Госпожа Цзо изумлённо застыла, а затем устроила охраннику настоящий допрос, длившийся несколько минут. После этого она снова повернулась к Лидии и замахнулась для очередной пощёчины. Миссис Эшер съёжилась, закрываясь. Маленькие, но сильные руки вцепились в её запястье, заставляя убрать руку от лица. Госпожа Цзо ухватила её за волосы и встряхнула, сыпля гневными вопросами.
Младший Цзо оглянулся на мать и спросил:
– Как вы выбраться?
– Я услышала, как кто-то ходит в соседней комнате, – Лидия округлила глаза и изобразила ужас – впрочем, в нынешних условиях это было не так уж и сложно. – Что-то скрежетало и гремело, как будто из двери вырывают замок. Я спряталась и дождалась, пока шум смолкнет, а потом выглянула наружу. В соседней комнате никого не было, но одно из окон оказалось распахнутым. Я вылезла и побежала.
– Вы не ходить в другую комнату? – Толстяк подошёл достаточно близко, так что Лидия смогла разглядеть его лицо: молодое, суровое, с жестоким взглядом и тонкими усиками. – Не ходить вниз лестница?
– Нет, – Лидия покачала головой, старательно выжимая слезу. После того как её оттаскали за волосы, слёзы и так подступили к глазам, однако любая девица, проведшая в Лондоне хотя бы один светский сезон, овладевала искусством плакать в нужный момент либо в целях самозащиты, либо ради шантажа. – Я очень боялась и не знала, что тут происходит…
Младший Цзо (Лидия вспомнила, что на самом деле фамилия у этой семьи звучит иначе – кажется, Чжэнь?) перевёл её ответ матушке. «Точно, Чжэнь», – подумала миссис Эшер, сравнивая лица матери и отпрыска. Как у его отца, которого, судя по всему, госпожа Цзо сожрала живьём точно так же, как пожирают своих самцов паучихи. «Несомненно, они обнаружили, что мальчишек кто-то выпустил…»
Госпожа Цзо отступила и выразительно провела себе под подбородком ребром ладони.
Сын взял Лидию под локоть, скорее помогая, чем заставляя подняться.
– Пожалуйста, не делать ничего глупого, – посоветовал он абсолютно нейтральным тоном, увлекая миссис Эшер прочь из комнаты, и повёл через дворик по дорожке, освещённой покачивающимися фонарями. – Моя матушка… – он оглянулся на женщину, идущую рядом – та цеплялась за вторую его руку, но никак не показывала боль, которую, как знала Лидия, причинял ей каждый сделанный шаг.
Госпожа закатила глаза и что-то быстро затараторила, будто указывая, что передать, и толстяк смиренно повторил:
– Двор охраняется собаками, большими собаками. Волками. Набрасываться и убивать. А ещё тиграми.
«Забавно, а Джейми почему-то ни слова не сказал о тиграх во дворе…»
Лидия ахнула и старательно изобразила ужас.
– Если вы сбежать, мы не сможем вас спасти. Оставайтесь на месте, всё будет хорошо.
Они дошли до соседнего дворика, пыльного и заброшенного, и Лидия, разглядев его в свете фонарей, ахнула уже по-настоящему. Здесь всё было так, как и описывал Джейми: дорожки, протоптанные в сорняках к ветхим ступеням главного павильона, заколоченные наглухо ставни, западный замок на двери. Лидию приволокли в главный зал, а оттуда – в восточную комнату, где не было замка. Госпожа Цзо вытащила из кармана ципао шёлковый шарф и бросила его сыну, что-то сухо скомандовав.
– Не надо бояться, – передал тот Лидии, когда единственный сопровождавший их охранник («что-то у них сегодня совсем народу не хватает – почему, интересно?») схватил её и поволок в дальний угол комнаты, где накрепко стянул ей руки за спиной и привязал к колонне.
– Нет! – Миссис Эшер отчаянно задёргалась. – Прошу вас, не связывайте меня!..
– Всё будет хорошо, – с запинкой повторил толстяк, а затем взял один из фонарей и повесил его возле двери. – Всё будет хорошо.
Судя по тому, как на выходе из павильона Чжэнь покосился на матушку, он и сам не верил в собственные слова.
У входа в развалины храма Тайного Будды обнаружилось полдесятка лошадей, осёдланных и взнузданных.
– Я нашёл их в овраге, неподалёку от дальнего входа в шахту, – сообщил Цзян. Сбруи на лошадях были немецкие, а попоны – в пяти цветах флага новой республики[55]. – Я не езжу верхом, – добавил он, пока Эшер и его товарищи забирались в седла. – Ещё философ Чжуан-цзы в эпоху Сражающихся Царств сказал, что порабощение животного подобным образом искажает не только его Путь, но и твой собственный…
– Мы вас не оставим.
Луна едва показалась, однако ночь, несмотря на мороз, выдалась ясной. За полосой деревьев, окружавших святилище, виднелась узкая тропа, ведущая обратно в ущелье Миньлянь, где располагался основной вход в рудник. Эшер сообразил, что они уже проезжали мимо этого храма, пока обследовали горный склон, даже не догадываясь, что отсюда можно попасть в шахты. Этот тайный ход не обнаружили ни Исидро, ни инженеры компании «Си Фань-тэ», ни, судя по всему, китайские императоры, пытавшиеся запретить буддийские секты.
