Посмотрели, называется. Позор всему древнему роду Перейро, который смывается только кровью. Дон от злости пытался скрипнуть зубами, не получилось – мешал кляп. Лошади неспешной трусцой везли своих хозяев-пленников навстречу неизвестной судьбе. Через полчаса испанцев погрузили в две шлюпки и через короткое время они очутились на палубе корабля. Обращались с ними вежливо, но строго. Пятерых испанцев заперли в одном из трюмных помещений, а Дона Перейро морпехи оставили для серьезного разговора. Допрос вели в каюте Кошкина. Булькающий и пыхтящий, как котелок, испанец, глянув в глаза иноземцев, вмиг понял, что лучше спрятать в дупу чванливую родовую гордость и высокомерие, иначе – смерть. А жить-то хочется, ведь ему нет и тридцати.
Собственно, Дон Перейро и не собирался корчить из себя несгибаемого мученика – выложил все без утайки, заверив, что ложно обвиненным иноземцам ничего не грозило: так, посидели бы в карцере у губернатора день-два, а потом бы их с извинениями отпустили.
Морпехи видели, испанец не врет – перемигнулись и приказали вызванным матросам сопроводить пленника в трюм, к его компании.
– На кой хрен Кордоба затеял провокацию?
– Я думаю, цель была одна – обшарить нашу посудину, – отозвался Кошкин.
– Странно, с чего бы это?
– Ты забыл, Илюха, половина экипажа находилась в городе в увольнительной? Наверняка кто-то ляпнул языком лишнее, а люди не любят непонятное. Губернатор не исключение.
Наутро отправили пакет губернатору – в нем попеняли за излишнее любопытство и сообщили, что задержанная шестерка провокаторов будет примерно наказана. Все происшедшее останется на совести генерал-капитана Хосе Фернандеса де Кордоба.
Между тем на палубе судна разворачивалось действо под названием суд. Кошкин с Юсуповым сидели за круглым столиком на мостике, внизу выстроился экипаж и охраняемые пленники. На мостике также присутствовали капитан Хендрик де Роде и штурман Якобс Берлоген.
Кошкин поднял руку, и на палубе установилась тишина, нарушаемая лишь криками вездесущих чаек и плеском небольшой волны о корпус судна. На столике грудой лежали поясные кошели испанцев, а рядом, на палубе, трофейные шпаги, кинжалы и три кремневых пистолета с неудобной ручкой.
– Итак, господа, открываем выездное заседание суда, – гаркнул Кошкин. – Захваченные на месте преступления Дон Хесус де Перейра с товарищами обвиняются в облыжном обвинении: якобы мы с господином Юсуповым расплачивались вчера в трактире «Изабелла» фальшивыми монетами. Кстати, – он обратился к капитану де Роде, – что полагается за такое преступление в Соединенных провинциях Нидерландов?
Капитан, сидевший сзади, ответил коротко:
– Виселица, менейр.
– Продолжим, господа. Итак, за это преступление вам полагается виселица.
Испанцы, стоявшие кучкой у грот-мачты, побледнели.
– Но мы гуманные люди и не станем предавать вас смертной казни. Приговор суда таков – каждому по пять плетей и выкуп в одно серебряное песо за всех – большего вы не стоите.
Кошкин демонстративно вынул из кошеля монетку и положил ее на стол.
– Боцман, вернуть деньги осужденным! – и Кошкин ткнул пальцем перед собой.
Через некоторое время взбешенных и выпоротых испанцев посадили в шлюпки и отправили на берег.
А на палубе началось дознание – чей это болтливый язык вызвал неприятные катаклизмы. Виновный нашелся довольно быстро.
Кошкин с Юсуповым, пройдя перед строем экипажа, вычислили его на раз. К этому времени их организмы претерпели качественные изменения, и отличить правду от лжи не составляло труда. Излишне болтливым оказался единственный шотландец, затесавшийся в экипаж. Рыжий малый с клочковатой бородкой и красным носом тут же получил десять плетей и трое суток ареста в канатном ящике с дальнейшим запретом покидать судно во время стоянки. Напоследок Юсупов пригрозил, что в дальнейшем излишне болтливые языки будет отрезать вместе с головой.
Экипаж сразу поверил – это не пустая угроза: менейр Юсупов сказал отрежет – значит, отрежет.
Вся команда с удовольствием наблюдала за зрелищем, развернувшимся на берегу. Шлюпки, высадив незадачливых испанцев, спокойно возвращались на корабль, чего нельзя было сказать о недавних пленниках. Изрыгая проклятия, они бесновались на белом песке природного пляжа, а Дон де Перейро, сорвав с себя шляпу, трамбовал ее ногами. Кровавый туман ярости застилал кабальеро глаза. Неслыханное оскорбление смывается только кровью – выпороть гордого испанца и назначить выкуп за всех шестерых всего один серебряный песо. Нет, нет и нет, все варвары из дикой Московии должны умереть. Причем самой лютой смертью.
Осведомившись у капитана о положении съестного припаса и питьевой воды, Кошкин с Юсуповым приказали готовить корабль к утреннему отплытию.
Прибежавший вестовой доложил:
– К нам идет шлюпка службы порта.
И точно, через десять минут местный чиновник вручил им письмо от губернатора.
Устроившись в тенечке под любимым пляжным зонтом, друзья прочитали послание. Генерал-капитан Хосе Фернандес де Кордоба в учтивых и цветистых выражениях извинялся за глупый инцидент, просил не держать на него зла и предупреждал о мстительном характере Дона де Перейро. Он владелец и капитан пятидесятипушечного галиона «Дуэро», и потому губернатор считает своим долгом предупредить господ Кошкина и Юсупова о грозящей опасности.
