[442] (Преставилась княгиня Ярославова, постригшись в монастыря святого Георгия; тут и была положена, рядом с сыном своим Федором, 4 мая, на память святой Ирины; наречено ей было имя [в монашестве] Ефросинья).
Вдова князя тверского и великого владимирского Ярослава Ярославича (ум. в 1271 г.) Ксения: «Того же лѣта преставися вел[икая] княгини Ярославля Оксиниа, а въ пострижении Мариа» (1313)[443] (В том же году преставилась великая княгиня Ярославова Аксинья, а в монашестве Мария).
Вдова тверского и великого владимирского князя Михаила Ярославича (ум. в 1318 г.) Анна (в монашестве Софья): «Того же лѣта мѣсяца нуля 24 день преставися князь Василеи въ Кашинѣ и потом въсенинѣ мати его княгини велика Софиа Михаиловаа преставис[я] въ Свободѣ» (1368 г., постриглась задолго до кончины, уже в 1358 г. была игуменьей)[444] (В том же году преставился князь Василий в Кашине, а потом, осенью, мать его княгиня великая княгиня Михайлова Софья преставилась в Слободе).
Вдова великого князя Дмитрия Ивановича Донского (ум. в 1389 г.) Евдокия: «Мѣсяца июня въ 7 день, преставися великая княгини Евдокия Дмитриева Ивановича, нареченная въ мнишьскомъ чину Ефросиниа» (1407)[445] (7 июня преставилась великая княгиня Дмитрия Ивановича Евдокия, нареченная в монашестве Ефросиньей).
Именование пребывавшей в монашестве матери киевского (т. е. всея Руси) князя Мстислава, переяславского князя Ярополка и туровского князя Вячеслава, бабки князей новгородского, курского и смоленского (Всеволода, Изяслава и Ростислава Мстиславичей) в киевском летописном сообщении о ее смерти «княгиней Володимерей» было бы, таким образом, естественно[446]. Та «деталь», что Владимир Мономах побывал во втором браке, и Гида по закону не должна была считаться его вдовой, вряд ли могла быть препятствием для такого определения – в ситуации, когда второй жены князя давно не было в живых, а потомки Гиды занимали ведущие позиции на Руси[447].
Аргументом против отождествления «княгини Володимерей» летописного известия 1126 г. с Гидой остается расхождение в датах – 11 июня (или июля) как дата смерти в летописном известии и 10 марта как дата поминовения в синодике Кёльнского Пантелеймонова монастыря. Однако нельзя исключить, что в одном из источников дата неточна. Во-первых, в летописном известии возможна ошибка в обозначении месяца[448]; разница же в один день – 11 вместо 10 – может объясняться существовавшими расхождениями, к какому числу относить кончину княгини[449]. Во-вторых, если запись синодика (сделанная в начале XIII в.[450]) восходила к русской поминальной записи, в которой, как и в летописном сообщении, рядом были записаны даты кончин митрополита Никиты (9 марта) и княгини («митрополитъникитамѣсяцамартавъ9денькнягиниволодимерямѣсяцаиюнявъ 11 день»), то к Гиде могли отнести по ошибке день смерти митрополита (расхождение на один день в числе могло произойти при переводе даты в иды – VI вместо правильных VII или присутствовать изначально в записи о Никите).
Таким образом, оснований предполагать тождество «княгини Володимерей» летописной статьи 1126 г. и первой жены Владимира Мономаха Гиды Гарольдовны как минимум не меньше, чем для допущения, что речь идет о неведомой третьей жене князя. По-видимому, между 1088 и 1095 гг. Владимир и Гида пришли к соглашению о ее пострижении, дающему еще далеко не старому (р. в 1053 г.) князю возможность вступить во второй брак. Очень вероятно, что после этого Гида прожила в монашестве более 30 лет и умерла в 1126 г., через 60 лет после вынужденного бегства из родной Англии[451], пережив отца своих детей. Если это так, и известие о «княгине Володимерей» относится к ней, то Владимир Мономах не нарушал канонов, будучи женат только дважды. А Гида, не сумев вернуться на родину в роли королевы-матери и не дождавшись восхождения старшего сына на английский трон в качестве короля Гарольда III, застала его вступление на киевский престол как Мстислава, князя всея Руси…
Что касается более чем четвертьвекового правления Мстислава в Новгороде (которым он, по-видимому, во многом обязан был своей матери), то оно способствовало усилению Новгородской волости, и это во многом заложило основу последующей устойчивости и могущества Новгородской земли – крупнейшей из земель Руси XII–XV вв.[452]
Глава 2Мачеха Александра Невского
В Житии Александра Невского приводится характеристика князя, якобы данная Батыем при первой встрече с ним: «Истинну ми сказасте яко нѣсть подобна сему князю»[453] (Правду мне говорили, что нет подобных этому князю). Эти слова можно отнести на счет агиографа, имевшего цель превознести достоинства своего героя. Но бесспорным фактом является передача Батыем в 1252 г. Александру Ярославичу великого княжения владимирского, в результате чего последний соединил под своей властью Суздальскую землю, Новгород и Киев[454], т. е. поддержка основателем Орды Александра сомнений не вызывает. Однако, помимо хорошо известных свидетельств Жития и летописной статьи 1252 г., существуют данные, позволяющие говорить о предпочтении, оказываемом не одному Александру, а вообще сыновьям и потомкам Ярослава Всеволодича, притом о предпочтении со стороны не только Батыя, но и других монгольских правителей.
