С другой стороны, среди каширских детей боярских, упомянутых в это время в разрядных книгах, можно назвать В.Л. Степанова, А.К. Колтовского, И.В. Большого Мясоедова, П.И. Таптыкова, В.Ф. Палицына, Д.И. Фустова, Ю.А. Кропотова, Ф.Ф. Хотяинцева, Р.М. Хвощинского. Их имена, равно как и имена их отцов и старших братьев, отсутствовали в Тысячной книге. Такая же ситуация отмечается и по другим «городам». Головами в полках в 1560 г. из тульских детей боярских были Д.Ф. Ивашкин, Т.В. Созонов и М. Рудаков Михнев[711]. Вполне вероятно, что в середине века было произведено несколько новых наборов выборных дворян, в результате которых значительно обновлялся личный состав этой группы.
Особенностью состава тысячников стало достаточно широкое присутствие в нем выходцев из «новых» корпораций. Рязанская корпорация, одна из наиболее крупных по своей численности, выдвинула всего лишь семь человек в избранную тысячу. Вяземская корпорация, напротив, была представлена сразу 55 детьми боярскими. Причиной такого расхождения была архаичная структура и обособленность рязанской корпорации.
Выборные дворяне, как прежде дворовые дети боярские, несли службу отдельно от своих территориальных корпораций. Пометы «в выборе» в тексте каширской десятни 1556 г. стояли возле имен Г. Злобина Петрова и И.И. Алексеева Уварова. Примечательно, что их оклады резко выбивались из их окружения. Г. Злобин имел оклад в 600 четвертей, в то время как записанные перед и после него А.А. Колтовский и В.Г. Злобин – 250 (пол-триста) четвертей. Такая же ситуация была в случае с И.И. Алексеевым Уваровым, оклад которого составлял 400 четвертей. Находящийся после него А.Д. Иванов Александров довольствовался более скромным окладом в те же 250 четвертей. Очевидно, после получения назначения в «выбор», уже после проведения смотра и составления десятни, их оклады были соразмерно увеличены[712].
Вне группы «торопецкие помещики» числились в списке участников Земского собора 1566 г. тысячники Невзор Злобин и М.Г. Чеглоковы. Оба они были записаны в конце списка дворян 2-й статьи – выборных дворян, среди помещиков Северо-Запада[713].
Середина века ознаменовалась постепенной ликвидацией нескольких обособленных мелких корпораций. При немногословности разрядных записей за первую половину XVI в. невозможно оценить их общее количество. Н.П. Лихачев привлекал свидетельства одной из частных разрядных книг о росписи служилых людей в северских городах 1552 г. Судя по этой записи, в Путивле находились дети боярские: стародубцы, медынцы, городенцы, кременчане, сумьяне (серпьяне), мощинцы, Товарковой слободы, Новгорода-Северского, Ярославца-Малого, путивльцы, селищане, мышегжане, хотунцы. Значительная часть из них представляла территории, которыми когда-то владели северские князья – Василий Шемячич и Василий Стародубский. И если большинство этих городов образовывали отдельные уезды, то Мышега и Товаркова слобода рассматривались как волости. В разряде казанского похода 1549 г. фигурировали те же «мышагжане»[714]. В этом ряду находится, скорее всего, и выделение «становых» отрядов в каширских десятнях 1556 и 1570 гг.
По отдельным спискам служили также вятчане, сосланные после присоединения Вятской земли в центральные уезды страны. Представители этой группы встречались в актовых источниках, а также в платежной книге Московского уезда 1542/43 г. Их служба по отдельному списку подтверждается перечнем сводной десятни 1556 г. «десятня ружан, серпухович, торушан, вятчан, борович». «Вятчане из Боровска» упоминаются в разряде полоцкого похода 1562/63 г. «Вятчане» встречаются также в тексте рузской писцовой книги 1567–1569 гг., хотя в этом случае трудно говорить о сохранении ими какого-то особого статуса. Судя по размерам поместий у «вятчан» в Московском и Рузском уездах, их трудно было причислять к полноценным детям боярским. В последнем случае для них было характерно коллективное владение земельными участками, находившимися в крайне запущенном состоянии. Один из «вятчан» Рузского уезда – Родя был обозначен в писцовой книге без фамилии[715].
Существование обособленных корпораций, в том числе межтерриториального характера, а также имевшее место разделение на дворовых и городовых детей боярских приводили к тому, что многие уездные группы служилых людей до начала реформ 1550-х гг. напоминали своеобразный «слоеный пирог». В казанском разряде 1549 г. встречается разделение городовых кашинских детей боярских на две группы: «кашинцы княж Юрьевские» и «кашинцы старые послужилцы», каждая из которых должна была собираться у своего воеводы, в Суздале и Ярославле соответственно. Отдельно упоминаются здесь «литва», группа, которая, возможно, имела экстерриториальный характер, а также из «Старадуба Глиньского люди», служившие по отдельному списку[716].
