Для «людей» представителей московской аристократии служба великому князю до момента передачи им новгородских поместий могла происходить и за пределами Новгородской земли. Во второй половине 1480-х гг. в Костроме были составлены две кабальные грамоты с участием И.В. Пестрого Хомутова, А. и Русина М. Тырковых. При том же наместнике Василии Федоровиче (Образце или Сабурове) полную грамоту оформил М. Тырков[276]. И.В. Пестрый Хомутов и Русин Тырков, а также братья последнего Василий, Иван и Григорий принадлежали к числу «Тучковских».
За исключением «людей» князей И.Ю. Патрикеева и С.И. Ряполовского для остальных послужильцев представителей московской аристократии время их испомещения приходится определять на основании косвенных данных. Уже говорилось о передаче некоторым из них поместий «новосведенных» бояр. Вполне вероятно, что основные группы послужильцев получили свои поместья примерно в одно и то же время. К.В. Базилевич обратил внимание на компактность их размещения в Водской пятине, в пограничных районах «на немецком рубеже»[277]. При существовании значительного фонда оброчных земель, резервов для будущих поместных раздач, подобная особенность вряд ли была случайной. В 1492 г. был построен Ивангород. Годом позже был подписан русско-датский договор «О дружественном и вечном союзе». В преддверии начавшейся несколько лет спустя войны со Швецией, а затем и с Ливонским орденом оба эти события имели вполне определенный смысл, обозначая амбиции Ивана III в прибалтийском вопросе. Появление в приграничных районах десятков новых помещиков находилось в этом ряду. С теми же целями позднее здесь были испомещены иван-городцы.
Проникновение в ряды детей боярских Новгородской земли выходцев из более низких прослоек служилых людей продолжалось и в последующие десятилетия. В 1550-х гг. сытнику Смирному Кудрявцеву «велели службу служити с ноугородцкими помещики». Та же участь постигла сушильных ключников Б. и А.Т. Ржаниковых, а также житничего ключника В.Б. Ежова. Выписки из десятни переславцев 1573 г. доказывают, что подобная практика имела распространение и в центральных уездах страны. Некоторые дети боярские «были у государя в сытникех, а из сытников онои отставлены. А велено им с переславцы служба служити»[278].
Испомещение послужильцев не могло решить задачу обеспечения службы необходимым количеством служилых людей. Возможно, в 1490-х гг. и позднее московским правительством начали практиковаться полупринудительные переселения служилых людей из других районов страны. Зачастую переселения производились целыми группами, как это было в случае с «луховцами» в Бежецкой пятине. Обращает внимание компактность их размещения и наличие среди них представителей разных социальных слоев. Всего было переселено не менее 30 человек, вероятно, все вотчинники из этого приволжского городка[279].
Для некоторых новых помещиков Новгородская земля стала местом своеобразной ссылки. Уже упоминалась служба мятежному Андрею Углицкому князя А.А. Шемяки Шаховского. Шестеро его сыновей получили поместье в Деревской пятине. На всех братья получили только 113 обеж, оклад рядовых служилых людей. Эта ветвь князей Шаховских лишилась родовых земель в Ярославском уезде. В самом конце 1490-х гг. поместье было пожаловано бывшему вассалу Бориса Волоцкого Н.С. Кулибакину[280]. Доказательством серьезности поставленной задачи стал форсированный характер процесса, спешка проводимых раздач, приводившая к разорванности отдельных поместий, неудобству их хозяйственного использования, устраняемых в течение десятилетий с помощью обменов, прирезок и т. д.
В ходе массовых поместных раздач были проведены меры по упорядочению службы: создано деление на отдельные пятины (субкорпорации), выработаны нормы поместных окладов. Служба приобрела обязательный характер и была прямо увязана с землевладением. Многим служилым людям, в том числе из числа знати, пришлось сделать выбор о своей принадлежности к новгородской корпорации. Известны примеры продажи новгородскими помещиками вотчин в центре страны (Ушак Москотиньев, И.Г. Фома Протасьев, И.В. Сухой Вельяминов, М. Кучецкий, В.И. Константинов, Д.А. Малой Нащокин). Среди порозжих земель числились во втором десятилетии XVI в. владения К., И., М.И. Кобылиных Мокшеевых. В ведение крестьянских общин перешли «обояренные» М. Бирилевым починки в Вологодском уезде[281].
С другой стороны, некоторые помещики теряли свои поместья. Наиболее отчетливо этот процесс виден на примере представителей «боярской аристократии», не задействованных прямо в новгородской службе. К 1501 г. поместий лишились престарелые дворецкий И.М. Волынский и бывший наместник А.Ф. Челяднин. К концу 1490-х гг. потерял поместье П.Г. Лобан Заболоцкий. Особенно отчетливо этот процесс отразился на землевладении Бежецкой пятины, примыкавшей к освоенному «москвичами» Бежецкому Верху, где аристократическая прослойка была наиболее внушительной[282].
