— В этом сомнений у меня нет никаких, — засмеялся Галат, вставая и приводя свою форму в порядок. — Да, не для чего такого, как вы выразились, вы мне не нужны, но возможно именно для этих самых дел вы будете еще нужны другому человеку…
— На что ты опять намекаешь, мерзавец! — Бринн снова начинала выходить из себя и уже глазами искала на полу свой выроненный меч, чтобы снова ринуться в бой. — Я же сказала, что не буду ни с кем против своей воли!
— Против воли вас никто не собираться брать, госпожа, — ответил Галат, продолжая загадочно улыбаться. — Я сохранил вам жизнь, потому как знаю, что один человек, которого я уважаю и которому пообещал отплатить за доброту, продолжает испытывать по отношению к вам некие чувства, называемые людьми — любовью. Этого человека зовут Симеон Булатов…
— Можешь не беспокоиться старый сводник, — воскликнула девушка, заметно краснея, но не от гнева, — между этим человеком и мной нет никаких чувств, о которых ты тут говоришь…
— Я этого не знаю, — покачал головой Галат, — может нет, а может есть. Даже могу предположить что с вашей стороны этой самой любви не было и в помине, так как хорошо знаком с вашим полом. Но вот у генерала Булатова видимо чувства к вам есть. Хотя бы только поэтому я не желаю вас убивать и не хочу причинять тем самым генералу страдания… Да и лишиться головы от его меча тоже если честно не хочу, когда он узнает, кто прибил его пассию…
— Никакая я не его пассия! — топнула ногой Бринн. — Сколько раз тебе это нужно повторять?!
— Оставим эту тему, она в данный момент не актуальна, — отмахнулся Езекия. — Разберетесь позже сами в своих отношениях, меня в них не нужно вписывать. Я вас не убил, поэтому считаю свой долг перед генералом Булатовым исполненным…
— Что ты собираешься делать, центурион? — Бринн внимательно посмотрела на Галата и его людей. — Ты же знаешь, что похитив «Рейтар Галактики» навлечешь тем самым на себя и своего нового хозяина Атиллу Вереса гнев командующего. Генерал Хамсвельд не простит вам обоим такое самоуправство. Да, по правде, этот линкор должен принадлежать Вересу, но пока на это не будет приказа нашего господина, это является произволом с вашей стороны, насколько бы правы вы не были…
— Небольшая поправочка, — уточнил Галат. — Генерал Хамсвельд не наш с Атиллой господин, а ваш, поэтому то, что он сделает и почувствует, нас не беспокоит…
— Ты не боишься гнева Хамсвельда и последствий?!
— Я многого чего боюсь в этом мире, — согласился центурион, пару секунд подумав, — и месть старика далеко не самый мой большой страх, есть и посильней… Так что, как бы мне не хотелось продолжить нашу с вами милую беседу, а по секрету мне и не хотелось, но я вынужден попрощаться и попросить вас и ваших храбрых солдат на выход. Через несколько минут данный линкор отстыкуется от пирса и возьмет курс, который я в него заложу. Это произойдет в любом случае, даже если в этот момент вы все еще будете находиться на его борту. А я не хочу этого, и не хочу разозлить генерала Булатова, поначалу не убив его невесту, а затем все же выкинув ее и ее сереброщитных в открытый космос через шлюзы… Поэтому вам лучше поторопиться и покинуть «Рейтар» до запуска двигателей…
— Знаешь, центурион, я постоянно корю себя за словоохотливость, которая часто меня подводит, — теперь усмехнулась уже Бринн, так как услышала знакомые голоса в своих наушниках. — Но оказывается не только я люблю поболтать и соответственно страдаю от этого… Ну ладно, сохранил ты мне жизнь, отблагодарит тебя генерал Булатов, ну и под дулами винтовок выгони ты меня и моих гвардейцев с корабля и не болтай…
— Это я и собираюсь в данную минуту сделать, — кивнул Галат, не понимая, к чему клонит эта дамочка.
— А вот этой самой минуты у тебя и не осталось, — пояснила Бринн, подняв вверх палец и тем самым призывая центуриона прислушаться.
В тишине отсека стал отчетливо слышен топот сотен ног, бегущих по коридору палубы солдат. Через несколько секунд капитанский мостик был до отказа забит несколькими сотнями вооруженных до зубов сереброщитных…
Глава 16
— Ну вот, поговорили и хватит на сегодня, — устало улыбнулась Бринн Уайт, которой уже не очень то и хотелось издеваться над Галатом и этим страшилищем Гринго, тем более, что тот уже побледнел от потери крови, но продолжал стойко держаться на ногах. — Теперь ваша очередь, господа, бросить на пол отсека оружие и поднять руки, чтобы мои люди их видели.
Наемники не пошевелились после этих слов генерала, они, как велел им Кодекс Убийц, слушались только своего господина, коим считали старшего центуриона. Причем этим отважным воинам все равно было, сколько врагов стоит перед ними — один или две сотни, как сейчас. Сереброщитные, выставив винтовки перед собой, молча окружили небольшой отряд Езекии плотным кольцом, не давая тем даже шанса на рукопашную — массированным залпом гвардейцы Бринн Уайт могли бы сейчас уложить не один десяток врагов одновременно, даже в таких совершенных доспехах, что были надеты на наемников Гринго.
