«Ещё чуть-чуть, и он окончательно спятит – и что тогда?..»
Гобарт выскочил сквозь сломанные ворота и понёсся по пологому берегу обмелевшего озера, покрывшегося коркой грязного, поблёскивающего в лунном свете льда. Добравшись до мраморного моста над перешейком, который соединял северное и южное озёра, где сломанные ступени уходили вниз, в темноту, сэр Грант остановился, опустил Лидию на землю и оглянулся по сторонам.
– Помню это место… – произнёс он, тяжело дыша. – Невероятно… Никогда в жизни здесь не был, но помню… – его голос зазвучал спокойнее, как будто у спящего. – Они были здесь, тут дыра, по которой они спускаются вниз, в подвалы… а в этих подвалах ещё подвалы… Я как будто видел их во сне…
Гобарт вздрогнул и схватился рукой за голову, поморщившись от боли:
– Они умирают. Я слышу их предсмертные крики у себя в голове. Как будто кто-то отрывает куски живого мяса от моего мозга. Я оставлю тебя здесь, в безопасности, и вернусь, поговорю с ней… заставлю её дать мне лекарство. Оно помогло её мальчишкам, вернее, помогло бы, если бы их не убили…
– Она не сможет дать тебе лекарство, – выдохнула Лидия. – Она мертва. Я видела её там. Она мертва.
Гобарт дёрнул её к себе и вкатил пощёчину. Почти оглушённая, Лидия едва не рухнула на колени, но он рывком поднял её на ноги, не давая отстраниться. Лунный свет отражался в его глазах, будто в зеркале.
– Ты лжёшь, – прошептал он. – Но тебе это не поможет. Хитрая сучка…
Гобарт вдруг улыбнулся, оскалив окровавленные зубы, и коснулся ладонью её щеки.
– … но хорошенькая…
За его плечом сверкнули чьи-то глаза, точно так же отражающие лунный свет, а затем длинные бледные пальцы ухватили его за подбородок, а вторая рука – за плечо… Гобарт взревел и, отшвырнув Лидию на осыпавшиеся ступени, развернулся – быстрее, чем это сделал бы живой человек, – замахнувшись когтистой рукой на Исидро – странно худого, похожего на привидение, такого, каким он бывал обычно, когда долго не питался, ослабевшего, не скрытого иллюзиями. Вампир отшатнулся, но Гобарт успел перехватить его за запястья…
…и в этот момент Лидия так ловко, словно уже десятки раз репетировала этот жест для какой-нибудь пантомимы, лягнула Гобарта между ног.
Тот рухнул как подкошенный, придавив её могучим весом. Сдавленно выругавшись, Исидро быстрым умелым движением сломал ему шею.
– Dios, – вампир стащил жуткий труп в сторону и протянул Лидии руку, чтобы помочь подняться. Его пальцы напоминали промёрзшие кости, а длинные волосы спадали на лицо. – Госпожа, я…
И в эту же секунду в нескольких шагах от них послышался крик Джеймса:
– Нет!
А следом рявкнул дробовик.
Заряд угодил в тело вампира с такой силой, что Исидро согнулся. Его белая сорочка неожиданно расцвела кровавыми пятнами. На мгновение его пальцы конвульсивно сжали руку Лидии, он взглянул ей в глаза, словно собираясь что-то сказать… Миссис Эшер услышала торопливо приближающиеся шаги – к ним бежали профессор Карлебах и Джейми, на ходу вырывающий из рук старика дробовик…
А затем глаза Исидро закрылись. Его пальцы разжались, а лицо приобрело выражение неземной умиротворённости. Вампир отступил на шаг и беззвучно рухнул в чёрную стылую воду.
Глава тридцатая
– Он был вампиром, – только и сказал Карлебах. – Убийцей, на чьей совести тысячи душ. Как ты вообще можешь оплакивать такую тварь? Что ты за женщина такая?
Эшер понимал, что любые объяснения будут бессмысленны. Опустившись на колени и обняв Лидию – та отчаянно дрожала, но не издала ни звука, – он негромко ответил:
– Она – женщина, которой только что спасли жизнь, а затем убили её спасителя прямо у неё на глазах.
На лице Карлебаха не дрогнул ни один мускул – старик по-прежнему выглядел как ветхозаветный пророк, оглашающий приговор божий.
– Он был вампиром, – повторил Карлебах, как будто забыл сейчас всё, что знал, в том числе и об Эшерах.
Над крышами поместья Цзо взметнулись языки пламени, и в их свете Джеймс разглядел невысокий коренастый силуэт – из разбитых ворот показался граф Мизуками.
– Мадам Эшу… – начал он, подходя ближе.
– С ней всё в порядке, – Джеймс поднялся на ноги, по-прежнему прижимая к себе Лидию так крепко, насколько позволяли усталость и боль в боку. Лидия уткнулась лицом ему в плечо, судорожно цепляясь за рваные рукава: у неё не было сил ни говорить, ни смотреть людям в глаза. – Но я отвезу её обратно в гостиницу. Вы приберётесь здесь? – Он оглянулся на охваченные пламенем крыши поместья.
– Всё уже сделано, – Мизуками, похоже, потратил запасную канистру бензина, припасённую в багажнике автомобиля, а может быть, отыскал где-то в комнатах рядом с узилищем вампира Ли запасы масла для ламп. – Я даже успел отправить человека за пожарными.
– Спасибо вам, – Эшер чувствовал себя полностью опустошённым. Внутри не осталось ни чувств, ни мыслей, кроме одной: Лидия жива и невредима.
