— Никакой казни и тем более, пыток Вереса, не будет, — решительно заявил Симеон. — Мне противна сама мысль о том, что мы будем замараны в издевательствах над людьми, пусть даже которых и считаем своими врагами.
Хамсвельд и Бринн удивлённо посмотрели на него.
— Что значат подобные слова? — медленно спросил Рико Хамсвельд, нахмурившись и переходя на официальный тон. — Объяснитесь, генерал…
«Лису» было неприятно, когда его ученик и подчинённый, разговаривал с ним в таком тоне и так самоуверенно. Старик хорошо знал о принципиальности Симеона в таких вопросах и то, что слов молодой человек на ветер не бросает. Сохранение жизни Вереса не входило в планы Хамсвельда, поэтому генерал был недоволен только что услышанным.
— Что, я должен объяснить? — резко спросил Булатов. — То, что мы постепенно превращаемся в лютых зверей, хотя даже они не издеваются над своими жертвами, а лишь убивают из-за голода, либо инстинкта. Я поражён, как вы спокойно стоите и рассуждаете о пытках человека, к тому же офицера и воина Империи, равного вам по рангу и статусу!
Бринн смущённо опустила глаза, тем самым признавая свою неправоту, а генерал Хамсвельд, наоборот, весь покраснел и еле сдерживался от гнева. Сейчас внутри него боролись, с одной стороны — любящий учитель, а с другой — уязвлённый вельможа.
— Скольких людей ты убил в этой и других войнах? — строго спросил старик. — Когда убивал, ты думал о том, что совершаешь насилие? Разве не в мучениях умирали они, под орудиями твоего крейсера или от твоего меча?!
— Я убил многих, но всегда делал это в честном бою, — гордо поднял голову Булатов, открыто смотря в глаза генералу, — и не собираюсь изменять своим принципам, даже если это будет стоить мне жизни!
— Не сомневайся, ты очень скоро потеряешь её, если не будешь сильней, хитрей и беспощадней своих врагов! — повысил голос командующий. — Я не для того учил всех вас воинскому искусству, чтобы такие хищники, подобные Вересу, перегрызли вам глотки, как маленьким котятам. А они сделают это, не сомневайся, потому что в отличие от тебя, среди них нет морализаторов и чистюль!
— Вы учили нас воевать и умирать героями, но уроков издевательства над беззащитными, я не припомню в вашей школе! — с грустью в голосе, ответил Симеон. — Давно в ней не был, может быть подобные занятия уже и ведутся? Тогда мне очень жаль ваших новых учеников.
В гневе Хамсвельд автоматически схватился за эфес своего меча. Симеон стоял спокойно, скрестив руки на груди, и даже не шелохнулся.
— Остановитесь, прошу вас! — воскликнула Бринн, стараясь предотвратить назревающий конфликт и вставая между ними.
Сердце девушки сейчас разрывалось, она стояла между двумя близкими ей людьми и, что самое страшное, разделяла позицию, и того, и другого. Разумом она понимала, что её учитель абсолютно прав и его действия логичны и направлены на достижение скорейшей победы над врагами, но вот сердце и душа противились методам, которыми предлагалось эту победу заполучить.
Бринн Уайт всегда хотела быть такой же доброй и справедливой, как Симеон. Когда она увидела его первый раз в школе «Лиса», молодой человек практически сразу стал для маленькой Бринн идеалом мужчины и воина, на которого она поклялась быть похожей. Однако девушка не могла быть абсолютной его копией, слишком разными по природе они были. Симеон всегда на первое место ставил благородство и честь, никогда не отступал от своих принципов, даже в критической ситуации. Для Бринн же, на главном месте стояла боевая слава и военная карьера. Молодая воительница желала называться «первым воином Империи», той, о которой слагают легенды, кого ставят в пример молодым воинам и восхищаются её героизмом. Она с успехом шла к своей мечте, совершая подвиги и не боясь опасностей, её имя знали и уважали многие прославленные флотоводцы и командоры. Только на этом пути, места доброте и справедливости для Бринн оставалось всё меньше и меньше…
— Какой же разрушительной силой обладает этот проклятый Верес, если из-за него ссорятся между собой самые верные союзники! — воскликнула она. — Я уверена, что вы сможете найти приемлемое для всех решение вопроса о дальнейшей судьбе Атиллы Вереса, без дуэли и проклятий в сторону друг друга!
— Я уже сказал своё последнее слово и для этого не требуется согласие кого-либо другого, — произнёс Симеон. — Пока я жив — генерал Верес, не будет, ни арестован, ни подвергнут какому-либо насилию!
— К демонам, насилие! Мне тоже пытки не по душе, но сейчас не об этом! — воскликнула Бринн. — Мне интересно узнать, почему ты так защищаешь этого убийцу и предателя?!
— Верес не такой ужасный человек, как вы думаете, — ответил Булатов. — Я находился возле него, когда тот лежал в медицинском модуле на моём корабле, мы долго разговаривали, он многое рассказал о себе и о том, что побудило совершить его те преступления, о которых мы все знаем. Тогда я понял, несмотря на всё, что натворил Атилла — он хороший человек и, к тому же, великий воин. Если ему и положена смерть, то пусть она случится в открытом бою, но никак не в тюремной камере пыток.