Морпехи ответили краткой запиской:
«Благодарим за заботу. Кто предупрежден, тот вооружен».
Выдав чиновнику золотой дукат, отправили его к де Кордоба.
Особо не беспокоясь за предстоящее нападение, они тем не менее устроили учения своим канонирам, и три часа пушкари во главе с чернокожими офицерами отрабатывали порядок действий при орудийной стрельбе. Кошкин с Юсуповым остались довольны и приказали боцману в порядке поощрения выдать каждому по маленькому ковшику вина.
Экипаж тоже не сидел на месте: одни плели маты; другие, спустившись в люльках вдоль бортов, конопатили щели; несколько матросов промазывали смоляным варом уже законопаченное. Несмотря на беспечный разгильдяйский вид и стоявший перед ними кувшин белого вина, парни решали серьезную задачу – для России вечную: что делать и кто дурак?
После всех прикидок остановились на варианте – «Золотой флот» и «Серебряный флот», остальное оставить на «сладкое», да и времени, собственно, не было – скоро начнется осада Ла-Рошели, а свое присутствие в деле кардинала Ришелье давно запланировано.
Отдав приказание проложить курс через наветренный пролив и Карибское море до Картахены, морпехи с чувством выполненного долга разошлись по каютам отдыхать.
По старой армейской привычке пробудились рано. Горизонт только начал светлеть и наливаться розовым цветом, редкие барашки облаков предвещали умеренный ветер и прекрасную погоду для плавания.
Послышался боцманский свисток, перемежаемый забористой соленой руганью – судно оживало после ночного отдыха. Из камбуза доносились аппетитные запахи, вскоре команда плотно завтракала. Не прошло и получаса, как «Россия», подняв паруса, пошла вдоль берегов Кубы, подгоняемая попутным ветром. К морпехам, сошедшимся в спарринге на палубе, подбежал помощник капитана.
– Менейры, нам перекрыл курс трехпалубный галион. Это, наверное, Дон де Перейро на своем «Дуэро».
– Объявить боевую тревогу! Где Самора и Нунга?
Как черти из коробочки, артиллерийские офицеры материализовались перед ними на палубе.
– Орлы, настал момент проверить качество вашей стрельбы в реальном бою. Неугомонный испанец решил взять реванш.
Видя непонимающие физиономии тсонга, Кошкин добавил:
– Дон Перейро захотел отомстить. Стреляйте с километровой дистанции, одной носовой пушкой. Помните, наш девиз: «Выстрелил – забыл».
Негритосы разулыбались:
– Разрешите выполнять?
– Вперед, орлы!
Офицеры, лихо отдав честь, сделали «кругом» и понеслись к канонирам. Послышались отрывистые звуки команд. Острый нос судна резал зеркальную гладь океана, легкий, почти не ощутимый, бриз пока не набрал полную силу, и «Россия» шла за счет электродизеля. Испанец из мелкой букашки превратился в большого жука, а вскоре можно было невооруженным глазом наблюдать «Дуэро» во всей красе. Приблизившись на нужную дистанцию, ненавистное для испанцев судно неожиданно замедлило ход и, к их удивлению, не пыталось менять галс, чтобы встать к противнику бортом для пушечного залпа.
Дон де Перейро, вцепившись в перила мостика и понаблюдав за действиями проклятых руссов в подзорную трубу, вдруг залился счастливым смехом: «Они испугались, несчастные трусы!». Офицеры дружно его поддержали.
Еще бы, их галион имел пятьдесят пушек, из них четыре – на сто пятьдесят девять миллиметров. На раздавшийся выстрел с корабля московитян не обратили внимания – не та дистанция. Все прекрасно знали – самая лучшая пушка не способна проломить борт вражеского судна дальше двухсот-трехсот метров.
Стомиллиметровый снаряд пушки «Россия» угодил точно в крюйт-камеры «Дуэро», где благополучно взорвался.
Последних мыслей у испанцев не было – не хватило времени. Взорвавшийся корабль поднял огромный столб воды и кучу разлетевшихся деревянных фрагментов и обломков. Зрелище величественное и ужасающее. На месте взрыва горело несколько крупных обломков – из полутысячного экипажа «Дуэро» спаслись четверо – два матроса, кок и корабельный кот. Очумелых испанцев поймали, отпоили водкой и высадили в пяти километрах от Гаваны.
Спустя час выстроившаяся команда наблюдала за награждением удачливых артиллеристов. Хозяева выдали каждому канониру расчета носового орудия по пять серебряных песо, а офицерам Самора и Нунга – по одному золотому дукату. Кроме того, славным артиллеристам из холодильника притащили запотевший кувшин вина. Команда завистливо зааплодировала.
Переход через Карибское море прошел спокойно, без неприятных сюрпризов. Сидя под излюбленным зонтом на мостике, Мачо вслух зачитывал историческую справку, приготовленную Анной. То, что они узнали, мало обрадовало. Оказывается, у них есть конкурент, вернее, два. Голландский капер Питер Хейн, служивший в Вест-Индской компании, впоследствии ставший адмиралом, и Корнелис Йол по прозвищу Деревянная Нога. И если последний шуровал у берегов Бразилии, беря призы и грабя прибрежные города, то Питер Хейн нацелился на «Серебряный флот», отрезая его от Гаваны. В начале сентября ему удалось бескровно захватить шесть судов «Серебряного флота» в бухте Мантасас у побережья Кубы.