Новые поместные корпорации возникали также на южных окраинах страны – в Каширском и Тульском уездах. Поместья постепенно стали доминирующей формой землевладения и в других приокских уездах. Появление и последующий рост новых корпораций были связаны с активизацией татарских набегов после фактического расторжения существовавшего ранее московско-крымского союза. В отличие от литовской границы, которая на протяжении нескольких десятилетий значительно переместилась в западном направлении, южное пограничье оставалось неспокойной территорией на протяжении всего XVI в. Эта особенность определила некоторые характерные черты в развитии местных корпораций. Служба их представителей чаще всего проходила по соседству с принадлежавшими им поместьями. Много позднее представительница серпуховской служилой фамилии Патрикеевых старица Варсонуфия вспоминала, что «в старину серпухович службы далние, окроме Серпухова, не бывало»[524].
Военного потенциала служилых людей из южных уездов не хватало для самостоятельного сдерживания татарских набегов. Служба у приокских рубежей была обязанностью широких масс служилых людей. За исключением Рязанской земли, где местная знать сохранила свое влияние, воеводы и наместники в южные города назначались из широкого круга лиц, причастных к «стратилатским» назначениям.
В составе местных корпораций (кроме коломенской) было представлено незначительное количество выходцев из аристократических фамилий, для которых служба здесь не обладала весомыми преимуществами. Для многих из них характерно было позднее появление (переселение) в южных уездах, инициированное московским правительством. Как и в случае со смоленским направлением, земельные владения действовавших здесь членов воеводского корпуса часто располагались в Коломенском уезде, который стал базой для поместной колонизации Каширского уезда. Тульский уезд был связан с Рязанской землей, хотя здесь также обнаруживаются некоторые выходцы из Коломны[525]. В источниках отмечается определенная «специализация» князей Оболенских, несших службу со своих родовых земель на южном пограничье. Здесь же были отмечены в разрядах местные служилые князья Воротынские, Одоевские, Белевские и Волконские. В целом для новых южных уездов вплоть до опричных переселений была характерна немногочисленность представленных в них служилых людей из центра страны.
Служилое землевладение на территории приокских уездов в XV–XVI вв. уже становилось предметом изучения. В основном историков, затрагивающих эту тему, интересовали его хозяйственно-экономические аспекты, хотя И.И. Соколова уделила внимание также определению пофамильного состава местных землевладельцев и влиянию на него переселений опричного времени. Историко-археологическое изучение Коломны «с волостьми» было предпринято А.Б. Мазуровым[526].
При немногочисленности сохранившихся частных актов по этому региону большое значение имеет изучение делопроизводственных документов. В первую очередь это – каширская десятня 1556 г.[527] В достаточно полном виде сохранилась также коломенская десятня 1577 г. Обе эти десятни дополняются материалами писцовых описаний Каширского и Коломенского уездов конца 1570-х гг.[528]
Коломенский уезд
Коломенский уезд рано вошел в состав Московского княжества. Коломна была присоединена еще в начале XIV в. Часть коломенских волостей позднее вошла в состав Московского уезда. Коломенская рать в XIV в. участвовала в походах московских князей. С.Б. Веселовский показал коломенское происхождение Софроновских и Проестевых, предок которых был воеводой во время похода Ольгерда к Москве 1364 г.[529]
Близость к столице и стабильность статуса приводили к появлению здесь вотчин московских бояр. По топонимическим данным, уже в XIV – начале XV в. в Коломенском уезде находились земли, принадлежавшие Ф. Колычу, И. Серкизу, И. Мячко, А. Ослебяте, вероятно, также Окатию, предку Валуевых. В XV в. по актовым материалам здесь было представлено значительное число лиц из придворного окружения: Сабуровы, Годуновы, Волынские, Липятины, «удалой воевода» Ф.В. Басенок, князь И.Ю. Патрикеев, И.А. Лобан Колычев.
Ретроспективный анализ Дворовой тетради и писцовой книги 1570-х гг. показывает, что коломенские вотчины принадлежали, кроме того, разным ветвям Захарьиных, потомков Ф.А. Кошки Кобылина: Юрьевым, Романовым, Яковлевым, Беззубцевыми и Шереметевым. Все они, несмотря на наличие вотчин в разных частях страны, в Дворовой тетради были зафиксированы по Коломне.
Длительную историю имело землевладение Козловых-Морозовых. В Дворовой тетради по Коломне были отмечены В. и А.С. Козловы. Писцовая книга показывает, что они вместе с Юрьевыми Козловыми владели вотчинами в Деревенском стане. Здесь же располагались земли И.Л. Салтыкова, «старая их вотчина», село Солтыково. Подобное соседство не было случайным. Козловы и Салтыковы были родственниками, общий предок которых И.М. Морозов жил в середине XV в.[530]
«Старой» вотчиной владели в Коломенском уезде Ульянины-Давыдовы (село Ульянино, деревня Давыдово). Сопоставление имен наследников этой вотчины конца 1570-х гг. с родословной росписью показывает, что она принадлежала основателю этой фамилии Давыду Ивановичу (конец XV в.)[531]. По родословным данным, Давыдовы были родственниками Уваровых и Михайловых (Петровых и Злобиных Петровых). Последним принадлежало родовое село Богородицкое. Это село должно было принадлежать их общему предку Михаилу Степановичу, жившему где-то во второй половине XV в.[532] Упоминание в коломенских актах Уваровых говорит, что все эти фамилии принадлежали к числу старинных местных землевладельцев.
Родственниками Чюхно Латынина Константинова были И. и К.Л. Игнатьевы (возможно, также Истома Матвеев), коломенские дети боярские. Очевидно, что и в этом случае можно говорить о связях с Коломенским уездом для их общего предка – Игнатия Константинова, жившего в середине XV в. В.И. Константинов в начале 1480-х гг. был «мужем» на суде у наместника Я.З. Кошкина. Его сын Латыня «былъ прикащикъ (городовой?) на Ко ломне»[533].
