Ситуация в других центральных уездах отличалась от новгородского примера. Дворовые дети боярские большинства «старых» уездов продолжали сохранять свою обособленность, не смешиваясь с другими служилыми людьми из своих уездов. Первые упоминания о десятнях для центральных уездов встречаются в Дворовой тетради. В белозерской рубрике при упоминании князя И.А. Шелешпанского встречается помета об его отбраковке в связи с похолоплением «по смотру и по десятне Третьяка Дубровина». В ряде списков Дворовой тетради эта помета дополнялась цифрой «63» (1554/55 г.)[699]. Очевидно, что к этому времени дворовые дети боярские уже начали учитываться в десятнях, то есть де-факто вошли в состав объединенных уездных корпораций.
Место дворовых детей боярских как рядовых членов Государева двора постепенно заняли выборные дворяне. Их появление было инициировано, видимо, еще в конце 1530-х гг. Пресловутая «тысячная реформа» замышлялась еще правительством Елены Глинской, однако не была реализована. Анализ структуры Тысячной книги показывает влияние на нее дворовой книги 1536/37 г., особенно в 1-й и 2-й статьях. Здесь содержались упоминания о тысячниках из распущенных удельных дворов «князь Юрьевские Ивановича» и «княж Андреевские». Изучение новгородской части Тысячной книги дает основания предполагать, что часть отобранных для придворной службы лиц должны были составить местные помещики. Уже говорилось об использовании этим документом какого-то оригинального источника, который начал составляться ранее 1550 г.
Одним из новгородских тысячников был князь Ю.И. Кропоткин. Писцовая приправочная книга Деревской пятины 1550/51 г. упоминает земли этого помещика в Городенском погосте с однозначной пометой: «Было за князем Юрием княж Ивановым сыном Кропоткина, и князя Юрья не стало 7057» (1549)[700].
Существенные расхождения наблюдаются также между указаниями Тысячной книги на погосты и фактическим землевладением названных в ней лиц. Д.А. Волохов к 1550/51 г. уже лишился своего поместья в Лосицком погосте Шелонской пятины и был пожалован поместьем в Пскове. С начала века поместье в Рютинском погосте Деревской пятины принадлежало князьям Кропоткиным. Платежная книга 1543 г., опиравшаяся на аналогичный источник первого десятилетия XVI в., называет здесь среди местных помещиков князя В.А. Кропоткина. В 1550/51 г., однако, его дети князья Дмитрий, Иван и Андрей владели землями Ужинском, Пиросском и Туренском погостах Деревской пятины. Их владения в Рютинском погосте перешли к другой ветви Кропоткиных. Второстепенный характер носили земли в Солецком погосте Водской пятины для Замятни и Некара Шепяковых. Основная часть их поместья после описания конца 1530-х гг. располагалась в Бежецкой пятине[701].
Сопоставление с данными предшествующего писцового описания показывает, что в ряде случаев сведения Тысячной книги соответствовали картине, существовавшей в новгородских пятинах в 30-х гг. XVI в. Можно привести несколько наиболее показательных случаев. Н.Б. Новокрещенов в 1550/1551 г. владел участками в Бережском и Быстреевском погостах Шелонской пятины. Уже писцовая книга конца 1530-х гг. говорит, что его владения в Хрепельском погосте Водской пятины, где он был записан согласно Тысячной книге, перешли в руки других помещиков. Его родственник А.И. Новокрещенов лишился к этому времени поместья в Хрепельском погосте. Аналогичным образом отсутствовали владения в Мусецком погосте Шелонской пятины у братьев Ю. и Ф.В. Крюковых Сорокоумовых, перебравшихся в Бежецкую пятину[702].
Во всех приведенных примерах очевидной представляется связь перечисленных лиц (хотя и в прошедшем времени) с упоминаемыми в Тысячной книге погостами. В некоторых других примерах такая связь вызывает сомнения. Вероятно, ряд погостов, присутствовавших в первоначальном источнике, не отразился в конечном варианте. Этот вывод подтверждается путаницей с названиями некоторых погостов. Только здесь, например, встречается погост Богородицкий из Осечны Бежецкой пятины. Писцовые книги знают два погоста из Осечны – Воскресенский и Егорьевский, а также погост Богородицкий из Залазны. В новгородском списке Тысячной книги произошло искусственное объединение их названий[703].
