Вне зависимости от личных симпатий и антипатий лиц, приближенных к московскому трону, и самого государя всея Руси, в первую очередь в состав Государева двора при массовом отборе попадали наиболее видные по своему происхождению, родственным связям и служебным показателям лица, пользующиеся авторитетом среди населения их уездов.
Особое внимание уделялось княжествам, недавно потерявшим свою независимость. Среди удельных князей современников Ивана III его постоянными союзниками были братья Юрий Дмитровский и Андрей Вологодский. Не проявлял строптивости также престарелый Михаил Верейский. Присоединение их княжеств к великокняжеской территории обошлось без каких-либо эксцессов. Представители этих удельных дворов быстро нашли место в придворном окружении, где заняли достаточно видные позиции. Бывший дмитровский боярин А.И. Старков уже в 1475 г. ездил с посольством в Крым. В.Ф. Сабуров в 1478 г. был одним из воевод в новгородском походе. Наиболее успешную карь еру сделал при дворе Ивана III И.В. Ощера. В 1470–1480-х гг. он был наместником Коломны и Старой Русы, а в начале 1490-х гг. управлял Великим Новгородом. В летописном рассказе о «стоянии на Угре» его имя упоминалось среди ближайших советников. Заметными лицами в окружении Ивана III были дети дмитровских бояр С.И. Воронцов, И.В. Шадра Вельяминов (окольничий конца 1490-х гг.). Князь В.В. Ромодановский, бывший доверенный боярин Михаила Верейского, в 1490 г. ездил с посольством в Крым. Несколько раз он встречался среди воевод, а позднее достиг звания окольничего[124].
Больше проблем доставлял Андрей Углицкий. Его двор мог стать инициатором междоусобной распри, в традициях бушевавшей некогда Феодальной войны. В 1480 г. во время конфронтации братьев бояре и дети боярские этого князя «и з женами и з детми и с людьми» отправились к границам Великого княжества Литовского. Еще до ликвидации углицкого удела был инициирован переход некоторых его «вассалов». В 1487 г. наместником во взятой русской армией Казани был посажен Д.В. Шеин-Морозов. Позднее он неоднократно получал воеводские назначения. Его родственник Д.Д. Морозов, ранее наместник в удельном Звенигороде, в качестве боярина присутствовал на судах у Ивана Молодого в Переславском уезде. Уже после «поимания» Андрея Углицкого его бывший боярин М.К. Беззубцев в 1498/99 г. был одним из воевод в походе на Казань. Воеводой невысокого ранга промелькнул в разрядах И.Б. Образец Синего. На службе у Ивана III отметились и некоторые дети боярские из углицкого двора[125].
Уже цитировалось сообщение Ю. Траханиота, который рассматривал удельных бояр и детей боярских как часть великокняжеского окружения. Это сообщение иллюстрируется делом о «крамоле» В.Г. Мунта Татищева. В 1488/89 г. этот «слуга» Ивана III «пошутил» перед удельным сыном боярским И.Б. Образцом о намерении великого князя «поимати» Андрея Углицкого. В этом печально закончившемся для Мунта Татищева эпизоде (он был подвергнут торговой казни) примечательны контакты между великокняжеским и удельным детьми боярскими. И И.Б. Образец, и Мунт Татищев находились в это время в Москве[126].
Безболезненная адаптация выходцев из удельных дворов во многом объяснялась их изменившимся положением. Несмотря на позднейшие местнические предубеждения, удельная служба давала возможность некоторым фамилиям московской аристократии «удерживаться на плаву», сохраняя свои «честь» и положение в бурных перипетиях придворной и политической борьбы. Удельные князья конца XV – первой трети XVI в., за редкими исключениями, были родными братьями «государя всея Руси». Переход на удельную службу происходил в границах одной и той же правящей семьи и не мог рассматриваться как измена. Статус же удельного боярина стоял всего на одну ступень ниже, чем звание собственно великокняжеского боярина, что способствовало в дальнейшем обратным переходам. Многие из князей Оболенских служили в конце XV в. в уделах. Андрею Углицкому служил князь В.Н. Оболенский, а Борису Волоцкому – его брат Петр. В.Н. Оболенский стал родоначальником известных впоследствии боярских фамилий Курлятевых и Хромых. Скорее всего, правы были Г. Алеф и А.А. Зимин, считавшие, что причиной подобного перехода братьев была складывающаяся родовая система наследования чинов (квоты). В углицком дворе В.Н. Оболенский стал одним из виднейших бояр, что впоследствии позволило его потомкам добиться высокого положения при Государевом дворе. Удельные дворы, таким образом, выступали в качестве своеобразных «запасных аэродромов» для представителей боярской аристократии и не таили в себе угроз «феодальных мятежей»[127].