Рано были представлены здесь Беклемишевы. В коломенской рубрике представители этой фамилии были размещены двумя небольшими группами на удалении друг от друга. В состав первой входили А., Ф. Берсеневы и Ф.Г. Беклемишев. Второй – А., Истома, Злоба Ф. Щепотевы и Б. Третьяков Змеев[534]. Родословная роспись Беклемишевых имеет не слишком достоверный характер. К ней приписалось определенное количество фамилий. В линии Щепотевых были представлены лишние поколения. Несмотря на «прямое» и сравнительно недавнее происхождение от Беклемишевых (Федор Щепоть должен был действовать в первой трети XVI в.), они никогда не использовали для своего обозначения эту фамилию. Отмеченная связь Щепотевых со Змеевыми находит косвенное подтверждение в топонимике Коломенского уезда, где в 1570-х гг. деревня Щипотевская (Щепотьево) соседствовала с сельцом Змеево[535]. Не исключено, что Щепотевы могли иметь отношение к Беклемишевым, но их место в родословной росписи выглядит неубедительным. Сами Змеевы были коломенскими вотчинниками («старая их вотчина»).
Другая линия Беклемишевых, представленных в Коломне, вела происхождение от Н.В. Беклемишева, известного деятеля времен правления Ивана III. Он был душеприказчиком у коломенца М. Новокрещеного. Берсеневы-Беклемишевы владели вотчинами на территории Коломенского уезда[536].
По Коломне служило в середине XVI в. большое число представителей тверской фамилии Собакиных разных ветвей. Коломенскими землевладельцами были по крайней мере сыновья В.Д. Собакина, который перешел на службу к Ивану III в 1476 г.[537] Поздний переход объясняет преобладание поместий у Собакиных и их не слишком прочные связи с Коломенским уездом. Родовые земли у них сохранялись на территории Тверской земли, а также в Переславском уезде.
К концу XV – началу XVI в. относилась деятельность окольничего князя В.И. Ноздроватого Звенигородского, внуки которого принадлежали к числу коломенских вотчинников. В Дворовой тетради по Коломне были записаны князья Ю. и В.И. Токмаковы и их двоюродный брат князь В.П. Звенигородский[538].
К пришлым фамилиям более раннего времени относились Писаревы, Протасьевы – потомки печально известного мценского воеводы Г. Протасьева, Блудовы (из бояр фоминско-березуйского княжества)[539].
Некоторые из коломенских землевладельцев связывали свою службу с местной корпорацией. В конце XV в. в источниках фиксируется круг местных детей боярских. На докладе у Я.З. Кошкина присутствовали упомянутый В.И. Константинов, А.Ф. Наумов, Н.С. (Митя) Писарев, И. Умрыха Васильев, И. Мишков Хотяинцов, князь И. Мышецкий, Домашней Медведев[540]. В перечне детей боярских на свадьбе князя В.Д. Холмского 1500 г. выделяется несколько имен вероятных коломенцев. Подряд были перечислены Тишка Лихарев, Федор Коверя (позднее, возможно, Феодосий Коверя, знаменитый старец каширского Белопесоцкого монастыря), Умрыха (И. Умрыха), Тювец (В. Тювяш) Васильевы Зиновьевы, Нащока (Т.Н. Нащока) Мотякин[541], что является возможным свидетельством формирования территориальных списков Государева двора. Лихаревы[542] и Коверины позднее присутствовали в коломенской рубрике Дворовой тетради.
В материалах Коломенского уезда конца XV – начала XVI в. встречаются Наумовы, Ворыпаевы, Шерефединовы, Уваровы, Хлоповы, Клементьевы (Останковы), Воронины, Срезневы[543], Щекины[544], чьи родственники и потомки служили в составе коломенской и каширской (Уваровы) корпораций в последующее столетие.
Не обошло стороной Коломну освоение Новгородской земли. Некоторые коломенцы перебрались сюда на поместья: Софроновские, Протасьевы, Новокрещеновы, Нащокины-Мотякины[545].
Подмосковное расположение Коломны, наличие среди местных землевладельцев влиятельных лиц из окружения великого князя способствовали карьерному росту коломенцев. Уже в конце XV в. значительных успехов удалось добиться Наумовым. В.Г. Наумов несколько раз выступал в качестве посла и писца. В 1528 г. он был среди поручителей по князьям И. и А.М. Шуйским. Его сын Федор в 1536/37 г. ездил с посольством в Крым. Т.Г. Бухара Наумов в 1495 г. находился в свите Ивана III. Позднее он производил разъезд удельных Кашинского и Углицкого уездов от великокняжеских земель. М.А. Бурухин Наумов в конце 1540-х гг. был сокольничим. На этой должности его сменил позднее И.Ф. Жокула Наумов. Из этой же фамилии происходили известный дьяк Ивана III И. Кобяк Наумов и И.И. Ишук Бухарин. Показателем успешности служб Наумовых является запись в боярской книге 1547 г., где среди стряпчих было отмечено сразу шесть их представителей[546].
Родословная Лихаревых отразила коломенско-каширских представителей этой фамилии. В ней, в частности, фигурировал ясельничий Давыд Лихарев. В 1502 г. он был отправлен с посольством к Ших-Ахмату. Его сын Григорий в 1517 г. был задействован в приеме «сестричича» С. Герберштейна в Смоленске[547].
Еще одним ясельничим из коломенцев стал Ф.С. Хлопов. В 1525 г. ясельничим был также И.И. Суков, владевший вотчиной в Коломенском уезде. Подобная последовательность вряд ли была случайной и могла объясняться существованием списков «к кормленному верстанию», имевших территориальную составляющую. Ловчим в первой трети XVI в. был коломенец Д.Г. Проесть из боярского рода Мининых[548].
Распространение поместной системы привело к проникновению в Коломенский уезд новых лиц и фамилий. В XVI в. Коломна превратилась в центр сосредоточения русской армии. Это отразилось на появлении здесь большого числа выходцев из соседних приокских уездов. Среди них в Дворовой тетради были записаны представители рязанских боярских родов: П.Ф. Гаврилов Кобяков, С.Г. Сидоров, Д. Чулков Ивашкин Тутыхин. На южной «украйне» служили Колтовские, происхождение которых было связано с Колтеском (село Колтово). По Тарусе и Калуге служили князья Борятинские. Из соседнего Малого Ярославца происходили Немир и Р.Г. Козловы «Шемячичевские», с Боровском были связана представленная здесь ветвь князей Киясовых-Мещерских[549].