Анализ землевладения тысячников из этого «симбионта» показывает, что названные по этому погосту М., И.Д. и И.М. Софроновские в полном составе владели землями в погосте Богородицком из Залазны. Запись «ис Осечны» должна была относиться к другим лицам. Подобная ситуация была характерна и для Ф.Г. Сназина с его сыном Васюком, записанных «из Рождественного погоста и из Дегожского». В Шелонской пятине существовали два различных погоста: Рождественский с Усть-Северы и Дегожский. Ф.Г. Сназин в конце 1530-х гг. владел поместьем в Дегожском погосте, а также небольшим участком в Должинском погосте. Его сын Васюк обзавелся собственным поместьем уже в 50-х гг. XVI в., когда из порозжего поместья князя И.Б. Корецкого ему было выделено 20 обеж в Дремятском погосте. В Рождественском погосте владения Сназиных не были зафиксированы. Видимо, и в этом случае по Рождественскому погосту служили другие лица[704].
Новгородский список Тысячной книги имел ряд общих черт с ранними новгородскими десятнями. Выписки из несохранившейся десятни 1556 г. показывают наличие в ней деления на погосты. Из Боровичского погоста показан был Г.А. Неплюев, а по Дмитреевскому погосту служили Осинины[705].
Очевидно, что этот список был составлен на основании источника, созданного до валового писцового описания конца 1530-х гг. и включавшего в себя значительно большее количество погостов. Скорее всего, он должен был иметь то же предназначение, объединяя лучших представителей служилых субкорпораций Северо-Запада, отобранных для придворной службы.
Эти наблюдения дополняются сведениями разрядных книг. В 1538–1540 гг. целая группа новгородских помещиков упоминается в разрядных книгах с пометой «А из Новагорода помещики» в качестве полковых голов при воеводах на Коломне[706]. Эта служба обычно поручалась детям боярским Государева двора, а впоследствии выборным дворянам. Вполне вероятно, что московское правительство намеревалось таким образом начать привлечение новгородских детей боярских к дворовым «службам и посылкам». Почти все из названных в этих разрядах новгородцев либо сами впоследствии стали тысячниками, либо были отцами и старшими братьями тысячников из Новгородской земли. Тысячниками, в частности, были князь И.И. Буйносов, В.И. Мешок Квашнин, Ф.Г. Сназин, а также сыновья князя Б.А. Приимкова и младший брат Т.И. Заболоцкого.
Помимо Новгородской земли в Тысячной книге присутствовали и другие «мертвые души». А.Л. Корзинин отметил упоминание здесь также М.И. Зачесломского (Галич) и Ю.Н. Стромилова (Юрьев). Оба они были записаны среди погибших от татар в Муроме в 1549 г.[707] Их имена были отобраны в общий список явно значительно раньше. Сделанное наблюдение свидетельствует о широком характере сформированного списка будущих тысячников. За последующее десятилетие это начинание не получило своего логического продолжения и было вновь поставлено на повестку дня уже в 1550-х гг.
«Выбор» 1550-х гг. первоначально имел черты кратковременных и нерегулярных назначений. Трудно отличить выборных дворян, как новую категорию в составе Государева двора, от детей боярских, отобранных для выполнения того или иного поручения, тем более что в обоих случаях могли быть задействованы одни и те же лица. Состав выборных дворян со временем подвергался значительному варьированию. Первый набор выборных дворян, видимо, должен был состоять из лиц, фигурировавших в Тысячной книге в качестве претендентов на получение подмосковных поместий. Подобная постановка вопроса изначально отличалась не слишком высокой определенностью. Очевидно, что подмосковные вотчины и поместья в это время уже были достоянием целого ряда лиц, которые, соответственно, были исключены из этого списка. Дефицит подмосковных земель и невозможность на практике реализовать испомещение здесь для более 1000 кандидатов (не были даны земли представителям северо-западных уездов) придавали составленному списку формальный характер.
Возможность ротации состава тысячников была предусмотрена уже в тексте указа 1550 г.: «А которой по грехам ис тои тысечи вымрет, а сын его не пригодитца к тои службе, ино в того место прибрать иного». А.П. Павлов считал, что она свидетельствует о наследственном характере службы тысячников. В действительности в 1550–1560-х гг. происходило достаточно активное изменение их личного состава. Анализ структуры Тысячной книги показывает наличие нескольких приписок к основному тексту[708]. Неоднократно упоминались свидетельства родословных книг о принадлежности к тысячникам ряда лиц, которые не встречались в тексте Тысячной книги. Вполне вероятно, что они были добавлены к первоначальному ядру. Н.В. Мятлев обратил внимание на несоответствие количества земли, планировавшейся в раздачу, действительному количеству членов избранной тысячи[709].
Далеко не все тысячники впоследствии сделали карьеру. В 3-й статье по Коломне был записан князь М.М. Хворостинин, который, похоже, не слишком выделялся по своим служебным достоинствам, не получив в 1550-х гг. ни одного разрядного назначения. В каширской десятне 1556 г. он присутствовал среди дворовых детей боярских, выбыв, таким образом, из списка потенциальных выборных дворян. В десятне по Тарусе в том же 1556 г. числились князья В. и Д.В. Борятинские