Ярослав Всеволодич в 1243 г. был признан Батыем «старейшим» среди всех русских князей, что означало передачу под его власть, помимо владимирского стола, также Киева – номинальной столицы всей Руси[455]. В конце 1245 г. Ярослав вновь приехал к Батыю и был отправлен им в столицу Монгольской империи Каракорум для участия в церемонии возведения на великоханский престол Гуюка, где князь умер 30 сентября 1246 г., вероятно, отравленный матерью нового великого хана Туракиной[456]. После похорон Ярослава во Владимире, состоявшихся уже в следующем, 1247 г., великокняжеский стол занял его младший брат, Святослав Всеволодич, а сыновья Ярослава получили владения согласно воле покойного отца: «Святославъ князь сынъ Всеволожь сѣде в Володимери на столѣ отца своего, а сыновци свои посади по городом, яко же бѣ имъ отецъ оурядилъ Ярославъ»[457](Князь Святослав, сын Всеволода, сел во Владимире на столе отца своего, а племянников своих посадил по городам, как им завещал отец их Ярослав). Очевидно, и вокняжение Святослава во Владимире осуществилось по завещанию Ярослава. В 1238 г., когда Ярослав занял владимирский стол (после гибели старшего брата Юрия в битве с монголами на р. Сить), он передал Святославу, ранее княжившему в Юрьеве-Польском, Суздаль[458]. Между тем со времени Андрея Боголюбского, перенесшего столицу Суздальской земли из Суздаля во Владимир, Суздаль особого стола не имел, принадлежа великому князю владимирскому. Исключением стал короткий период после вокняжения во Владимире в 1216 г. в результате междоусобной борьбы старшего из сыновей Всеволода «Великое Гнездо» Константина, когда он передал побежденному брату Юрию Суздаль; после смерти Константина в 1218 г. Юрий вернулся во Владимир, а Суздаль вновь остался без особого князя[459]. Передача Суздаля в 1238 г. Святославу означала, скорее всего, то же самое: Ярослав вступил на великое княжение и отдал этот расположенный близ Владимира город, бывший своеобразным символом земли (она по-прежнему в то время называлась «землей Суздальской», а сокращенно – просто «Суздалем»[460]), следующему по старшинству князю, который должен был наследовать после Ярослава великое княжение. В 1245–1246 гг. Святослав и младший из Всеволодичей – Иван – ездили вместе со старшим братом в ставку Батыя: Ярослав оттуда отправился в Каракорум, а «Святославъ Иванъ князи с сыновци своими приѣхаша ис Татаръ в свою очину»[461] (князья Святослав и Иван с племянниками своими приехали из Татарской земли в свою отчину). Вероятно, во время этой поездки права Святослава на занятие владимирского стола в случае смерти Ярослава оговаривались, почему он и занял его в 1247 г. без нового визита к Батыю.
Однако почти сразу после происшедшего в 1247 г. распределения столов сыновья Ярослава ему воспротивились. В конце 1247 г. второй из них по старшинству, Андрей Ярославич, отправился к Батыю; следом за ним поехал старший, Александр. Правитель улуса Джучи отправил братьев в ставку великого хана, где в 1249 г. Александр получил Киев (его отец владел им в 1243–1246 гг.) «и всю Русьскую землю» (т. е. формальное старшинство над всеми русскими князьями), а Андрей – Владимир[462]. Уже после возвращения Александра и Андрея, в 1250 г., Святослав с сыном ездил к Батыю[463], но, скорее всего, не для того, чтобы оспорить решение о великом княжении владимирском, а для закрепления за ним и его потомками стола в Юрьеве (им позднее до 1340-х годов и владели Святославичи)[464]. Между тем Святослав как следующий по старшинству брат великого князя по древнерусским нормам наследования являлся первым кандидатом на великое княжение Ярослава Всеволодича