Обращает внимание упоминание в разрядах «на Коломне» лиц, потомки которых фигурировали позднее в коломенской рубрике Дворовой тетради. В 1529 г. на Тулу с Коломны были посланы князь В. Кияс Мещерский и И. Тутыхин, из соседней Каширы – О. Андреев. Головами на Коломне в 1538 г. были князья И.В. Токмак Звенигородский и И.М. Хворостинин, а также С.Г. Сидоров. Несколько раз воеводой на Коломне был Ф.Я. Замятнин. В 1541 г. с вестями в осажденный Пронск был отправлен А.В. Овцын[550]. Основная служба коломенцев, как и представителей других южных уездов, проходила на приокских рубежах. Участвовали они и в казанских походах, хотя и не «специализировались» на этом направлении.
В данной грамоте Богоявленскому монастырю 1548 г. упоминалось поместье, принадлежавшее ранее пану Игнатию. Среди коломенских помещиков конца 1570-х гг. встречалось трое литовцев и большое число служилых татар. Некоторые из них появились здесь за несколько десятилетий до писцового описания[551].
Приток новых лиц и фамилий существенно разнообразил состав местных детей боярских. Анализ коломенской рубрики Дворовой тетради демонстрирует два вектора, определявших их судьбу в середине XVI в. Здесь было отмечено большое число представителей аристократических фамилий, которые числились по Коломне: Юрьевы, Яковлевы, Шереметевы, князья Звенигородские и Хворостинины. Маловероятно, чтобы они реально выступали в походы вместе с коломенскими детьми боярскими[552]. Их служба была связана с высшими эшелонами Государева двора. Поземельные связи продолжали играть определенную роль, но явно теряли доминирующий характер.
Не удается найти следы протекции со стороны «сильных людей» в выдвижении коломенцев, достигших в середине XVI в. успехов на дьяческом поприще. Среди них были братья Михайловы Мишурины (в первую очередь Ф.М. Мишурин), В. Обрютин Мишурин, П.И. Шерефединов и, возможно, Шестак И. Воронин. Эти дьяки способствовали выдвижению своих близких родственников[553].
Судя по актовому материалу и реликтовому слою писцовой книги конца 1570-х гг., в середине века на территории Коломенского уезда земли, вотчины и поместья принадлежали большому числу лиц, не имевших отношения к местному «городу»[554]. Был представлен также ряд лиц, которые служили по другим уездам, например тулянин Г. Сухотин и помещик Шелонской пятины Залешанин Бобров[555].
Являясь коломенскими землевладельцами, они находились за пределами круга местных связей, что наглядно проявлялось при оформлении поземельных актов. Послухами и писцами грамот в них выступали не связанные с Коломенским уездом лица[556].
Коломенский уезд в годы опричнины оставался в составе земщины. Незначительность числа коломенцев-опричников, их устоявшиеся связи с придворным окружением и не слишком высокий уровень внутрикорпоративных связей не могли стать основой для возвышения других представителей этой корпорации. При отсутствии поддержки «сильных людей» местные дети боярские не смогли извлечь выгод из двух браков Ивана IV: с Марфой Собакиной и с Анной Колтовской. Кратковременные возвышения Собакиных и Колтовских не привели к росту карьер их родственников и сослуживцев, а после царских опал и вовсе потеряли значение.
С другой стороны, масштабная поместная колонизация Каширского уезда, которая шла в 1550–1560-х гг., вела к оттоку представителей коломенского «города». Только в коломенской рубрике Дворовой тетради насчитывалось 16 помет о переходе «на Коширу». Всего же из отмеченных в каширской рубрике имен 26 встречались в рубрике «Коломна». Писцовая книга Каширского уезда конца 1570-х гг. называет еще ряд лиц, связанных прежде с коломенской корпорацией. Среди них вдова и малолетний сын Я.О. Андреева, М.П. Проестев. Этот процесс затрагивал и городовых детей боярских[557]. Переселение в Каширский уезд коснулось деятельных и активных членов коломенской корпорации, регулярно получающих разрядные назначения (князья Токмаковы, Г. Злобин Петров, Щепотевы и т. д.), что не могло не отразиться на службе других членов этого «города». К концу 1570-х гг. кроме «боярских» фамилий выбыли из состава местной корпорации Хворостинины, Токмаковы, Борятинские, Мещерские, а также Замятнины, Собакины, Тутыхины, Сидоровы, Голохвастовы[558], Овцыны, Щепотевы, Андреевы-Павловы, Коверины, Козловы, Лихаревы.
Эти потери частично возмещались за счет внутренних ресурсов. Десятня 1577 г. показывает, что число дворовых в это время пополнил ряд отсутствовавших в Дворовой тетради фамилий: Норовы, Хотунские, Пестовы, Похвисневы, а также А. Тучков Ратцов, Б.И. Кучин, Н.И. Бобынин. Наличие в этом списке родных братьев косвенно свидетельствует о том, что дворовый статус принадлежал уже их отцам, то есть стал достоянием этих семей в предыдущем поколении.
Опричные переселения сыграли свою роль в формировании нового облика коломенской корпорации. Только некоторые лица, получившие земли в качестве компенсации за отобранные у них вотчины и поместья в опричных (позднее удельных), уездах («з городом вместе»), влились в ее состав. Выходцами из Ярославля были С. и Ю.Ф. Горины и К.М. Найнаров; из Ржевы Володимеровой – П. и И.Б. Голочеловы, а также К.М. Беклемишев и четверо князей Щетининых; из Малого Ярославца – Р.В. и Бажен Я. Яцкие, Ф. и П.С. Похвисневы и, вероятно, Ф.И. Михалчуков[559]. Вотчины и поместья на территории Переславского уезда принадлежали Нороватым. И. Ширяев Нороватов получил земли в Коломенском уезде «против старые переславские вотчины»[560].
