Практика поручительства не всегда учитывала реалии конкретного смотра и, видимо, охватывала более протяженные промежутки времени. В коломенской десятне 1577 г. среди поручителей были отмечены Темир Колтовский, Б. Григоров и В.Ю. Козлов-Морозов. Первые из них к этому времени находились среди четвертчиков и были, таким образом, вычленены из состава местного «города». К моменту смотра, скорее всего, умер В.Ю. Козлов-Морозов. Все указанные лица действительно служили по Коломне, но, видимо, в более ранее время. Аналогичная ситуация прослеживается в переяславской десятне 1584 г. Среди поручителей в ней фигурировали Б. Напольский, Ф.М. Тимонов, Б.Ф. Трусов, И. Воинов Подлесов, которые не значились в наличном составе переславского «города». За исключением Б. Напольского здесь были зафиксированы их младшие родственники (у Б.Ф. Трусова сын). Б. Напольский был вотчинником Переславского уезда еще в 1556/57 г.[776]
Примеры поручительства, не связанные со смотрами, отразились в документообороте Новгородской земли. В 1588 г. группа детей боярских Водской пятины ручались за А. Истомина Рахманинова, получившего отцовское поместье, в том, что он по достижении служебного возраста будет «государева служба служити, где ему государь велит быти у которых воевод ни буди, и на срок на государеву службу ездети и до роспуску с службы не съезжати». При нарушении этих условий поручители принимали на себя обязанность уплачивать пеню «что государь укажет». На смотр некоторые дети боярские могли приезжать с готовой «порукой», составленной в предыдущие годы, в том числе, возможно, в составе других территориальных корпораций[777].
В первой половине 1570-х гг. было проведено несколько общих смотров армии с участием коломенцев: в 1571 и 1573 гг. Коломенская десятня 1577 г. показывает развитую систему поручительства, опирающуюся на несколько предшествующих ей аналогичных документов. «Старая» десятня упоминалась в тексте десятни 1577 г. и, видимо, оказала на нее влияние. Всего в ней вместе с выборными дворянами и четвертчиками было зафиксировано 302 сына боярских (в опубликованном тексте десятни произошел сбой нумерации). Судя по характеру представленных помет, она использовалась в делопроизводственном обороте вплоть до 1582 г. В 1581 и в 1582 гг. к ней были приписаны новики Г.Т. Тонкого и Д.И. Трескин[778]. Не исключено, что существовали и другие приписки, относившиеся к более раннему времени.
Трудно определить общую численность коломенской корпорации в это время. В пресловутом полоцком походе 1563 г. было учтено 488 коломенцев[779]. Последующие переселения опричного времени и потери от участия в военных столкновениях 1570-х гг. делают эту цифру, однако, достаточно условной.
Сложившаяся система поручительства была заведомо неполной и не имела характера круговой поруки. Среди 289 отмеченных в десятне лиц (за вычетом выборных дворян и четвертчиков) среди поручителей отсутствовали 127 (44 %). Для некоторых из них подобное отсутствие объяснялось молодостью и недостаточным весом в глазах окладчиков, особенно в случае с новиками. Из отсутствовавших среди поручителей лиц сорок девять принадлежали к неслужилым новикам.
Другие, видимо, были связаны с местной корпорацией не слишком тесными узами. Не были поручителями, в частности, недавние выходцы из других корпораций – И.Б. Голочелов, А. Нелюбов Зачесломский, Ю.Ф. Горин, А. Тучков Радцов, Меншик И. Марков, И.И. и В.Д. Шерефединовы, Ф.И. Михалчуков, Разгильдяй Любоченинов, Р.В. Яцкой, К.М. Найнаров.
Некоторые дети боярские не смогли (в ряде случаев не захотели) найти по себе поручителей и не получили причитающегося им денежного жалованья. За вычетом претендентов на «дворское» и «недели», городовых приказчиков было зафиксировано шесть таких примеров (пятеро из них были новиками). Возле имени Г. Ушакова Арсеньева стояла красноречивая помета, объясняющая его исключение из числа получателей жалованья: «худ, ленив и мал»[780]. Подобные изгои, естественно, сами не были поручителями.
Всего удается насчитать 551 случай поручительства, когда можно идентифицировать фамилию поручителя (некоторые места сохранились в неудовлетворительном состоянии). Принимая во внимание многообразие факторов, неизбежными являются пересечения. Окладчики, отвечающие за «разбор», выступали как должностные лица. Их поведение, с другой стороны, могло быть обусловлено родственными и соседскими связями, не говоря уже об отношениях «свойства» и «единачества». В позднейших десятнях регулярно встречалось требование к окладчикам: «А роду своему окладчиком по родству и племени своему и другом своим по дружбам не дружити, а недругом по недружбам ни по каким не мстити и посулов и поминков ни у кого ничего не имати никоторыми делы», которое предусматривало запрет подобных злоупотреблений[781].