При комплектации Государева двора не забывались и интересы боярской знати из земель, находившихся в великокняжеском ведении. На особом положении после присоединения к Москве находились тверские и рязанские бояре. В Тверской и Рязанской землях не проводились крупномасштабные конфискации и почти не практиковались «выводы». Московское правительство предпочитало проводить здесь политику сотрудничества с местной знатью, используя в своих интересах сложившиеся системы старшинства (иерархии). Статус дворовых детей боярских приобрели практически все видные фамилии из этих княжеств.
Тверские бояре начали в массовом порядке переходить на московскую службу задолго до фактической ликвидации Тверского княжества. Уже в 1476 г. двор Михаила Тверского покинула большая группа бояр. Число перебежчиков заметно возросло во время похода Ивана III на Тверь. Лишь часть тверских бояр бежала в Литву вместе со своим господином. Недостаток источников не позволяет оценить масштабы выселений местных бояр. Некоторые из их потомков служили впоследствии по другим уездам, но их появление там могло быть вызвано дополнительными земельными пожалованиями, а не опалами. Такое развитие событий кажется весьма вероятным применительно к Бокеевым. В.С. Бокеев перешел на московскую службу в 1476 г. В 1489 г. он был воеводой в походе на Вятку. Разрядная запись 1495 г. сохранила относящуюся к нему помету «из Мурома». К этому времени он, очевидно, уже обосновался там вместе со своим братом Ильей[128]. Не проявили особой лояльности тверским князьям Собакины, получившие в конце XV в. поместья в Коломенском уезде. По Переславлю позднее служили Нагие и Коробовы, а по Костроме – Карповы. Некоторые из них определенно сохраняли за собой вотчины на территории бывшего Тверского княжества.
Уникальность дальнейшего существования Тверской земли заключалась в династических правах на нее старшего сына великого князя – Ивана Молодого, внука Бориса Тверского. Получив Тверское княжество на правах наследника, он сохранил права местной знати «у себя пожаловал в боярех учинил». Позднее Тверская земля перешла в ведение его младшего брата Василия, будущего Василия III. Особый статус способствовал консервации сложившихся в период независимости отношений. В Твери в конце XV – начале XVI в. продолжала функционировать собственная боярская дума. Кашинским наместником был «боярин» И.Б. Бороздин. В 1495 г. в свите Ивана III во время поездки в Новгород присутствовали «из Тверские земли бояре». Тверские бояре и окольничие упоминались в разрядах также в 1501 и 1509 гг. Жалованные грамоты на кормления в Тверской земле (до 1513 г.) продолжали оформляться в особой тверской канцелярии. В ее ведении находились вопросы местного управления и судопроизводства. Известно несколько грамот, выданных этой канцелярией[129].
Прекращение выдачи тверской канцелярией жалованных грамот уместно связать с роспуском местной боярской думы и включением «двора тверского» в состав Государева двора. По мнению Б.Н. Флори, проведение этих мероприятий растянулось на несколько лет. Трудно сказать, насколько повлияла на них опала князя В.Д. Холмского (1508 г.). С.Н. Попов считал его главой группы тверских князей при московском дворе, хотя он значительно больше был связан с кругами московской аристократии, чем с бывшими «тверичами». Реконструкция структуры дворовой книги 1537 г. показывает, что тверские бояре перестали существовать как отдельная группа между 1513 и 1518 гг.[130]
В походах тверские полки часто возглавлялись представителями местного боярства. В походе 1493 г. среди воевод «изо Твери» были князья О.А. Дорогобужский, В.А. Микулинский (служилые князья Тверского княжества), И. и П.Б. Бороздины. В том же году из Твери была отправлена новая рать, где среди воевод фигурировали Д.И. Киндырев и В.Б. Бороздин. В походе 1496 г. на шведов воеводами левой руки также были С.К. Бокеев и А.И. Коробов. В этом походе полк левой руки, видимо, был полностью укомплектован тверичами. Тверичи участвовали также во взятии Казани. Среди воевод этого похода находились А.И. Коробов, П. и В.Б. Бороздины, а также С.К. Бокеев. В 1500 г. в походе на ливонских немцев участвовали «Иван да Петр оба Борисовича и с тверици»[131]. Тверские воеводы сыграли свою роль также в победе на Ведроши.
Разделение территории Тверского княжества между сыновьями Ивана III ослабило позиции местной знати, но принципиально не изменило ее положение. Б.Н. Флоря и В.Б. Кобрин отмечали разбивку тверской рубрики Дворовой тетради на две части: «Тверь» и «помещики тверские». В первой были представлены потомки старинных тверских землевладельцев. «Помещики тверские» объединяли выходцев из других уездов[132].
Рязанское боярство также отстояло свою замкнутость и обособленность, что подчас вызывало серьезные опасения. Примером может служить дело о побеге последнего рязанского великого князя Ивана Ивановича, поддержанного некоторыми местными детьми боярскими. Допросам были подвергнуты многие представители рязанской знати, которые, однако, отделались легким испугом. Практически все они в дальнейшем продолжали службу. После завершения следственного де