За пределами опричных переселений новыми лицами в составе коломенской корпорации стали Н.Д. Фомин (Руза)[561], З.А. Житов (Тверь), Шараповы Любучениновы и Отрепьевы (Боровск), Ф.А. Исаков (Торжок), К.И. Жеребятичев (Юрьев). По Коломне начали служить местные вотчинники Шерефединовы, Дубенские, Меншик Марков, старшие родственники которых ранее были отмечены по Москве. До опричнины обосновались в Коломенском уезде Зачесломские. Так же о переселении до опричнины писали в своей родословной Огалины[562]. Вероятно пришлое происхождение еще ряда лиц.
Часть новых переселенцев влилась в состав коломенских выборных дворян и дворовых детей боярских, частично возместив потери предшествующих десятилетий. Некоторые из них не смогли сохранить свое привилегированное положение. Среди дворовых находился Р.В. Яцкий, а его племянник Бажен Васильев был отмечен уже среди городовых.
Личный состав коломенской корпорации на протяжении XV–XVI вв. не отличался стабильностью. Более или менее сложившийся вид он приобрел по окончании опричных и послеопричных переселений. Определяющим фактором его развития за рамками поместной колонизации более южных уездов, как и в случае с Можайским уездом, являлось подмосковное расположение Коломенского уезда, приводившее к притоку сюда новых лиц и фамилий.
Каширский уезд
Более демократичным был состав каширских детей боярских, формирование которых происходило в более позднее время.
Земли за Окой, на «рязанской стороне», из которых впоследствии был сформирован Каширский уезд, начали попадать под власть московских князей в первой трети XIV в. По соглашению 1381 г. все они были переданы Олегу Рязанскому. Докончание Ивана III с Иваном Рязанским 1483 г. зафиксировало, однако приобретения Василия Темного в Рязанской земле: «А что купля отца нашего, великого князя Василья Васильевича, за рекою за Окою, Тешилов, и Венев, и Растовец, и иная места». Завещание Ивана III позволяет установить, что в составе этих «иных мест» были также Безпутский стан и Мстиславль[563].
Сложно сказать, когда был создан собственно Каширский уезд. Поуездное разграничение территорий «за Окою» отсутствовало как в завещании Ивана III, так и в договоре с Великим княжеством Литовским 1494 г. Вероятно, связь между каширскими станами и волостями была непрочной, а сами они долгое время сохраняли обособленность. Некоторые из них долгое время могли рассматриваться как самостоятельные административные единицы. Еще в 1539 г. в летописном тексте Ростовская волость (Ростовецкий стан?) упоминалась отдельно от «Коширских мест»[564]. Подобная дробность была характерна и для других приокских городков, где поздно сформировалась уездная организация.
В 1497 г. Кашира была пожалована казанскому царю Магмет-Амину. Это пожалование стало первым, но не последним в общем ряду. Кроме него Каширой владели в разные годы также Абдул-Летиф и Шигалей (Шах-Али). Трудно определить реальный объем их прав в Каширском уезде. Скорее всего, речь шла о праве распоряжения определенными станами и волостями. При этом сохранялись поместья, данные служилым людям Иваном III и Василием III[565].
Какими-то суверенными правами могли обладать и служилые князья, получавшие в кормление Каширу. Выехавший в 1526 г. князь Ф.М. Мстиславский кроме «отчин» получил в кормление Каширу. Разрядные записи подтверждают службу князя Ф.М. Мстиславского здесь на протяжении 1527–1529 гг. А.А. Зимин считал, что пожалование кормлений вместо «отчин» является показательным на пути превращения князей-суверенов в обычных наместников[566]. Вполне вероятно, речь в данном случае шла о самом городе Кашире. Отдельные каширские волости могли быть переданы князю Ф.М. Мстиславскому на более привычных основаниях. Впоследствии, в 1560-х гг., его сын Иван был пожалован крупными вотчинами в Веневском уезде.
Определяющими для становления каширской корпорации стали поместные раздачи. За исключением нескольких монастырских вотчин здесь было распространено только поместное землевладение. Вотчины рязанских бояр, очевидно, перешли в собственность московских князей[567]. Первые поместные раздачи начались, скорее всего, в самом конце XV в. Этот процесс шел синхронно с новгородским «испомещениями» и затронул примерно тот же круг лиц и фамилий.
Анализ имен князей Мещерских из каширской десятни 1556 г. и каширской рубрики Дворовой тетради показывает, что все они принадлежали к одной ветви. Их общим предком был князь К.Б. Мещерский. Эта ветвь князей Мещерских была неизвестна за пределами Каширского уезда. Очевидно, переселение затронуло всех трех сыновей князя К.Б. Мещерского. Их двоюродные братья получили поместья в Новгородской земле. Князья Мещерские в конце XV в. потеряли остатки владений в Мещере, что давало возможность московскому правительству свободно перемещать их на службу в новоосваиваемые территории[568].
Каширская писцовая книга конца 70-х гг. XVI в. позволяет проследить некоторые древнейшие поместья князей Мещерских в Ростовском (Ростовецком) стане. Князю И.В. Мещерскому принадлежала треть села Терново. Его двоюродный племянник П.М. Мещерский владел половиной трети того же села. Десятня 1556 г. называет троих братьев Мещерских – Василия, Григория и Владимира Григорьевых, которые, скорее всего, и владели по третям упомянутым селом. Следы третного деления видны и в случае села Воскресенского. Двумя третями этого села владел сын Г.Г. Мещерского Василий. Соответственно, братья Григорьевы Мещерские могли получить их в наследство от своего отца Григория Кота или даже деда – Я.К. Мещерского. Последнее предположение подтверждается наличием рядом с селом Терново еще одного «гнезда» Мещерских – села Баскачи, частями которого владели Ю.И. Плишкин, а также А. и И.Н. Мещерские. Рядом с Баскачами располагалось владение Г.С. Мещерского. Эти лица отсутствуют в официальной родословной. Скорее всего, они были потомками Н.К. Мещерского, у которого было четверо сыновей. Возможно, именно от этого «четвертного» деления происходила четверти села Баскач Ю.И. Плишкина, а также А. и И.Н. Мещерских. Села Терново, Баскачи и Воскресенское были пожалованы, вероятно, князьям Мещерским при их переселении в Каширский уезд[569].
