– Кто-нибудь серьёзно пострадал?
В ответ пекинский страж порядка добрых несколько минут распинался о «длинноносых чужеземных бесах, вонючих сыновьях рабынь», выражал надежду, что их командование будет пороть их ржавыми цепями до тех пор, пока шкура со спины не слезет, но добавил, что нет, обошлось без убитых.
Мизуками сунул ему несколько монет и помахал рукой паре рикш. Дождавшись, пока Эшер заберётся в одну из повозок, граф скомандовал вознице:
– В японское посольство.
А спустя полтора часа – к тому времени на дворе было уже почти три утра, Эшер, меривший шагами скудно обставленную комнатку в задней части коттеджа Мизуками, шириной всего в четыре циновки, услышал скрип входной двери и чьи-то торопливые шаги по татами. А ещё через мгновение дверь в комнатку распахнулась – и Лидия бросилась в его объятия.
Глава двадцать третья
– Сорок… – Джеймс повертел в руках записку Исидро.
Несмотря на то что в коттедже имелась современная электропроводка, Мизуками явно предпочитал мягкий свет парафиновых ламп. На китайском столике в углу стоял масляный светильник – нелепый шар в розовый цветочек, – и в его оранжевом сиянии странные буквы, выведенные кистью для каллиграфии так, будто это рисунки, резко выделялись на плотной жёлтой бумаге.
Не считая столика с лампой, остальная комната, как и все прочие в этом доме, была обставлена на японский манер – то есть, по западным меркам, оставалась наполовину пустой. Когда Эшер и Мизуками вернулись в посольство, слуги притащили туда одеяла, чтобы Джеймс мог поспать, плотный квадрат ткани сразу закрыл две трети пола.
Однако сейчас Эшер сидел на татами, скрестив ноги, возле низенького столика. Лидия пристроилась на подушке рядом с ним.
Слуга принёс им чай и вышел, оставив супругов наедине.
За окном потихоньку занимался рассвет.
– Сорок – это не так уж и много, – откликнулась Лидия тем равнодушным тоном, каким разговаривала всегда, когда была чем-то серьёзно обеспокоена.
И Эшер знал, что беспокоит её сейчас отнюдь не численность стаи.
– Когда в вашем отряде всего человек пять или шесть, сорок – это много, – заметил он. – Особенно если учесть, что любая рана, если в неё попадёт достаточно крови яо-куэй, приведёт к тому, что через пару дней ты и сам пополнишь их ряды.
Лидия опустила глаза на собственные руки. «Мы должны вытащить его оттуда» – эти слова так и остались несказанными – ей не хватало духу произнести их хотя бы мысленно – и продолжали висеть в воздухе всё то время, пока супруги обсуждали, как лучше использовать взрывчатку и хлорин и каким образом отгонять крыс, чтобы те не мешали закладывать заряды гелигнита. («Интересно, найдётся ли у немецких солдат лишний фламменверфер[51] и не согласятся ли они одолжить его нам?..»)
Джеймс всё понимал. Легко было повторять себе – «он такой, какой есть, и никогда не станет другим», точно так же, как оправдывал своё поведение Грант Гобарт. Карлебах как-то раз заметил в разговоре об Исидро: «Отныне всякое убийство, которое он совершит, будет на твоей совести». И Джеймс понимал, что профессор абсолютно прав.
Тот факт, что дон Симон Исидро отправился в шахты в первую очередь ради того, чтобы помочь Эшеру в поисках Иных, чтобы не дать этой заразе распространиться дальше, значения не имел. Как и тот факт, что он уже спасал жизнь и Эшеру, и Лидии и тем самым позволил родиться Миранде.
Да, за почти двадцать лет службы в департаменте Эшеру и самому неоднократно доводилось убивать – но он-то в конечном итоге сменил образ жизни. А Исидро не смог бы – да и не стал бы этого делать.
Впрочем, стоило заметить, что вампир наверняка и не рассчитывал, что его спасут. Однако Джеймс всё равно ощущал себя Иудой, и мысль о том, что он предал товарища, бросил его погибать, терзала, как застрявшая в груди ядовитая стрела.
– Эта женщина в самом деле умышленно заразила своего сына, а затем племянника – даже двух! – кровью Иных, ради… ради власти? – Услышав рассказ о том, что Эшеру довелось услышать и увидеть в поместье семьи Цзо, Лидия неверяще покачала головой. – Да как она могла? Как вообще кто-то мог бы решиться на такое?
Джеймс догадывался, что супруга сейчас думает об их дочери – маленькой и прекрасной, как бело-красный цветочек…
– Этой женщине самой едва минуло шесть, когда родная мать искалечила ей ноги, чтобы дочь выросла достаточно «красивой» и её можно было бы продать кому-то влиятельному, способному продвинуть их семью повыше.
Лидия открыла было рот, но, так и не найдя слов, покачала головой.
– Женщина с перебинтованными ногами мучается от ежедневной боли всю оставшуюся жизнь, Лидия. Не скажу, что именно поэтому мадам Цзо воспылала ненавистью к собственной семье, но, как ты понимаешь, подобные практики способны воспитать в человеке весьма специфические понятия о том, что может потребоваться этой самой семье от каждого её члена.
