— Богоугодное дело замыслил, владыко. Токмо как подступиться к нему? — сверкая чёрными глазами, спросил Богдан.
— Упование на Бога и святая молитва указывают путь. — И, сделав глоток вина, Дионисий прочитал молитву: «Скоро предвари, прежде даже не поработимся врагом хулящим Тя и претящим нам, Христе Боже наш: погуби Крестом Твоим борющия нас...»
— Молитва лепшее лекарство, владыко, — нетерпеливо произнёс Богдан, — но скажи, блаже, где тот греческий гость остановился?
— На подворье Рязанского епископа.
— А уезжает коли?
— В путь собирают. Днями и покинет Москву. Наказ получил гонцов немедля отправить в Царьград.
— Погостевать бы успеть у патриарха да погуторить, дабы забыл, что в уши нажужжали. На гонцов перевесища поставить. А коль за милостыней приехал, то добавить к царёвой и Борисовой. Да щедрость проявим. Вот и исполню твой наказ, владыко.
Лицо Дионисия стало мягким, глаза сияли от радости.
— Сын мой, ты всегда был светел разумом и скор к движению. Да поможет нам Бог.
— Благослови, отче владыко. Там и почивать пойдём. День нонче был вельми тяжек.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — поднявшись от стола, пробасил Дионисий и трижды положил на Богдана широкое крестное знамение. — Аминь!
Друзья расстались. До ворот Дионисия проводил Игнаш. А как только митрополит покинул подворье Плещеевых, вновь за ним, словно ночной дух, заскользил доглядчик-шпынь. Он проводил Дионисия до самых палат, да и скрылся, ничем не нарушив равновесия митрополита.
Летняя ночь хотя и была коротка, но Богдан встал до рассвета. Он узнал, что Иоаким покидает Москву сегодня утром. За прошедшие сутки Богдану не удалось встретиться с патриархом. Он был всё время в окружении иерархов, а ночью подворье Рязанского епископа охраняли кустодии Иова. Оставалось одно: ухватить минуту встречи нынче утром, до отъезда. Слуга помог Богдану одеться, натянул сапоги, на плечи — кутневой кафтан. Вот и все сборы. Над Белым городом под пасмурным небом ещё висела ночная темь, а Богдан уже вышел из прихоромки, и следом за ним — два молодых холопа.
Возле конюшни Богдана ждал крытый возок. Рядом, в кафтане из полосатой кежи, стоял Игнаш. Он открыл дверцу возка, ждал, что скажет господин.
— Гони к палатам рязанского епископа, да через Лубянку, — сказал Игнашу Богдан и сел в возок. Туда же забрались холопы.
Игнаш прикрыл дверцу, ловко вспрыгнул на передок и погнал застоявшегося бахмута. Окольный путь был знаком Игнашу. Он этими путями часто гонял коня, считал, что они короче и безопаснее прямых дорог. Но на сей раз и на окольном пути оказались преграды. На Кузнецком мосту Игнаш увидел небольшой отряд конных стрельцов. Игнаш придержал бахмута, откинул полог за спиной, сказал Богдану:
— Господин, застава напереди.
Богдан велел Игнашу свернуть в первый же переулок. Стрельцы пробудили в нём настороженность. Ему показалось, что и они спешат к дому рязанского епископа.
— Гони во всю мочь, — приказал он Игнашу.
Но как ни спешил Богдан, не опередил стрельцов, которые и впрямь следовали к подворью Рязанского епископа. С разных сторон они пришли в одну пору.
Остановились неподалёку в тени старого дуба. Богдан выглянул из возка и увидел, как на дворе епископа греческие гости собираются в путь. Выпрыгнул Богдан из возка, рванулся было, чтобы захватить ещё в палатах патриарха, да Игнаш остановил его:
— Опасица там, барин!
Богдан оглянулся: Игнаш стоял на передке и видел весь двор.