Земли в Каширском уезде получили также некоторые сподвижники Ивана III. В конце XV или в начале XVI в. поместьем здесь владел боярин Г.Ф. Хромого. В 1522 г. его поместье было пожаловано новому владельцу Ф.Г. Хмырову. Писцовая книга конца 1570-х гг. говорит об одной из церквей Ростовского стана как о поставлении М.Я. Русалки, дворецкого конца XV в.[570]
Вероятно, поместьями здесь владел «наивышший» московский воевода князь И.Ю. Патрикеев. При перечислении «серебра на руках» в его завещании встречается село «на Безпуте на Иванкове», а также владения Пилюгино и Сидоровское. Эти владения не передавались по завещанию сыновьям и жене. Село Иванково и прилегающие к нему деревни Сидоровская и Пилюгино возле речки Безпута позднее входили в состав дворцовых владений Каширского уезда[571].
Некоторые послужильцы из завещания этого вельможи стали родоначальниками каширских служилых фамилий. Определенно связь прослеживается между И. Трубником и Ф. Трубником А. Хинскими, известными среди «людей» в завещании И.Ю. Патрикеева, и каширскими помещиками Хинскими. Третьяк, Богдан и Тропа Федоровы Хинские фигурировали в десятне 1556 г. Писцовая книга конца 1570-х гг. знает сына Третьяка – Василия Третьякова Трубникова Хинского. Еще одному помещику – Дорше Хинскому – принадлежала деревня Трубниково. Сыном Орефы Дмитриева Родичева был Семен Орефов Родвучев, встречавшийся в десятне 1556 г. Ключниками (холопами) князя И.Ю. Патрикеева «на Безпуте» были Гридя и Андрейка Страховы. Позднее семья Страховых известна среди каширских детей боярских[572].
Скорее всего, к числу потомков «людей» И.Ю. Патрикеева принадлежали также Архаровы и Пещеревы. Большая часть поместий представителей этих фамилий была компактно расположена в Безпутском стане, где, вероятно, были размещены на рубеже столетий их предки. В этом отношении каширский опыт организации службы имеет близкую аналогию с Новгородской землей, где бывшие послужильцы также составили значительную часть помещиков. Потомки «людей» И.Ю. Патрикеева заняли скромные места в структуре каширской корпорации. Большинство довольствовалось окладами – в 100 четвертей, никто из них не вошел в число местных дворовых детей боярских.
Смутная память об испомещении в Каширском уезде бывших послужильцев сохранялась в XVII в. В местническом справочнике упоминалась служба в 1492 г. Чеглока Лихорева по кабальному холопству у некоего князя М. Реткинского, с последующим верстанием по Кашире[573].
Близость к новгородским раздачам можно обнаружить также применительно к рядовым детям боярским. Истома (Бовыкин) Оладьин (Шишмарев) в 1511/12 г. был среди детей боярских «добрых» (очевидно, новгородцев[574]), отправленных для урегулирования порубежных споров. Он, очевидно, приходился внуком тиуну Оладье Шишмареву, который был тесно связан с упомянутым И.Ю. Патрикеевым. Поместье Истомы и его брата Якова в Шелонской пятине в конце 1530-х гг. перешло в руки других помещиков. В каширской десятне 1556 г. встречается Гриша Истомин Аладьин[575]. Других прямых пересечений между служилыми людьми Северо-Запада и Каширского уезда обнаружить не удается[576].
Как и в «новгородском» примере, представители знати, не связанные в служебном отношении с местной корпорацией, в дальнейшем утратили поместья в Каширском уезде.
Общая немногочисленность найденных фактов свидетельствует об определенном «замораживании» процесса поместных раздач, на территории Каширского уезда в конце XV (после 1497 г.). Эти изменения были обусловлены ролью Каширы в планах по привлечению на службу татарских царей и царевичей, а также служилых князей из Великого княжества Литовского.
В составе каширской корпорации можно найти «следы» пребывания князей Мстиславских в Каширском уезде. На службе у князя И.Ф. Мстиславского находился Иван Григорьев Толочанов. Каширская десятня 1556 г. упоминает Ивана Иванова Толочанова, который, вероятно, приходился ему сыном. Толочановы, как и ранее названные «люди» И.Ю. Пат рикеева, владели поместьями в Безпутском стане[577].
Такого рода чересполосица для владений (различного правового статуса) служилых князей была достаточно характерна. Известно, что в 1533 г. поместья «княж Ивановских людей Воротынского» располагались в «Мещоску и Козельску», которые не принадлежали к числу наследственных владений этой фамилии[578]. Некоторые из каширских служилых людей могли получить свои поместья из рук этих владетелей-кормленщиков.
В середине XVI в. Колтовские целой группой перебираются на поместья в Каширский уезд из соседней Коломны. Потомки Я. Шемета Колтовского, возможно, получили здесь поместья еще раньше[579]. В Кашире и в Туле обосновались Мясные, позднее приписавшиеся к тверской фамилии Суминых-Измайловых. Н.В. Мясной в 1535 г. был гонцом в Крым. Его брат Г. Судок, основатель каширской ветви, в писцовой книге 1570-х гг. упоминался как «строитель» церкви в селе Одинцово Каширского уезда[580].
В 1542 г. на докладе у боярина И.Г. Морозова в Суздальском уезде присутствовал «сын боярской коширенин» Немир Мукин, женившийся на дочери местного вотчинника Г.В. Святикова[581]. К этому времени каширские помещики, очевидно, уже были оформлены в особую корпорацию. Скорее всего, это событие произошло еще в предшествующие десятилетия, до создания дворовой книги 1536/37 г.
Формирование единой корпорации происходило на основе нескольких «становых» групп служилых людей. В десятне 1556 г. выделялись городовые дети боярские Ростовецкого стана. Упоминание Ростовецкого стана органично вписывается в структуру общего текста. Каширская десятня 1570 г., сохранившаяся в виде полистного алфавита, содержала упоминания о станах «Беспута» и «Мстиславль»[582]. «Географическое» деление присутствовало в текстах обеих каширских десятен.
