[465]. Не противоречило это и монгольским порядкам: у Чингисидов не было четких правил наследования, но в отношении русских князей они обычно следовали местным нормам. Так, в 1246 г. Батый передал владения казненного князя из Черниговской земли Андрея его брату[466]; убитому по приказу Батыя в том же году черниговскому князю Михаилу Всеволодичу наследовал, скорее всего, не сын, а следующий по старшинству (троюродный брат)[467]. После великого княжения Александра Невского во Владимире с санкции Орды правили его братья – Ярослав, затем Василий. Лишь после ухода всех Ярославичей из жизни настал черед сыновей Александра. При этом на великое княжение и во второй половине XIII, и в XIV в. претендовали только потомки Ярослава, представители других ветвей этого никогда не делали[468].
Таким образом, налицо явное предпочтение монгольскими правителями потомков Ярослава Всеволодича, причем в конце 1240-х годов – вопреки порядку наследования, принятому на Руси, и даже вопреки воле самого Ярослава.
В связи с этим заслуживает внимания сообщение Плано Карпини, посла папы римского Иннокентия IV к монгольскому великому хану Гуюку, общавшегося с Ярославом в ставке Гуюка незадолго до кончины князя: «In reversione in terram Biserminorum, in civitate Lemfinc, invenimus Coligneum qui de mandato uxoris lerozlai et Bati ibant ad predictum lerozlaum» (На обратном пути в страну бесермен, в городе Лемфинк, мы встретили Колигнева, который по приказу жены Ярослава и Батыя ехал к вышеуказанному Ярославу)[469]. Встреча произошла во время возвращения францисканцев из Каракорума в ставку Батыя, примерно в середине пути, в феврале-марте 1247 г.[470] Из приведенного текста следует, что в момент смерти Ярослава (30 сентября 1246 г.) в ставке Батыя в низовьях Волги находилась его супруга[471]. Из русских источников известно о двух женитьбах Ярослава. Первый брак был заключен в 1206 г. с дочерью половецкого князя Юрия Кончаковича[472] (о дальнейшей судьбе первой жены сведения отсутствуют), второй – в середине 1210-х годов с дочерью князя из смоленской ветви Мстислава Мстиславича[473]. Однако новгородская летопись сохранила подробное известие о кончине второй жены[474] Ярослава с точной датой – 4 мая 6752 (1244) г.[475]
Ярослав отправился к Батыю, скорее всего, зимой 1245/46 г.[476]У него было полтора года пребывания на Руси, чтобы жениться вновь, но это представляется маловероятным. Во-первых, из позднейших многочисленных данных о поездках князей в Орду следует, что жен в них брали исключительно редко[477]. Во-вторых, третий брак запрещался каноническим правом[478]. В 1347 г. на него пошел праправнук Ярослава великий князь Семен Иванович, и это вызвало серьезный конфликт с митрополитом (вплоть до того, что пришлось обращаться за разрешением в Константинополь к патриарху)[479]. Семен имел резоны для такого рискованного шага: 30-летний князь не имел сыновей. Но зачем было спешно нарушать установленные правила 55-летнему Ярославу, в семействе которого насчитывалось семеро сыновей? Вопросы снимаются при принятии предположения, сформулированного Д. Домбровским: в брак великий князь вступил во время пребывания в ставке Батыя, и новой супругой Ярослава стала женщина, приближенная к хану. В качестве основания приводятся слова Плано Карпини, что гонец Колигнев отправился в путь по поручению как жены Ярослава, так и Батыя («de mandate uxoris lerozlai et Bati»), что указывает на согласованность их действий[480]. Могут быть высказаны и дополнительные аргументы, склоняющие к тому, что третья супруга князя была не просто приближенной Батыя, а его близкой родственницей.
