озросло количество местных помещиков. В Водской пятине, например, только в 1499–1501 гг. появилось не менее 160 новых помещиков (без учета детей), или порядка 40 % от общего числа помещиков этой пятины. Аналогичные процессы, вероятно, шли и в других новгородских пятинах.
Отдельно следует остановиться на вопросе об испомещении послужильцев московских и новгородских бояр. Широко представленная в исторической литературе так называемая Поганая книга представляет собой выписки из писцовой книги Водской пятины рубежа XV–XVI столетий письма Д.В. Китаева, а также основанный на них перечень фамилий новгородских помещиков «кто чей бывал послуживец». Два этих документа были сопровождены преамбулой о роспуске дворов московских и новгородских бояр: «Лета 6991 апреля в 8 день как Бог поручил великому князю Ивану Даниловичю Московскому под ево богохранимую державу Великий Новгород и по ево государеву изволенью разпущены из княженецких и из боярских дворов служилые люди»[234]. Этот источник сформировал пренебрежительное отношение к новгородским дворянам, вынужденным впоследствии защищать свое благородное происхождение. Вышеславцевы подчеркивали, что «переведены служити в Великий Новгород и во Псков и в Бежецкой Верх и в Мещеру многие честные роды и наш род». Значительное влияние оказал этот источник на историографию вопроса о социальном составе новгородских помещиков[235].
Несмотря на отмеченные противоречия в тексте Поганой книги, большинство историков не подвергало сомнению достоверность конфликта государя всея Руси с его ближайшим окружением, получившего отражение в этом источнике. С.Б. Веселовский считал, что роспуск дворов стал следствием столкновения «крупной боярской партии» с великим князем в связи с придворной борьбой, развернувшейся в 1480 г. во время Стояния на Угре.
Приведенная в Поганой книге дата – 1483 г. – является условной. Один из «людей» фигурантов этого источника И.И. Салтыка Травина, И. Черныш Уваров Санин, позднее ставший помещиком, упоминался в его духовной грамоте, составленной в 1483 г., после пресловутого указа о роспуске боярских дворов. Очевидно различное время предоставления поместий «людям» представителей московской аристократии в Новгородской земле. Послужильцы князей И.Ю. Патрикеева и С.И. Ряполовского получили свои земли на рубеже XV–XVI столетий, спустя почти два десятилетия после предполагаемого роспуска дворов своих господ. Их появление здесь было связано с действительной, а не мнимой опалой, постигшей этих вельмож в 1499 г.[236]
По мнению К.В. Базилевича, появление некоторых послужильцев в Новгородской земле могло быть связано с первой писцовой переписью, проводившейся в начале 1480-х гг. после присоединения Великого Новгорода. Указ Ивана III, точнее несколько указов (что объясняло расхождения в датах списков Поганой книги), о роспуске дворов был направлен против новгородских бояр, а также против «ряда московских титулованных и нетитулованных бояр и вольных слуг, попавших под опалу великого князя». Характерна неопределенность этого круга лиц. При рассмотрении персоналий К.В. Базилевичу несколько раз приходилось делать весьма спорные предположения о причинах возможных опал. Известен факт «поимания» братьев И. и В.Б. Тучков Морозовых, который, правда, произошел в 1485, а не в 1483 г. Для других лиц свидетельством опалы выступало «прекращение сведений об их деятельности». В случае с А.К. Шереметом Беззубцевым указанием на его опалу являлось (sic!) испомещение большого числа его послужильцев[237].
Несколько раз обращался к теме послужильцев Г.В. Абрамович. В рамках коллективной монографии «Аграрная история Северо-Запада России», где им была написана глава о писцовых книгах, он, вслед за Д.Я. Самоквасовым, обосновывал тезис о двойном описании Водской пятины писцом Д.В. Китаевым. Начало первого описания должно было быть отнесено к 1478–1482 гг. В качестве доказательства приводился пример безымянного Хомутова, названного в качестве прежнего владельца поместья, пожалованного в 1482 г. братьям Трусовым Воробьиным. Хомутовы же были «людьми» В.Б. Тучко Морозова. Предложенная версия о двойном описании Водской пятины, осуществленном Д.В. Китаевым, не находит подтверждения. Сам Г.В. Абрамович отказался от этой версии в своей докторской диссертации, отметив, что большая часть земель, которые были переданы послужильцам, была конфискована во второй половине 1480-х гг. Указанного Хомутова он рассматривал уже как полноценного сына боярского, однофамильца «людей» В.Б. Тучко Морозова[238].
В специальном исследовании о Поганой книге он предположил, что в 1483 г. было издано два указа (8 апреля и 17 июля). Первый затрагивал «людей» новгородских бояр, составивших впоследствии гарнизон Ивангорода, второй – послужильцев братьев Тучков Морозовых и, возможно, А.К. Шеремета[239]. Среди «ивангородцев» в действительности были представлены «люди» новгородских бояр, подвергшихся репрессиям в разное время, как до, так и после пресловутого 1483 г. Б.В. Есипов и И.И. Лошинский были «поиманы» Иваном III еще в 1476 г., до присоединения Новгорода, а Марфа Исакова (Борецкая) – сразу после этого события. Г.М. Тучин лишился своих новгородских владений уже после 1493 г. Причины роспуска дворов остальных лиц из числа представителей московской знати были обойдены Г.В. Абрамовичем молчанием, которое было не случайным.