Применительно к дворовым детям боярским отмечается постепенное уменьшение окладов от уровня 600 четвертей у А.Д. Таптыкова и до уровня 100 четвертей у И.Т. Меньшого Мясоедова[583]. Значительное число дворовых в верхней части десятни было записано без упоминания об их окладе. Сопоставление каширской десятни 1556 г. с синхронной ей по времени «боярской книгой» 1556/57 г. показывает тем не менее соответствие отмеченной закономерности. В «боярской книге» 1556/57 г. значатся А.С. Лихарев и князь И.Ф. Горчаков Перемышский с окладами 400 и 300 четвертей. Оба они в десятне были помещены после уже упомянутого А.Д. Таптыкова (оклад 600 четвертей) и перед Я.Т. Мясоедовым, имевшим оклад 250 четвертей. При этом А.С. Лихарев был записан выше князя И.Ф. Горчакова Перемышского[584].
Можно отметить однородность списка дворовых, который в этом отношении серьезно отличается от списка городовых детей боярских. Среди последних также шло постепенное уменьшение окладов[585]. В этом списке, однако, присутствовали значительные нарушения общей закономерности. В отдельных примерах речь могла идти о приписках либо изменениях текста. В остальных – отражало изменение структуры самого документа.
После целой группы детей боярских с окладом 100 четвертей (Несвитай Ширяев Срезнев, Мовка М. Антоников) и 13 лиц без упоминания оклада был назван Ю.Г. Тутолмин с нетипичным окладом 230 четвертей. Его оклад и, соответственно, разрыв в ряду предшествующих имен нельзя считать позднейшими вставками. Несмотря на то что следовавшие за ним несколько лиц были перечислены без дополнительной информации, можно понять, что их оклады были выше 100 четвертей. Третьяк И. Безпятого (через пять имен после Ю.Г. Тутолмина) в десятне был отмечен с тем же окладом в 125 четвертей. Этот оклад находит соответствие в писцовой книге Каширского уезда конца 1570-х гг. Такой оклад принадлежал Мишке Савлукову Костяеву, служившему «с отцова». Савлук Костяев упоминался как раз после Ю.Г. Тутолмина (через два имени) и непосредственно перед Третьяком Безпятого. Очевидно, имя Ю.Г. Тутолмина открывало собой группу служилых людей, отличавшуюся от предыдущей по размерам своих окладов[586].
Обращение к писцовой книге Каширского уезда позволяет выявить причины подобного выделения. Ю.Г. Тутолмин, в отличие от предшествующих ему имен, которые, как это и было означено в начале рубрики городовых, служили из «Ростовецкого стану», владел в конце 1570-х гг. поместьем в Безпутском стане. Анализ землевладения большинства следовавших за ним лиц, их потомков и ближайших родственников подтверждают предположение, что они также были связаны с этим станом[587].
Скорее всего, в тексте десятни 1556 г. существовала рубрика «Безпуцкий стан» или «Беспута», по аналогии с позднейшей десятней 1570 г. В десятне 1570 г. рубрика «стан Беспута» начиналась с оклада 300 четвертей, в то время как предшествующие имена помещиков Ростовецкого стана имели более скромные оклады (Б.В. Пашинин всего 100 четвертей)[588].
Особенностью отмеченной группы имен является значительная вариативность их окладов. Их величина зачастую отличается от традиционного 50-кратного деления. Уже был отмечен оклад 230 четвертей Ю.Г. Тутолмина, а также оклады в 125 четвертей у Савлука Костяева и Третьяка Безпятого. Оклад в 125 четвертей имел также И.Ф. Фофанов. Кроме того, с окладами в 70 четвертей отмечены Салтанко И. Чефаров, Л. Гневышев и А.Н. Пилютин, а также Б.И. Тевяшев. Наконец, Черныш И. Глазов обладал окладом в 80 четвертей, в то время как С. Первов Болотов вообще был записан с очень странным окладом в 36 четвертей. Вероятно, в ряде случаев отражение получил фактический, а не номинальный размер поместий.
Это предположение находит подтверждение в данных писцовой книги конца 1570-х гг. Фактический оклад Ю.Г. Тутолмина (номинальный 500) складывался из владений: сельца Климовского (192 четверти), пустошей Шибасеевой (50 четвертей), починок Шюнинской (7 четвертей) и Трубниково (7 четвертей), жеребья слц. Котенева (49 четвертей). Последнее владение прежде принадлежало ему совместно с Булгачком Колединым. Очевидна вторичность приобретения Ю.Г. Тутолминым пустошей. Без их учета общий размер его земель составлял 233 четверти – число, близкое к названному в десятне 1556 г. окладу[589].
Во время составления десятни 1556 г. Ю.Г. Тутолмин, видимо, был достаточно молод, что отчасти объясняет его невысокий оклад. В десятне 1599 г. он был отмечен среди выборных дворян «жалование емлют из чети», а годом ранее присутствовал на Земском соборе. К этому времени он уже давно находился в группе выборных дворян[590].
В целом внутри возглавляемой им группы наблюдается определенная хаотичность расположения имен, частое нарушение принципа записи в соответствии с общим для десятни 1556 г. уменьшением окладов. Нижняя часть этой группы тесно соприкасается с именами, которые судя по писцовой книге конца 1570-х гг. принадлежали уже станам «Туров» и «Тешилов».
В частности, порозжее поместье Ю. Горбатого фиксируется составителями писцовой книги в Туровом стане, а поместный оклад Ю.И. Горбатого – 350 четвертей, несмотря на отмеченную хаотичность, серьезно превосходил предшествующий ему уровень[591]. Последующие имена составляли новую группу – помещиков Тешилова стана.
Как и в предыдущем случае, вслед за рубрикой «Тешилов», скорее всего, располагалась рубрика «Мстиславль». Возможно, эта рубрика начиналась с имен братьев И.К. и Репчука (Репеюна) К. Карповых. Известно, в частности, что в конце 1570-х гг. выборный дворянин Репчук К. Карпов обладал крупным окладом в 600 четвертей[592]. Ее окончание теряется среди имен недавних новиков, принадлежавших к различным станам Каширского уезда. Как и в предыдущих случаях, внутри группы присутствовал «разнобой» при перечислении окладов. Наблюдаются и нетипичные оклады. Например, Д.А. Хотяинцов имел оклад 112 четвертей[593].