– А я-то ещё считала злой тётю Луизу…
– Не знаю, каким образом госпоже Цзо удалось искалечить вампира Ли и сделать его пленником, – негромко продолжил Эшер. – Случайно ли ей выдалась подобная возможность или же он доверял ей достаточно, чтобы раскрыть место своей дневной спячки…
– Ну, надо сказать, это весьма доходчиво объясняет, почему пекинские вампиры не доверяют живым.
– Или вообще кому бы то ни было. Я подозреваю, что госпожа Цзо, заполучив Ли в свои руки, начала морить его голодом…
– Я бы на её месте поступила точно так же, – рассудительно кивнула Лидия. – Конечно, если бы я была… ммм… способна на подобные вещи…
Эшер поймал её за руку и запечатлел на ней поцелуй.
– Я насмотрелся на тебя в прозекторской, любимая, да, ты действительно способна. Другой вопрос, что у тебя нет подобных мотивов. Но я уверен, окажись Миранда в опасности – и ты не остановишься ни перед чем.
– Так и есть. – Лидия взглянула на него через стёклышки очков с таким видом, будто Джеймс изрёк нечто абсолютно очевидное.
– Позже она начала приводить к нему жертв в обмен на то, чтобы Ли использовал вампирскую способность читать чужие сны – и изменять их, – так её супруг и его громилы получили преимущество над всеми прочими преступными кланами Пекина.
– А читая чужие сны, – подхватила Лидия, – и умея… влиять на чужие разумы, как и все достаточно древние вампиры, Ли сумел дотянуться и до разума Иных. Хотя бы до коллективного – у них, судя по всему, есть нечто подобное, – она на мгновение нахмурилась. – Представляю, какие замечательные сны все эти двадцать лет видела сама госпожа Цзо…
– Да уж. Но даже если её уже двадцать лет каждую ночь душат кошмары, она, судя по всему, согласна платить подобную цену. Она согласна заплатить любую цену за каждый глоток власти для себя и своей семьи, даже если это жизни её сыновей и племянников. Полагаю, она попыталась принудить Ли превратить её отпрысков в вампиров, и, когда он не согласился, заразила его – а вместе с ним и их тоже – кровью Иных, в надежде, что Ли поможет ей контролировать этих тварей. Похоже, о его существовании в принципе известно далеко не всей семье.
– Я бы некоторым своим родственникам тоже не доверила подобные тайны, – с чувством ответила Лидия, устраиваясь на подушке поудобнее. В посольство она явилась, к немалому веселью Эшера, разодетая в роскошный траурный костюм из чёрного шёлка, расшитый гагатовыми бусинами. Её рыжие волосы, прежде стянутые в тугой пучок, сейчас были распущены и струились по чёрной ткани, как поток лавы. – А разум заражённой жертвы и впрямь можно сохранить с помощью тех зелий, которые нашлись в поместье Цзо?
– Матьяш Урей смог – по крайней мере, до тех пор, пока имел к ним доступ, – от этой мысли Эшер поёжился. – Но тот племянник, которого я видел, Чжэнь Цзи Туань, судя по всему, оказался достаточно сильным, чтобы контролировать вампира Ли, а это уже совсем другое дело.
– Замысел госпожи Цзо вполне может обернуться против неё самой, – задумчиво проговорила Лидия, – если Ли сумеет хоть в какой-то степени контролировать яо-куэй. Хотелось бы знать, насколько именно он сможет подчинить их себе… если, конечно, не спятит раньше. Однако, честно говоря, – добавила она, помолчав, – так им всем и надо.
Эшер улыбнулся уголком рта, но тут же посерьёзнел.
– Да, они-то своё получат, – согласился он. – Однако остальные жители Пекина ни в чём не виноваты. Как не виноваты и простые жители всех прочих стран мира, которым придётся несладко, если президент Юань надумает продать эту тайну наиболее выгодным, с его точки зрения, союзникам. Ведь именно простые люди пострадают. Человек, который принёс тебе записку, – Джеймс снова коснулся бумажки, лежащей на столике, – тот монах…
– Цзян – так он, кажется, представился. Он – один из жрецов храма Бесконечной Гармонии. По крайней мере, на нём были такие же одежды.
– Они называются «и», – ввернул Эшер. – Подобную одежду китайцы носили до того, как их завоевали маньчжуры и заставили всех носить ципао и заплетать волосы в косичку. В прежнюю эпоху подобную моду переняли и японцы, однако сейчас и можно увидеть разве что на храмовых служителях. Значит, Цзян утверждает, что текст письма ему приснился?
– Да, он перерисовал буквы по памяти, – Лидия повертела бумажку в руках, в очередной раз разглядывая написанное. Цзян умудрился передать все личные особенности почерка Исидро – характерные завитушки шестнадцатого века, украшавшие буквы «я» и «у», цветочные «хвостики» у каждой буквы «д».
– Должно быть, он обладает высокой психической чувствительностью, – задумчиво протянул Эшер, – учитывая, что Исидро заперт под землёй. Как ты думаешь, не согласится ли этот Цзян на сеанс гипноза?
– Можно спросить его, однако он не очень хорошо говорит по-английски. А ты умеешь гипнотизировать людей, Джейми?
– Нет, – признал тот. – Но, возможно, Цзян согласится погрузиться в медитацию достаточно глубоко, чтобы нам удалось достучаться до Исидро в шахте.