Наибольшее число примеров поручительства было связано с деятельностью окладчиков. Вместе они выступали в качестве поручителей не менее 167 раз (30,3 % от общего числа). В ряжской десятне 1579 г. наблюдалась сходная картина. Окладчики были поручителями 95 раз (32,9 % от общего числа поручительств).
Роль окладчиков в функционировании служилых городов получила достаточно полное описание в исторической литературе, правда, на материалах более позднего XVII в.[782] В случае с десятней 1577 г. институт окладчиков находился на ранних этапах своего развития. Это обстоятельство не могло не наложить на него свой отпечаток. Всего в «разборе» коломенских детей боярских участвовало 22 окладчика. Имя одного из них было невозможно прочитать уже ко времени публикации источника. Оставшиеся проявили себя в качестве поручителей с различной степенью интенсивности, что видно из приведенной ниже таблицы:
* Вариант идентификации предложен В.Н. Сторожевым.
Анализ последовательности записи имен (в таблице – в соответствии с текстом десятни) окладчиков показывает, что процедура их привлечения к своим обязанностям происходила в несколько этапов. Дворовые дети боярские присутствовали в разных частях списка окладчиков, что можно объяснить фактической нехваткой нужного количества лиц и проведением дополнительного (возможно, даже двух) набора. Фигурировавшие здесь А.Л. Хотунский и П.Ф. Кобяков числились по другому списку («емлют из четверти») и не принимали участия в разборе. Первоначальный вариант списка окладчиков заканчивался, скорее всего, именем В.П. Евлахова и был сформирован до проведения «разбора» 1577 г. Позднее Огалины в местническом споре ссылались на десятню 7079 г., в которой их предок – В.Д. Огалин числился окладчиком, как и в рассматриваемой десятне 1577 г.[783]
Среди окладчиков 1577 г. были представлены недавние опричные переселенцы в Коломенский уезд: С.Ф. Горин, П.Б. Голочелов, возможно, И.И. Тютчев и В.П. Евлахов. Ярославский уезд, откуда происходил С.Ф. Горин, был взят в опричнину лишь в январе 1569 г. Из того же уезда происходили братья В. и М.Д. Огалины. Вряд ли за короткий промежуток времени они смогли стать «своими» для «старых» представителей коломенской корпорации. В.Д. Огалин несколько раз выступал в качестве писца. В 1569/1570 г. он описывал Волоколамский уезд, в 1573/74 г. отметился в Двинской земле, а затем участвовал в описании Пустозерского и Суздальского уездов. Все эти поручения проходили вдали от его основного места службы[784].
Выборы (скорее, назначение) основного состава окладчиков были проведены до «разбора» 1577 г. Подобная практика была хорошо представлена в позднейших десятнях. В торопецкой десятне 1605/06–1606/07 гг. прямо было предусмотрено участие «старых» окладчиков: «Выбрав окладчиков из торопчан и холмич старых, которые наперед сего в окладе были, а в выбылых место выбрали новых, которых излюбили всем городом»[785].
По-разному отнеслись окладчики и к выполнению своих непосредственных обязанностей. Наибольшее число примеров поручительства относилось к Г. Ратманову Яковцову – 23 раза, Третьяку Телешову – 22 раза и Р.С. Кусторскому – 20 раз. Из них по крайней мере Яковцов и Телешов принадлежали к фамилиям, уже несколько десятилетий связанным с Коломенским уездом. Напротив, В.С. Козлов-Морозов отметился лишь двумя поручительствами и оба раза выступал поручителем по своим сыновьям, что свидетельствует о низком уровне его вовлеченности в дела местной корпорации.
Вполне вероятно, что на выбор того или иного лица в качестве окладчика могла повлиять общая численность его родственников в составе местной корпорации, хотя этот фактор и не был определяющим[786]. В десятне 1577 г. было зафиксировано восемь представителей Колтовских, шесть Норовых и пятеро Телешовых. В обеих этих фамилиях был очень высок уровень внутрифамильных поручительств. Среди Колтовских отмечено девять таких случаев, среди Норовых и Телешовых – по пять. Единственными представителями своих фамилий, с другой стороны, были Б.И. Кучин, Ратман Яковцов, И.И. Тютчев, Г.И. Змеев, В.П. Евлахов.
Окладчики и их ближайшие родственники сформировали тесный круг. Поручителями по самим окладчикам из 31 отмеченного случая 26 раз выступали другие окладчики (дважды нарядчик Д. Гомзяков). В двух парах: Г. Ратманов Яковцов – П.Б. Голочелов и И.И. Тютчев – Усеин Норов было зафиксировано взаимное поручительство. Высок был уровень поручительства окладчиков также по родственникам их коллег. Всего можно отметить 30 подобных примеров. Далеко не все из них объяснялись прямыми связями внутри круга окладчиков, особенно когда речь шла об отдаленном родстве.