Факты выдачи монгольскими ханами родственниц замуж за местных князей, признавших свою зависимость, известны. Правителю Уйгурии Барчуку в 1227 г. обещали в жены дочь Чингисхана (брак не состоялся сначала из-за смерти Чингисхана, потом из-за кончины невесты), позже за сына Барчука новый великий хан Угедей выдал другую представительницу монгольского «Золотого рода» (вероятно, свою дочь). Чингисхан дал в жены девицу из своего рода также правителю карлуков[481]. Что касается Батыя, то на его сестре был женат Карбон – военачальник, в чьих кочевьях возле Дона Плано Карпини встретил по пути из Киева к Батыю Даниила Галицкого[482]. Другую сестру Батый выдал за Инальчи из племени ойрат[483]. Оба эти зятя Батыя стояли рангом ниже Ярослава, и выдача за него, признанного главным из русских князей, менее близкой родственницы или тем более представительницы другого знатного рода была бы не вполне логична[484]. В пользу версии о близком родстве новой супруги великого князя с правителем улуса Джучи говорит также одно свидетельство Плано Карпини. Во время курултая, избравшего (в августе 1246 г.) великим ханом Гуюка, Ярославу предоставлялось «высшее место» (locum superiorem) среди иноземцев – при том, что кроме него присутствовали китайские и корейские князья, два претендента на престол Грузии и несколько ближневосточных султанов[485]. Это вполне объяснимо, если Ярослав имел статус зятя Батыя.
Таким образом, представляется очень вероятным, что третья жена Ярослава Всеволодича относилась к ханскому роду, возможно, являлась сестрой Батыя. В первый приезд Ярослава к хану (1243) последний не мог закрепить его зависимость браком, так как князь был женат. Но в начале 1246 г. он являлся вдовцом, и Батый имел возможность сделать Ярославу «предложение, от которого невозможно отказаться»[486]. В этом случае у Ярославичей появилось свойство с Батыем и вообще Чингисидами. Известный бесспорный случай такого рода – брак сестры хана Узбека Кончаки-Агафьи с московским князем Юрием Даниловичем (тоже вдовцом) сопровождался передачей ему (вопреки «старейшинству») великого княжения (1317)[487]. Если аналогичная коллизия имела место в 1246 г. с Ярославом, то понятна последующая поддержка владельческих претензий его сыновей в Каракоруме и Сарае.
Через шесть лет после смерти Ярослава Всеволодича в рассказе владимирской летописи о «Неврюевой рати» 1252 г., направленной Батыем против его сына Андрея, занимавшего стол во Владимире, встречается упоминание «княгини Ярославлей»: «В то же лѣто здума Андрѣи князь Ярославич с своими бояры бѣгати, нежели цесаремъ служити, и побѣже на невѣдому землю со княгынею своею и с бояры своими. И погнаша татарове вслѣдъ его, и постигоша и оу города Переяславля. Богъ же схрани и молитва его отца. Татарове же россунушася по земли, и княгыню Ярославлю яша и дѣти изъимаша; и воеводу Жидослава ту оубиша, и княг[ын]ю оубиша, и дѣти Ярославли в полонъ послаша»[488] (В том же году задумал князь Андрей Ярославич со своими боярами бежать, вместо того чтобы подчиняться царям, и побежал в неведомую землю с княгиней своей и боярами своими. И погнались татары вслед за ним, и настигли у города Переяславля. Его же сохранил Бог и молитва его отца. Татары же рассеялись по земле, и княгиню Ярославову захватили и детей; и воеводу Жидослава тут убили, и княгиню убили, а детей Ярослава увели в плен). Традиционно подразумевается, что речь идет о жене и детях брата Андрея – Ярослава Ярославича[489]. Иначе интерпретировал упоминание «княгини и детей Ярославлих» только М.Б. Свердлов (без полемики с признанной версией): «Ордынцы… захватили вдову Ярослава Всеволодича и его младших детей»[490]. И такая идентификация представляется более вероятной. Ярослав Ярославич выше в летописном тексте назван лишь в перечне сыновей Ярослава Всеволодича под 1239 г., и то под крестильным именем – Афанасий[491]. Как Ярослав он впервые фигурирует в источнике только под 1254 г., и выглядит это упоминание как первое представление князя: «Ярославъ князь Тфѣрьскыи, сын великого князя Ярослава»[492]. Если жена Ярослава Ярославича ушла из жизни в 1252 г., неясно, почему во второй брак он вступил только спустя 12 лет[493]. Непонятно также, почему, сказав о спасении Андрея и о несчастьях, постигших семью Ярослава, летописец умалчивает о судьбе самого брата владимирского князя. Между тем непосредственно перед фразой о «княгине и детях Ярослава» упоминается покойный Ярослав Всеволодич – ведь именно он является тем «отцом», чья молитва помогла спастись Андрею. По прямому смыслу текста о его семье и должна далее идти речь[494].
Под «детьми Ярослава» необязательно иметь в виду сыновей Ярослава Ярославича от первого брака Святослава и Михаила (как обычно предполагается)