– Но Гоминьдан, да и бандиты…
– Сын мой, – монах улыбнулся, и от этой улыбки – и лунного света – его лицо показалось удивительно молодым. – Ну что такого бандиты смогут у меня отнять? Мой посох? Так я вырежу себе новый. Скорее отправляйтесь в путь и не позволяйте предрассудкам одного старика вас задерживать. Я знаю, как добраться отсюда до столицы. Я ходил этим путём сотни раз.
Эшер не стал настаивать. Крепко сжав поводья, он пустил лошадь лёгким галопом вниз по тропе – так быстро, насколько позволял тусклый свет луны; остальные, растянувшись цепочкой, поехали следом.
«Не стоит верить тому, что Туань говорил насчёт Лидии, – убеждал себя Эшер. – Он мог сказать что угодно, зная, что я не смогу проверить его слова».
И всё же по спине бегали мурашки. Лидия, разумеется, будет держаться подальше от Гранта Гобарта, но в посольстве наверняка хватало и других людей – достаточно глупых, беспечных или попросту невезучих, чтобы стать жертвами шантажа со стороны клана Цзо. А от воспоминаний о том, что эти самые Цзо скрывали у себя в поместье, в желудке у Джеймса начинал ворочаться ледяной ком.
Потребуется два часа, чтобы добраться верхом от деревни Миньлянь до Мэньтуоко, где Мизуками оставил свой автомобиль – это если они в очередной раз не столкнутся с гоминьданскими ополченцами. Вампиры могут перемещаться очень быстро – и пешком, и на чужом транспорте, обманом или чарами заставив кого-нибудь живого их подвезти. Но даже если Исидро и доберётся до Пекина, ещё неизвестно, сумеет ли он отыскать поместье Цзо, и не доберутся ли до него ещё раньше пекинские вампиры.
«Они никому не доверяют», – сказал тогда отец Орсино.
И уж точно не станут доверять вампиру-«чанби куэй», в открытую сотрудничающему с живыми. Может быть, они говорят о нём то же самое, что и Карлебах – что верить ему нельзя, что необходимо убить его при первой же встрече…
Когда отряд достиг края оврага и крутая тропа стала более пологой, Эшер рискнул обернуться. Храм Тайного Будды по-прежнему виднелся в лунном свете на полысевшем склоне горы, однако Цзян бесследно исчез.
По подсчётам Лидии, фонарь прогорел около часа, прежде чем погаснуть. Сам факт того, что кто-то может увидеть его свет – пусть даже совсем тусклый и через узкие щели в ставнях, – вызывал у миссис Эшер ужас; однако, когда фонарь наконец-то погас, кромешная тьма показалась ей в десять раз хуже.
А что, если Гобарт – а вместе с ним и те двое Цзо-Иных, коим он стал теперь верным товарищем, – смогут выследить её в этой темноте по запаху живой плоти и горячей крови?
Кто знает…
Впрочем, здесь хотя бы не было крыс. Несмотря на то что вампир Ли, заключённый в подземном узилище, совершенно не мог двигаться – в этом Джейми клялся со всей уверенностью, – животные всё равно испытывали к нему ту же антипатию, что и ко всем прочим хищникам-немёртвым. Даже кошки, жившие у Симона в Лондоне, обходили его по широкой дуге как минимум до тех пор, пока он, как подозревала Лидия, не покормится досыта.
Однако при мысли о том высоком узком здании, таившемся в безымянном переулке – по странному совпадению, он перестал упоминаться на всех картах Лондона начиная с шестнадцатого века, – к горлу Лидии подступил комок, а глаза защипало от подступающих слёз. Ей вспомнился кабинет, заставленный книжными шкафами, где на полках изящные резные работы столяров восемнадцатого века теснились рядом с простыми ящиками, доверху забитыми хламом… Стол из чёрного дерева с инкрустацией, диковинный немецкий вычислительный аппарат старинного образца с клавишами, вырезанными из слоновой кости…
«…Они не могут до меня добраться, но и я не могу пройти мимо них…»
Лидия вспомнила, как были холодны его пальцы, касавшиеся её руки; их совместное путешествие из Парижа в Константинополь и долгие вечера в покачивающемся купе, которые они коротали за игрой в пикет («… наглядное изображение в миниатюре всех дел человеческих» – так он охарактеризовал эту игру, в очередной раз обыграв Лидию с разгромным счётом). Небольшая стопка его сонетов до сих пор лежала в дальнем ящичке её комода в оксфордском доме – об этом не знали ни сам Симон, ни Джейми.
«… Вспоминайте меня добрым словом, если нам больше не доведётся встретиться…»
Лидия прислонилась затылком к колонне. Колени ныли от долгого напряжения, но она не решалась сползти вниз и присесть. Шёлковые путы давили на руки так, что пальцы потихоньку немели, несмотря на то, что Лидия постоянно разминала их и вращала запястьями, насколько это удавалось.
«Вы не понимаете», – прошептал тогда Гобарт. Убийца, искавший себе оправдание.
Симон никогда не искал никаких оправданий и никогда не пытался сделать вид, что он – не то, что он есть.
Но разве от этого он меньше заслуживал погребения заживо в шахте, заполненной газом?
Нет. Нет.
«Так отчего же мне так хочется плакать?..»
После того как погас фонарь, в павильоне словно стало ещё тише.
А затем в этой тишине послышался голос – далёкий и приглушённый.
Он что-то кричал. Явно какие-то слова, хотя сквозь толщу земли практически невозможно было разобрать отдельные звуки…