А Исидро наконец-то почил с миром.
Юный рядовой Секи, бледный до прозелени, подогнал автомобиль туда, где переулок Великого Тигра выходил на берег озера.
Пока Эшер медленно поднимался по пологому склону, под ногами у него хрустел заледенелый песок; бережно уложив Лидию на заднее сиденье, Джеймс накрыл её автомобильным ковриком. Карлебах, всё такой же суровый и молчаливый, устроился на переднем сиденье рядом с водителем, сжимая в руках дробовик.
«А ведь Карлебах имеет полное право горевать, – устало подумалось Джеймсу. – Он поступил совершенно правильно и по человеческим законам, и по Божьим, но не получил за это никакой благодарности. Никто даже не поддержал его после смерти юноши, которого старик любил как родного сына. Вместо этого его предал человек, попавший под власть вампирских чар, падающий в бездну буквально на его глазах.
Неудивительно, что Карлебах нажал на спусковой крючок, хотя Исидро спас Лидии жизнь».
Этот выстрел стал актом очищения, освободившим и Лидию, и самого Джеймса от действия вампирских чар.
«Он поступил правильно».
Эшер облокотился на кожаную спинку сиденья, поглаживая по волосам Лидию, пристроившую голову ему на колени. Рыжие пряди скользили между его пальцев, как мокрый шёлк. Лидия жива. Лидия невредима.
«Он поступил правильно».
Эшер прикрыл глаза, и перед его мысленным взором снова встала картина, как Исидро сгибается, получив в спину заряд серебряной дроби. Пятна крови на белой сорочке, бесцветные волосы, похожие на клочья паутины, измождённое, покрытое шрамами лицо лишено всяких эмоций – ни боли, ни радости, ни гнева, ни сожаления, как у диковинной статуи, выточенной из слоновой кости ветром и временем.
А затем он рухнул спиной вперёд в ледяную чёрную воду.
В покой. В смерть. В Преисподнюю, лежащую внизу, в тысяче, затем в десятке тысяч, а затем в сотне тысяч железных ступеней…
На следующий день Карлебах сообщил, что поменял обратный билет на другую дату, так что вместо того, чтобы отправиться в Англию вместе с Эшерами на борту «Равенны» в конце месяца, он покинет Китай сам, на «Лилибуро», отходящем из Шанхая на следующей неделе.
А в ночь на двадцатое ноября Эшеру приснился дон Симон Исидро.
Он отправился вместе с Эллен и Мирандой на железнодорожный вокзал, проводить ребе Карлебаха перед отъездом в Шанхай. Лидия предпочла остаться в гостинице. Джеймс предлагал составить пожилому наставнику компанию, так как до Шанхая предстояло ехать целый день, однако Карлебах отказался.
– Миссис Эшер необходимо, чтобы её муж был рядом, – сказал он.
Поэтому Джеймс подрядил посольского работника Пэй Чэнь-каня, чтобы тот сопроводил старика в порт и убедился, что тот благополучно поднялся на борт. На платформе Карлебах обнял Эшера, и тот, обнимая старика в ответ, почувствовал, как хрупок на самом деле этот суровый, жёсткий и непреклонный человек. Карлебах тихонько прошептал его имя, и Эшер шепнул в ответ:
– Спасибо вам, друг мой.
Он не стал уточнять, за что именно.
Они оба понимали – Джеймс кожей это чувствовал, – что их дружба уже никогда не станет такой, как прежде.
А между тем в Посольском квартале целую неделю разлетались новости одна удивительнее другой. Сначала стало известно о том, что труп сэра Гранта Гобарта обнаружили на пепелище поместья скандально известной госпожи Цзо («Не могу сказать, что сильно удивлена», – заметила по этому поводу Аннет Откёр), затем грянула весть о воскрешении Джеймса Эшера («Нет, нет, понятия не имею, что это такое было…»), а затем мистер Тиммс нехотя принёс извинения от лица посольской полиции («Из Лондона пришла телеграмма, в которой все обвинения назывались «чепухой». Нет, больше в ней ничего не говорилось…»).
– Ну надо же, кто бы мог подумать! – сказал на это Эшер, изо всех сил изображая искреннее удивление.
Однако все эти события померкли, когда в отделение посольской полиции явилось пятеро китайцев – по всей видимости, родичи многочисленной посольской обслуги, хотя проверить это, конечно же, было невозможно, – а вместе с ними дряхлый американский художник по фамилии Джонс. Все эти люди независимо друг от друга поклялись, что в разное время видели Ричарда Гобарта вечером двадцать третьего октября, и на нём был галстук, ничуть не напоминающий орудие убийства.
Более того, отыскался и рикша по фамилии Кун, подвозивший младшего Гобарта в тот злополучный вечер к Эддингтонам. На безупречном английском – до падения императорской династии господин Кун был профессором английского языка в Имперском железнодорожном колледже в Шанхайкуане – он сообщил, что, когда он привёз молодого человека, абсолютно пьяного, к воротам, Холли Эддингтон уже была мертва. Ричард, увидев лежащее на траве тело, жалобно всхлипнул: «Ох, Холли, кто же мог сотворить такое ужасное злодейство?!» – и потерял сознание. Господин Кун пытался привести его в чувство, но, когда в сад начали сбегаться люди, предпочёл ретироваться.
Оставалось только гадать, где кузены покойной Ми Цин умудрились отыскать для оправдания Ричарда англоговорящего рикшу, не говоря уже о разорившемся американском художнике. Но, как заметила тем же вечером за чаем Лидия, это было очень мило с их стороны.