества. Когда одно из деревьев в саду идет в бурный рост, начиная затенять более низкие саженцы, заботливый садовник его аккуратно подстригает. Конечно, дереву от этого больно и плохо, зато саду хорошо. Так и у нас.
— И каким же образом происходит торможение?
— Да их сколько угодно. Например, можно ввести чуждую религию, которая как никакая другая станет тормозить развитие творческих сил. Не помогло? Тогда вражеское нашествие. Ну неужели вы думаете, что хан Батый развернул своих коней назад, когда перед ним были открыты все страны Запада, включая практически не защищенную Италию, действительно по тем причинам, которые изложены в ваших учебниках и энциклопедиях? Да нет же.
— Это и впрямь загадка, — согласился Константин.
— А если принять во внимание эту гипотезу, то загадка легко разрешается. Все эти страны были беспомощны, и в первую очередь не в военном, а в духовном смысле, так что вторгаться туда не имело смысла. Кстати, аналогичных примеров можно привести сколько угодно и в другие времена. Вы ведь учитель истории. Неужели ни разу не задумывались, почему большинство завоевателей стремилось именно на Русь? А ведь у нее и богатства было не больше прочих, и война с нею из-за бескрайних просторов создавала достаточно серьезные специфические неудобства. Тем не менее чуть ли не все захватчики вопили «дранг нах остен» и лезли и лезли.
— А природные ресурсы? — возразил Костя.
— О них в те времена никто не ведал, включая даже самые элементарные — железо и уголь. Да и Сибирь с Уралом в состав Руси вошли не так уж давно — всего лет пятьсот назад.
— Получается, что все беды с Россией дело рук космического разума, — лукаво осведомился Костя? — А Батый, Гитлер и прочие лишь его орудия?..
— Глупости какие, — усмехнулся Алексей Владимирович. — Вы, очевидно, меня не поняли. Это как раз действовал закон энтропии, требующий поставить на колени богатую духом нацию, чтобы не спешила задумываться о чем-то большом, чистом и светлом. Пусть борется за то, чтобы просто выжить.
— Слушайте, судя по вашим обширным познаниям, может и впрямь создаться впечатление, что передо мной представитель… гм-гм… — Ошарашенный всем услышанным Орешкин несколько натужно засмеялся. — Если бы вы еще и выглядели иначе, я бы мог и впрямь подумать, что…
— А что мешает? — лукаво улыбнулся Алексей Владимирович. — Или вам непременно нужны маленькие и уродливые зеленые человечки?
— Ну-у это тоже перебор, — возразил Костя. — А вот облик какого-нибудь сурового старика-волхва вроде тех, которых рисуют в книжках, вам был бы куда уместнее.
Сосед по купе внимательно посмотрел на Орешкина и, слегка помедлив, вновь коснулся его руки.
Константин вздрогнул и невольно потянулся свободной рукой к глазам, чтобы протереть их.
Протер, но не помогло.
Этого не могло быть, однако было — перед ним, каким-то загадочным образом перевоплотившись, причем мгновенно, сидел именно волхв.
Выглядел он словно по заказу, то есть именно так, как в книжках.
Роскошная седая борода ползла у него по груди, постепенно истончаясь и заканчиваясь аж где-то ниже живота. Седые и длинные — до самых плеч — волосы охватывала широкая налобная повязка.
Одежда тоже соответствовала. Белая рубаха, нарядно расшитая на вороте и плечах, спускалась чуть ли не до щиколоток. Ниже виднелись добротные лапти желтого лыка. В правой руке старик держал увесистый посох с резной рукоятью.
Костя попробовал поморгать, но бесполезно — волхв никуда не исчез.
Орешкин повнимательнее вгляделся в причудливый орнамент вышивки. Вполне отчетливый узор из стеблей, листьев и каких-то геометрических фигурок, похожих на крохотных забавных человечков, и ни одна деталь перед глазами, как это обычно бывает во сне, не расплывалась.