Разряд полоцкого похода 1563 г. показывает, что количество подобных групп значительно сократилось. Основой организационной структуры армии выступали в этом случае служилые «города», в которых были объединены местные дворовые и городовые дети боярские, включая представителей более дробных групп служилых людей. Коломенская десятня 1577 г. показывает, что по общему списку служили «литвяки нововыезжие», хотя их включение сюда произошло, видимо, сравнительно недавно, о чем свидетельствует формулировка «а ныне служат с Коломны с городом».
Применительно к территориальным корпорациям итогом преобразований середины XVI в. стало расширение их состава за счет дворовых детей боярских. Наиболее активные и деятельные их представители, попавшие в прослойку выборных дворян, одновременно были изъяты из «городов». А.П. Павлов отметил, что при этом все они продолжали рассматриваться как их представители в новом дворе. Территориальные связи, хотя и не слишком отчетливо, прослеживаются в списке участников Земского собора 1566 г., разбитых на несколько уездных групп. Территориальная принадлежность детей боярских подчеркивалась в нескольких поручных грамотах второй половины 1560-х – начала 1570-х гг.: 1565 – по И.П. Яковлеве, 1566 – по князе М.И. Воротынском (частично), 1571 – по князе И.Ф. Мстиславском. Среди них определенно было несколько десятков тысячников – выборных дворян. Вполне вероятно, что к этому времени уже были созданы перечни выборных дворян с выделением в них рубрик по отдельным уездам, как это было отмечено уже в боярской книге 1577 г.[717]
Окончательное размежевание произошло и для представителей аристократических фамилий, связанных с «московской» службой. Все они постепенно утратили связь с корпорациями в уездах, где располагались их вотчины и поместья. В качестве иллюстрации можно сопоставить имена привлеченных лиц в двух коломенских актах, связанных с взаимоотношениями князей Звенигородских и Шереметевых. Приобретший известность в исторической литературе спор между И.В. Большим Шереметевым с князьями Ю., В.И. Токмаковыми и А.П. Ноздроватым начался в 1544 г. В счет займа И.В. Шереметеву было передано полсела Гравороново. В двух вариантах закладной, предъявленных сторонами (вариант князей Звенигородских оказался подложным), фигурировало значительное число местных землевладельцев[718].
Весь ход разбирательства, предпринятого в 1547 г. с личным участием Ивана IV, погружает нас в мир коломенских землевладельцев, тесно связанных друг с другом, со своими привязанностями и антипатиями. Аристократы Шереметевы и князья Звенигородские были его органичной частью. И.В. Шереметев в этом споре славился на «весь Коломенский уезд». Здесь находилась родовая усыпальница Шереметевых. Князья Звенигородские породнились с местным вотчинником Г. Злобиным Петровым Михайловым. Позднее старцы Кирилло-Белозерского монастыря вспоминали о «мирской» ссоре двух постриженников – И.В. Большого Шереметева и В.С. Собакина. Оба они были коломенскими землевладельцами и соседями по владениям в Песоченском стане[719].
Другая картина предстает в купчей грамоте И.В. Большого Шереметева 1558/59 г. по приобретению вотчины у князя В.И. Токмакова. Послухами здесь выступали М.И. Вороного Волынский, князья Ю.И. Токмаков, В.С. Мосальский, В.П. Ноздроватый, а также И.А. Ершов и И.Ф. Елизаров. За исключением родственников продавца ни один из них не принадлежал к числу собственно коломенских землевладельцев[720].
Факт существования внутрикорпоративных связей лучше всего проявлялся на «расстоянии». Известно несколько поземельных актов, в которых послухами одной из сторон выступали лица, не имевшие прямого отношения к уезду, где происходила сама сделка. В 1515/16 г. И.А. Черный Колычев приобрел себе вотчину в Коломенском уезде. Свидетелями в купчей отметились Черемисин Ф. Кренев, И.И. Сукин и Скурат Грибакин Жуков[721]. Все они, как и сам И.А. Черный Колычев, в это время являлись новгородскими помещиками. Представители этих фамилий до переселения в Новгородскую землю были замечены в нескольких уездах. Остафий (Черемисин) Федоров Кренев приобретал себе холопа в Костромском уезде, а Сукины были связаны с Суздальским уездом, где им принадлежали старинные вотчины.
Уже приводился пример разъезжей грамоты братьев Пильемовых-Сабуровых, в которой в качествке послухов присутствовали их сослуживцы – вяземские дети боярские. В 1564 г. в данной грамоте Овдотьи Вельяминовой в Костромском уезде среди послухов отметились Г.В. Дедевшин, а также князья И. и Ф.С. Деевы. Как и родственники этой вкладчицы Мятлевы и Вельяминовы, они служили по Вязьме. Очевидно, что и в этом случае их появление в заволжском уезде было обусловлено существовавшими внутрикорпоративными связями