Обращает внимание неоднородность списка этих служилых людей. Стройной и упорядоченной, в соответствии с общей структурой текста, выглядит группа городовых детей боярских Ростовецкого стана. От этой группы отличаются, и существенно, группы детей боярских из других станов: Безпутского, Турова, Тешилова и Мстиславского, что позволяет предположить характер их приписки к основному тексту. Не исключено, что ранее они служили по особым спискам, которые не были упорядочены в соответствии с получившими распространение в 1550-х гг. «правильными» окладами, так что составителям десятни 1556 г. приходилось ориентироваться на «сказки» детей боярских. Подобные ситуации неоднократно встречались в той же «боярской книге» 1556/57 г.
«Становое» деление не распространялось на дворовых детей боярских. Большая часть из них владела поместьями в Ростовском (Ростовецком) стане. В Безпутском стане, где компактно располагались поместья бывших «людей» князя И.Ю. Патрикеева, примеры такого рода были единичны. Согласно писцовой книге конца 1570-х гг., поместья здесь принадлежали «дворовым»: князю Г.Г. Мещерскому, А.М. Черноморскому, И., В.А. Палициным, Замятне и И. Неверовым, а также И.Б. Колтовским. Из них А.М. Черноморский был сыном «нововыезжего» М.И. Черноморского. Скорее всего, «пришлое» происхождение имел и В.Ф. Палицин[594]. Наследственные владения князей Мещерских, как было показано выше, располагались в Ростовецком стане.
Судя по писцовой книге, основные владения И. и Г.А. Васильчиковых находились в Тешиловом стане. Это обстоятельство не отражалось на их месте внутри общего списка. Дворовые дети боярские в середине XVI в. продолжали служить по особым спискам и не смешивались с массой городовых детей боярских. В десятне 1570 г. новые помещики, переведенные на службу в каширскую корпорацию, в том числе и из опричных территорий, были разделены на две части: «Дети боярские из разных городов. Дворовые» и «Дети боярские новопомещики, преж того служили из разных городов», каждая из которых была приписана к дворовым и городовым детям боярским соответственно. Подобным образом имена сыновей и младших братьев приписывались внутри текста Дворовой тетради. Такого рода практика была продолжена в ряде десятен. Коломенская десятня 1577 г. разделяла новиков, поступивших на службу, на дворовых и городовых. В списке галицких детей боярских, назначенных на службу с Е. Третьяковым Котениным, также встречались новики городовые[595]. В каширской десятне 1556 г. такое деление отсутствовало, что, возможно, было отражением неустоявшегося пофамильного состава местных дворовых детей боярских, основу которого составили переведенные сюда сравнительно недавно лица.
Упоминание станов, как исходного элемента при создании десятен, прослеживается и по другим источникам. Нижегородская десятня 1569 г. также говорит о делении по станам: «Десятня, а в ней написаны дети боярские, хто в котором стану живет»[596]. Очевидно, это явление отражало характерные для раннего времени особенности организации некоторых служилых «городов».
Анализ каширской рубрики Дворовой тетради показывает значительное проникновение сюда «пришлых» фамилий. Подавляющее большинство каширян имело связи с соседним Коломенским уездом. Эти связи имели значение, видимо, с момента начала поместных раздач. Некоторые бывшие «коломничи» в середине XVI в. были представлены в Каширском уезде несколькими разросшимися ветвями (Хотяинцовы, Писаревы, Уваровы, Воронины), что говорит в пользу их достаточно раннего появления здесь. Другие – приобрели поместья уже в 1530–1550-х гг. Уже было показано, какое значение этот процесс имел для коломенской корпорации, откуда в результате вымывалась значительная часть в том числе «разрядных» детей боярских. Для самой каширской корпорации это переселение являлось, естественно, еще более значимым, формируя контуры ее будущей структуры. В 1542 г. на суде у каширских писцов присутствовал Г.Н. Писарев, позднее на детей боярских Каширского уезда «слался» в споре слуга Троицкого Белопесоцкого монастыря. Среди них были М. и И.С. Лихаревы. Обе эти фамилии происходили из Коломенского уезда[597].
Позднее коломенцы также пополняли каширскую корпорацию. В десятне 1577 г. из «новых» фамилий городовых детей боярских с Коломной были связаны Проестевы, Вячеславлевы, Ворыпаевы, Балакиревы[598]. Из одиннадцати лиц, перечисленных в писцовой книге конца 1570-х гг., «которые служат из иных городов, а поместья за ними на Кошире», трое несли свою службу по Коломне[599].
Впоследствии по той же схеме происходило испомещение в Веневском уезде, перешедшем из частного владения князя И.Ф. Мстиславского. Поместья в 1572 г. здесь получили исключительно представители каширской и тульской корпораций[600].
Определенные не слишком значительные пересечения видны также с Серпуховским уездом. И в том и в другом случаях среди местных служилых людей были представлены Таптыковы, Молчановы, Моклоковы-Тарбеевы[601].
Анализ каширской рубрики Дворовой тетради и «дворовой» части десятни 1556 г. показывает, что элита этой корпорации по большей части была перенесена сюда из соседних уездов, а не формировалась здесь путем отбора и ротации.
Родственные связи между каширскими дворовыми и городовыми детьми боярскими носили единичный характер. Однофамильцем первого среди дворовых десятни 1556 г. – А.Д. Таптыкова был городовой сын боярский Н.В. Таптыков, а родственниками И.Л. Писарева – сразу двенадцать Писаревых городовых детей боярских. Подобное разделение внутри этих фамилий возникло, видимо, еще до их перевода в Каширский уезд. Показателен пример коломенцев Писаревых. Они вели происхождение от Сенки Писаря, жившего в середине XV в., и за прошедшее столетие не успели сильно разойтись в своем родстве. В первые десятилетия XVI в. кормленщиками были сыновья С. Писаря Федор, Брюхо и Иван, так что, вероятно, все они служили в составе Государева двора. В 1538 г. письмо великого князя было адресовано Леве Иванову Писареву, который в это время определенно служил в составе Государева двора. Именно его сын Иванча был отмечен в каширской рубрике Дворовой тетради. Остальные Писаревы, потомки Захара и Никиты Семеновых, опустились до уровня городовых детей боярских[602].