— К сожалению для меня и к счастью для вас, ты центурион Галат, только что проявил милосердие ко мне и мои людям, — было видно, как девушке трудно дается решение, которое она приняла в данную минуту. — С какой именно целью ты это сделал, я не знаю. Разговоры о том, что ты так любишь и уважаешь генерала Булатова и поэтому сохраняешь жизнь мне, считаю не более чем красивым жестом. Если честно, то мне противно оставаться живой из-за некоей любви между мной и Симеоном — это позор для воина, — Бринн чуть ли не тошнило от осознания подобного и это явственно выражалось на ее перекошенном лице. — Однако случилось так, как случилось, и я действительно осталась жива благодаря тебе. Как офицер имперского флота и княжна древнего рода я не могу отплатить человеку, сохранившему мне жизнь, убив его в ответ. Тогда я точно перестану спокойно спать по ночам…
— Это лишь указывает на то, что передо мной стоит не только очаровательная красавица, но и благородная леди, для которой честь и совесть значат также много, как храбрость и отвага в бою, — запел свою обычную хвалебную оду Езекия Галат, теперь окончательно осознавший, что силы его отряда и толпы его врагов абсолютно не равны, и даже пытаться сопротивляться не стоит. — Я не видел до этого момента более достойной женщины в своей жизни…
— Ты в своей никчемной жизни вообще не видел достойных женщин, — отмахнулась Бринн, которой эти льстивые речи уже порядком надоели. — Где ты, рожденный в вонючих кварталах туранской колонии мог увидеть настоящую женщину. Шлюхи и каторжанки были твоими дамами сердца, поэтому заткнись и слушай, я еще не договорила…
— Простите, госпожа, я лишь перед смертью хотел выразить восхищение вашей персоной, поэтому, — снова залепетал Галат.
— Замолчи, я тебе сказала, — грозно посмотрела на него, Бринн. — Перед какой смертью? Ты вообще слушаешь меня, или от страха уши заложило? Сказано же тебе, не буду я тебя обезглавливать, впрочем, как и твоих новых друзей из Ордена Убийц.
— О, благодарю госпожа, — Езекия поклонился и на душе у него отлегло. — Тогда может быть продолжите делать достойные поступки и отпустите нас на этом корабле?
— Не понимаю, ты больше глупый или наглый? — хмыкнула девушка, которая поймала себя на мысли, что ей не хочется заканчивать этот разговор и вообще этот вечер, где как на качелях, то ее жизнь висит на волоске, а через мгновение она снова победительница, а ее враги стоят и просят пощады. — Я согласилась сохранить тебе жизнь только в плату за твой аналогичный поступок в отношении меня и моих гвардейцев. Большего от меня не требуй, это невыполнимо. Как это, отпустить тебя да еще на линкоре Атиллы Вереса?! Нет дорогой, жизнь я тебе оставлю, и на этом мой долг чести будет уплачен…
— Я слышал, что если воин благородных кровей спасает, либо сохраняет жизнь своего соперника или даже кровного врага, то он и в дальнейшем обязуется не вредить ему и всячески помогать, — Езекия почесал затылок, пытаясь своими словами процитировать одну из глав Кодекса Воина, но у него плохо получалось.
— Во-первых, в Кодексе нет такого обязательства, — уверенно замотала головой Бринн, которая была хорошей ученицей и в свое время, учась в Военной Академии Рико Хамсвельда, изучила все главы и пункты этого негласного устава воина Империи. — Действительно, часто между врагами, наперекор судьбе возникали дружеские чувства, когда один из них проявлял рыцарское благородство в отношении второго, а тот, кому сохранили жизнь, оценил этот поступок. Это редкость в наши дни и больше соответствует поступкам воинов прошлых веков, но такой бывает, согласна.
Примером такой дружбы или товарищества, кстати, можно назвать отношения двух наших знакомых — твоего сегодняшнего господина — Атиллу Вереса и не к месту упомянутого генерала Симеона Булатова. Эти двое похоже сблизились между собой, как раз по этой самой причине.
— Точно, я полностью с вами согласен, госпожа, — закивал Езекия Галат, — более того, я был лично свидетелем зарождения этой дружбы, когда по приказу Энвера Салаха, догнав вот этот самый корабль, на котором мы находимся, попытался разделаться с генералом Вересом. Тогда и появился Симеон Булатов, который, кстати, как и вы сейчас благодушно сохранил мне жизнь и отпустил на все четыре стороны. У этого доброго человека даже мысли не возникло, чтобы взять меня в плен… Теперь я понимаю, почему вы с ним сблизились — одинаковые по духу и мыслям люди тянуться к друг другу…
— Если ты не оставишь тему наших с Симеоном отношений, я пересмотрю свое первоначальное решение и все-таки отрублю тебе твою пустую голову, — пригрозила Бринн. — Сколько можно говорить, между мной и этим генералом больше ничего нет. Он предатель и сделал самое подлое, что может сделать офицер, служа на боевом флоте… Больше я не желаю слышать это имя, ты понял меня?
— Хорошо, госпожа, — кивнул Езекия, — теперь я буду называть его для вас — этот человек, если хотите… Но вы отвлеклись…