— Значит, ты не взял его в плен, а получается просто спас, и когда он поправится, то тут же получит свободу?
— Да, Атилла имеет статус моего гостя, — утвердительно кивнул Симеон, — более того, ему не надо ждать выздоровления, этот человек может в любой момент покинуть «Энио» и направиться, куда он пожелает…
— Ты слишком благороден для войны, — вздохнула Бринн, с сожалением глядя на Симеона. — Враги будут постоянно использовать эту твою слабость, а значит, рано или поздно, они одержат над тобой верх.
— Я не считаю благородство — слабостью, — улыбнулся Булатов, с теплотой глядя на свою возлюбленную, — но даже если это и так, я не могу поступать по-другому, иначе, это буду уже не я. Разве ты любила бы и уважала меня — расчётливым и жестоким, идущим по головам и не считающимся, ни с чьей жизнью?
Бринн на мгновение задумалась, а потом произнесла:
— Да, любила бы. В каждом из нас есть те качества, о которых ты сейчас сказал. И в тебе они есть, только ты стараешься заглушить их и затолкать куда-то глубоко внутрь. Не сопротивляйся, и они помогут тебе выжить и победить.
— Такие качества я буду выжигать у себя калёным железом, — решительно произнёс Симеон, — и не нужна мне победа, цена которой — потеря чести и достоинства!
— Кого-нибудь другого, после таких высоких слов, я бы назвал — позёром и болтуном, но только не тебя, — произнёс Хамсвельд, убирая руку с эфеса меча. — Знаю, что честь для тебя не пустое понятие и даже помню, как ты совсем ещё мальчишкой ценил и защищал её. Однако, эта самая честь — дама, которая сгубила на моей памяти не один десяток прекрасных воинов… Беззаветно служа ей, ты становишься уязвим и слаб.
Бринн хоть и намного младше тебя, но говорит, как более опытный человек, который знает, что беспрекословное служение чести и благородству в этом мире попросту не возможно.
— Ну а я, всё-таки попытаюсь… — усмехнулся Булатов. — Кстати, я не договорил о дальнейшей судьбе генерала Атиллы Вереса, ведь он не просто мой гость — он, наш новый союзник в войне и мой первый центурион!
На вытянувшиеся от удивления лица Рико Хамсвельда и Бринн сейчас было очень забавно смотреть…
Глава 8
— Ты не перестаёшь меня удивлять, — воскликнул Рико Хамсвельд. — Атилла Верес — твой первый центурион?! Я слишком стар и мне пора уходить на покой… Мир сошёл с ума, если мои легаты назначают своими помощниками, наших заклятых врагов!
— Учитель, прошу, не покидайте нас, — пошутила Бринн, не менее удивлённая от услышанного, — ведь тогда вы не узнаете много новых и неординарных решений генерала Булатова.
Она посмотрела на Симеона, ожидая от того объяснений.
— Я понимаю, это выглядит, как безумие, но это правда, — ответил тот. — Да, я назначил Атиллу своим первым центурионом и уверен, что сделал правильный выбор.
— Это же наш непримиримый враг! — схватился за голову Хамсвельд, — Ты подумал о последствиях подобного назначения? И как твои солдаты воспримут эту новость? Они же разорвут, и его, и тебя, если узнают!
— Когда я покидал легион, они уже знали об этом назначении и по-моему, были очень даже им довольны, — усмехнулся Булатов. — А, касаемо последствий, то думаю, что вы преувеличиваете их. Ничего нет необычного в том, что флотоводцы переходят из одного лагеря в другой, в гражданской войне это допустимо…
— Тем не менее, что скажет общественность, князья и высшие сановники?
— Под общественностью, я понимаю, прежде всего — наш народ, — серьёзно ответил молодой генерал, — а он очень устал от бесконечных распрей в государстве и хочет только мира. Что же касаемо князей, то мнение этих зарвавшихся и возомнивших себя, равными императору, вельмож, меня мало интересует. Они такие же подданные Империи, как и все остальные, и поэтому, когда мы одержим победу в войне — вынуждены будут подчиниться.
— Не уверен, ни в первом, ни во втором, — хмыкнул «Лис» Хамсвельд. — На данный момент у нас нет возможности победить, и уж тем более, поставить на колени все эти аристократические кланы.
— Учитель, вы же, только что, на совете говорили, что завтра победа нам обеспечена?! — признание командующего стало для Бринн Уайт настоящим ударом.
— Слова эти, девочка, я произнёс для моих офицеров, и ещё раз произнесу их в воззвании всем легионерам, непосредственно перед битвой, — устало ответил старик. — Но бравурность моих речей далека от реальности. На самом деле у нашего флота минимальные шансы победить в предстоящем сражении. Поэтому-то я и задержал вас у себя для того, чтобы обсудить реальное положение вещей и наши дальнейшие действия.
— Я догадывался, что не всё так хорошо, — задумчиво произнёс Симеон, с тревогой глядя на «Лиса», — но, чтобы настолько… Итак, вы считаете — завтра мы проиграем?
— Я практически в этом уверен, — кивнул генерал Хамсвельд, — слишком неблагоприятный расклад сил между нами и нашими противниками. Для большинства этих стервятников, именно мой флот является главной угрозой, поэтому и расправиться с ним станет для них первоочередной задачей.