За исключением примеров братьев Тучков Морозовых (опала в 1485 г.), а также князей И.Ю. Патрикеева и С.И. Ряполовского (1499 г.) источники не содержат упоминаний о конфликтах лиц, фигурировавших в писцовой книге Водской пятины и, соответственно, в Поганой книге, с великокняжеской властью. Некоторые из них занимали ведущие позиции при дворе Ивана III. Новгородским дворецким и, вероятно, боярином в 1495 г. был М.Я. Русалка. Не замечены в «шатости» были В.Ф. Образец Симский, И.В. Ощера, И.И. Салтык Травин и князь Я.В. Оболенский. Прекращение сведений об их деятельности связано было, скорее всего, с их смертями. В 1487 г. умер князь Я.В. Оболенский. До марта 1493 г. скончался И.В. Ощера. Весьма преклонным возрастом отличался в середине 1490-х гг. тот же М.Я. Русалка. Первое упоминание о нем относится к 1446 г., когда он находился в группе детей боярских, составивших заговор «как бы князя великого (Василия Темного. – М. Б.) выняти». Новгородские владения М.Я. Русалки в первые годы XVI в. перешли к его младшим родственникам Чеглоковым-Филимоновым[240].
В том же заговоре 1446 г. принимал участие И.Д. Руно, сведения о котором исчезают после 1478 г. Неизвестным персонажем был А.К. Шеремет Беззубцев, основатель хорошо известной впоследствии боярской фамилии. Несмотря на свое знатное происхождение и близкое родство с боярами Я. и Ю.З. Кошкиными, он не оставил сведений о своей деятельности. Судить о нем приходится на основании данных, относящихся к другим членам его семьи. Он, вероятно, служил Андрею Углицкому[241].
Трудно понять, о ком из князей Шаховских шла речь при упоминании Дмитриевых, помещиков Деревской пятины – «служили Шаховскому». Не удается точно идентифицировать И. Товаркова, если информация об испомещении его «человека» И.В. Огибалова, встречающаяся в ряде списков Поганой книги, является верной[242].
«Роспуск» дворов происходил в разное время и не во всех случаях был обусловлен конфликтами мнимых опальных с великокняжеской властью. Далеко не всегда боярские дворы прекращали свое существование после опал. В духовной В.Б. Тучко Морозова, явленной в 1497 г. и содержащей упоминание о великокняжеской опале, перечисляются десятки «людей», оставшихся на его службе. Некоторые из них были вероятными родственниками новгородским помещикам, находившимся прежде на его службе (Сысойко Шишка и его брат Б.Ф. Сухой Овцыны и помещики М. Ягныш, И. Лыско, К. Малыш Барановы-Овцыны)[243].
Не исключен вариант отпуска на волю некоторых «людей» при жизни их господ. Среди помещиков Деревской пятины числились братья К. и С.В. Ватазины «Семеновские Брюхова». Сам С.Б. Брюхо Морозов, младший брат И. и В.Б. Тучков Морозовых, продолжал свою службу еще в первом десятилетии XVI в. В отличие от старших братьев он не пострадал в опале 1485 г. В 1486 г. «боярин» С.Б. Брюхо был отправлен с посольством в Крым. Упоминания его послужильцев имеют единичный характер. С.В. Ватазин в писцовой книге был обозначен как «холопов брат», то есть холопом уже не являлся[244].
Поганая книга была составлена в местнических целях на основании выписок из писцовой книги Д.В. Китаева. Часть сделанных в ней интерпретаций появилась из-за неправильных прочтений этого источника. Показателен пример М.Г. Бирилева. При раздаче дворцовых земель Водской пятины новые помещики перечислялись целыми группами. В волости Коложицы в составе такой группы были безфамильный Зеленя и его дети, М.Г. Бирилев с сыновьями, а также И. Бетюк и А.С. Албычевы «княжо Семеновские Ряполовского». Все эти лица в перечне Поганой книги (Зеленины, Бирюлевы, Битяговы, Албучевы) были причислены к послужильцам князя С.И. Ряполовского. Между тем М.Г. Бирилев не был связан с этим вельможей. Именно он, вероятно, в начале 1480-х гг. был тиуном князя Ивана Молодого в Галицком уезде. Позднее М. Бирилев «обояривал» земли в Вологодском уезде, которые затем покинул в связи с переселением в Новгородскую землю. В вологодских писцовых книгах была сделана помета: «А оттуды на поместье съехал в Новьгород». В соседней Устюжне поместья позднее принадлежали другим Бирилевым. Его соседа можно отожествить с Зеленей из завещания князя И.Ю. Патрикеева, который отпускался на свободу «с женою и с детми и с землею»