В ряде случаев подобные утраты имели политический характер. В опалах потеряли владения князья И.Ю. Патрикеев, его сын В. Косой и зять С.И. Молодой Ряполовский. Тесно связан с этой семьей был и дворецкий Д.В. Ховрин. В 1501 г. скончалась княжна Феодосия, дочь Ивана III и жена князя В.Д. Холмского, что, вероятно, отразилось на потере им своих обширных земель[283]. В итоге из числа аристократических семей, не связанных с новгородской службой, земли (вотчины) сохранил только И.В. Ляцкий, у которого они были конфискованы после его побега в Литву в 1534 г.
Этот процесс затронул и менее знатных лиц. В писцовой книге возле имени С.М. Калитина содержится запись: «Се поместье Степан оставил, ведать его на великого князя». Оставили поместья также Д. Козел Милославский, Е.И. Циплятев, А.А. Мисин Кутузов, М.В. Клеопа Кутузов и, очевидно, Т.В. Безносый Монастырев с сыном Васюком[284]. Большинство указанных лиц впоследствии продолжило свою службу в Москве. Известными дьяками, например, стали Д. Козел Милославский и Е.И. Циплятев.
С.И. Белкин, сын постельничего, во втором десятилетии XVI в. попал в литовский плен, «на Луках же пойман». Его сын Петр «былъ на поместье въ Новегороде». Позднее он, вероятно, оставил поместье и, судя по частной родословной, был наместником трети московской. Другие его сыновья в середине XVI в. служили по Боровску[285].
Переход на удельную службу выводил новгородских помещиков из-под великокняжеской юрисдикции. С формальной точки зрения смерть Ивана III (1505 г.) освобождала их от присяги, так что служилые люди имели право выбрать себе нового «сюзерена», чем многие из них не преминули воспользоваться. Причины ухода с новгородской службы могли варьироваться в каждом конкретном случае. Удаленность Новгорода от придворной жизни и связанного с ней карьерного роста, а также особенности обязательной службы могли быть причинами этого решения.
Характерен пример И.А. Черного Колычева, одного из наиболее примечательных лиц в составе новгородской корпорации первых десятилетий XVI в. От новгородской боярыни Матрены Кривой он унаследовал крупные земельные владения (не менее 150 обеж). Ему же, конюшему, в 1505 г. были сделаны пожалования из земель Федоровской церкви. Эти владения были приписаны к землям Матрены Кривой, образовав единую вотчину, сохранявшуюся за его потомками еще в 1580-х гг. Сам он неоднократно упоминался в разрядах: в 1501 г. был одним из воевод в Ивангороде, в 1508 г. вместе с братом Михаилом «стоял» на Великих Луках, в 1513–1514 гг. находился в походах к Бреславлю и Полоцку, а также принимал участие в злополучной Оршанской битве, в 1515 и 1516 гг. вновь отметился на Великих Луках в качестве наместника. И. Черный был воеводой в сражении у Опочки, а затем участвовал в полоцком походе. В 1520-х гг. он дважды ездил в Крым. К этому времени он уже оставил новгородскую службу. Его сын Никита Немятый в 1527 г. был одним из поручителей по князе М.Л. Глинском, а внуки были отмечены по Москве, где Колычевым принадлежали родовые земли[286].
С Бежецким Верхом были связаны Нелединские, которые были широко представлены в Новгородской земле на рубеже столетий. Земли Д. Нелединского в соседней Бежецкой пятине перешли в разряд оброчных уже к началу XVI в. Жалованная грамота 1508 г. С.С. Сарыхозину и М. Поздееву называет среди прежних владельцев их поместья С., М. и Третьяка А. Нелединских. В руки новых владельцев согласно писцовой книге 30-х гг. XVI в. перешли также земли двух братьев Андреев Михайловых. Некоторые из этих Нелединских встречаются в более поздних источниках. В 1527/28 г. С.А. Нелединский продал московскому Симонову монастырю свою вотчину село Перемут в Бежецком уезде. Послухами в этом акте выступали его братья Михаил и Третьяк. Их потомки были записаны в Дворовой тетради в рубрике «Бежецкий Верх». Здесь же числились Василий и Ташлык Андреевы Безсоновы Нелединские, сыновья А. Безноса[287]. Скорее всего, после перехода Бежецкого Верха в удел к Семену Калужскому они перешли на удельную службу, покинув свои поместья.
Углицким городовым приказчиком в конце 1540-х гг. был И. Тур Константинов (ясельничий). Согласно писцовой книге конца 30-х гг. XVI в. его поместье в Шелонской пятине перешло в другие руки. Скорее всего, он служил в уделе Дмитрия Углицкого. На службу к Юрию Дмитровскому перебрался Г.И. Константинов (Жеребцов). В Дворовой тетради его сын Василий был записан по удельному Кашину. Уже упоминался пример князей Приимковых-Ростовских, записанных по тому же Кашину. В старицком уделе служил И.И. Умной Колычев, брат которого был новгородским помещиком. К царевичу Петру Ибрагимовичу перешел Торх Плещеев со своими сыновьями