Некоторые из известных Дворовой тетради лиц в десятне 1556 г. также фигурировали в качестве городовых детей боярских. Среди них были В.Г. Есипов и Ф.П. Бахтин. В.Г. Есипов в Дворовой тетради был записан вместе с отцом и братьями по Коломне, а Ф.П. Бахтин был одним из малоярославецких детей боярских[603].
Несколько по-другому выглядит тульская рубрика Дворовой тетради. В ней было представлено всего 9 фамилий, из которых численное преобладание имели князья Волконские, сохранившие родовые вотчины[604]. Недавним выходцем из Ржевы был Г. Жолобов Пушечников, фигурировавший также в ржевской рубрике. Из Рязанской земли происходили Тутыхины (и Ивашкины-Тутыхины). Представители этой фамилии помимо Рязани служили по соседней Кашире. Здесь же были отмечены Мясные. В Коломне известны были среди дворовых Борыковы. Оставшиеся фамилии не имели аналогий в других рубриках Дворовой тетради. Для некоторых из них – Хрущовы, Т.В. Созонов, И.Е. Михнев[605] – вероятным является происхождение из городовых детей боярских. Очевидно, что в подверженный постоянным татарским набегам Тульский уезд было не слишком целесообразно переводить представителей знати из центральных уездов. Формирование местной элиты производилось за счет перевода в число дворовых наиболее видных из местных служилых людей. Процесс поместного освоения шел в этом уезде непрерывно, хотя, возможно, и не слишком высокими темпами в силу отмеченных особенностей, с начала XVI в., без остановок и пауз, которые в Каширском уезде возникали из-за передачи в ведение различным татарским правителям и служилым князьям.
Аналогичный процесс получил импульс для своего развития в Каширском уезде в 1550–1560-х гг., когда сформировался круг местной элиты. Этот процесс, однако, наложился на появление в структуре Государева двора категории выборных дворян, который привел к вычленению наиболее видных в служебном отношении каширян из рядов местной корпорации.
В состав местных дворовых детей боярских влились многие незнатные лица. Согласно алфавиту десятни 1570 г., среди дворовых детей боярских появился Янов Лодыженский, которого можно отождествить с А.Г. Яновым Лодыженским. Здесь же отмечены представители Карповых (вероятно, Репчук К. Карпов) и Биревых. Впоследствии в соответствии с чиновной структурой служилого города потомки выборных дворян закрепились среди дворовых детей боярских. Каширская десятня 1599 г. в этом отношении дает многочисленные примеры проникновения бывших городовых детей боярских на более высокую ступень иерархии[606].
Некоторые изменения произошли и среди переведенных сюда лиц. Далеко не все из них продолжили здесь свою службу. Указанное наблюдение распространяется на Н. Казаринова Голохвастова (казнен с сыном), Нелюба и Б.Т. Зачесломских, а также Ф., А. и И.А. Писемских. Бездетным умер князь М.М. Хворостинин.
Определенные коррективы были внесены также опричными переселениями. Сохранилась жалованная грамота Думашу Ф. Сумарокову на поместье в Каширском уезде «против алексинского его поместья». На удельной службе находился также В. Угримов Заболоцкий. Вероятно, поместья были пожалованы выселенцам из Малоярославецкого уезда А.А. и Ф.А. Раевским, О.Г. Бокееву, а также можайским детям боярским Л. и Воину И. Михалчуковым[607].
С другой стороны, поместья в Каширском уезде потеряли опричники и «дворовые» князь П.И. Борятинский (поместья сохранили его братья), Васильчиковы, Кончеевы и Мясоедовы. Возможно, опричником был также князь А.В. Вяземский[608].
В десятне 1570 г. присутствовали рубрики: «Дети боярские из разных городов. Дворовые» и «Дети боярские новопомещики, преж того служили из разных городов». Судя по сохранившемуся полистному алфавиту этой десятни, их общее число было незначительно. Среди городовых детей боярских большая часть «новопомещиков» была выходцами из Коломенского уезда, традиционно выступавшего в качестве «донора» для каширской корпорации. В целом можно отметить, что потрясения опричного времени не оказали значительного влияния на структуру каширской корпорации. Новые лица и фамилии органично вписались в нее, быстро слившись с местными детьми боярскими.
Основы формирования каширской корпорации, заложенные в 30–50-х гг. XVI в., в дальнейшем были лишь видоизменены. Сопоставление писцовой книги конца 1570-х гг. с материалами каширской десятни 1599 г. показывает, что пофамильный состав этой корпорации не подвергся в последней трети XVI в. существенным изменениям. В значительной степени это обстоятельство было связано с сохранявшейся специализацией каширского «города». Писцовая книга конца 1570-х гг. показывает, что владение лиц, служивших по другим уездам, было представлено здесь в небольшом количестве, что особенно бросается в глаза при сопоставлении с соседним Коломенским уездом.
Такая же ситуация существовала в Тульском уезде, где она имела еще более ярко выраженный вид. По писцовой книге конца 1580-х гг. из всех тульских помещиков по Белеву служил князь Н.Д. Засекин, а по списку князей Оболенских – В.В. Тюфякин. Как и в случае с Каширским уездом, здесь фиксируется появление нескольких новых фамилий: Писемские[609], Ростопчины, Новосильцевы (порозжее поместье Меньшика Семенова), возможно, также Бартеневы и Радиловы.
Запущенный маховик поместных раздач в южных уездах продолжал раскручиваться в дальнейшие десятилетия, постепенно охватывая новые территории, которые, как и описанные Коломенский, Каширский и Тульский уезды, находились под постоянной угрозой татарских набегов, что создавало единую линию преемственности заложенных здесь традиций поместной колонизации.