— Митрополит Иов в палаты вошёл, — пояснил Игнаш, увидев в рассветной дымке чёрно-белых ногайских коней Московского митрополита.
Досадуя, Богдан вернулся в возок. Срывалось то, что задумал сделать без больших хлопот. Но он не привык отступать от задуманного. Да и слово дал Дионисию. Соображал, где и как перехватить патриарха в пути. Догадался, что стрельцы будут сопровождать греческого гостя, а вот до какого рубежа, только Богу пока известно. Да пришёл к мысли дерзкий Богдан, что стрельцы ему не помеха, если опередит их в пути во время дневной стоянки и в боровском Пафнутьевом монастыре встретит патриарха. А то, что он не минует Боровска, в этом Богдан был убеждён. И, сотворив молитву о путешествующих, Богдан распорядился холопами. Он послал их на Плещеево подворье, чтобы запрягли коней в дорожную карету да собрали всё нужное в дальний путь.
— А как сготовитесь, не мешкая — на Боровск.
Холопы покинули возок, а Богдан остался наблюдать за двором епископа, где заканчивались сборы в дорогу. Вот наконец суета-беготня спала, всё было готово к дальнему путешествию.
В Кремле в это время на колокольне Ивана Великого или в Архангельском соборе, Богдан не отличал, зазвонили колокола. Но звон был знакомый, проводной, в честь высокого гостя. И вскоре же из палат появились патриарх Иоаким, митрополит Иов и свита патриарха. Богдан видел, как иерархи сели в одну карету — Иоакима, как засуетились стрельцы, вскакивали на коней, пристраивались в хвосте обоза. И все двинулись следом за каретой. Впереди, направляя движение, ехал всадник в чёрной одежде — митрополитов кустодий.
Лишь только скрылся на съезде к Москве-реке последний стрелец, Богдан негромко сказал Игнашу:
— Давай следом.
Но Богдан ехал с опаской: впереди был Иов — и как бы, возвращаясь, не заметил его. Миновав мост, Богдан велел свернуть от улицы Ордынки в сторону и гнать коня вдоль Москвы-реки. Он был уверен, что не потеряет Иоакима на знакомом пути хоть до самого Киева.
И ничто больше не мешало движению Богдана к цели. Когда он миновал треть пути до Боровска, холопы нагнали его возок. Богдан пересел в карету, запряжённую тройкой вороных, Игнаш сел за вожжи, холопы ушли в возок, и все тронулись в путь.
Теперь, в глубине удобной кареты, Богдан мог спокойно обдумать план своих действий. Он ещё раз вспомнил всё, о чём говорил ему Дионисий. Он даже подверг сомнению действия Дионисия против патриаршества на Руси. К тому же Богдан был не уверен, что заставит Иоакима забыть все посулы Москве. Однако на первой же остановке для ночного отдыха, а это предстояло, по расчётам Богдана, в Боровске, он проникнет в покой патриарха и заставит выслушать, но не больше. Ведь он не смел применить к патриарху насилие.
Другое дело побудить Иоакима действовать в пользу Дионисия. Тут можно не поскупиться на большие дары. Патриарх не так богат, чтобы отказаться от них. И надо полагать, что он всё сделает в пользу Дионисия, если увидит, что не зря зажигает свечи. Само собой, чтобы патриарх действовал успешно в пользу Дионисия, нужно добиться, дабы никто не помещал восхождению Дионисия на церковный престол. Никто! Вот ведь какой оклад нужен будущему патриарху. Однако ещё год-два Богдан ничего не может обещать. А там... Да подрастёт же наконец царевич Митюша! И тогда уж по его воле Бельский развернётся. Честолюбец воздвигал всё новые воздушные чертоги. Пред ним, дерзостью и гордыней обуреваемым, витал престол. Иному показалось бы это сумасшествием. Но не Бельскому. Он мечтал о троне по исключительной своей дерзости. Она питала его надежды, гасила всякие сомнения.
Богдан был отчаянным и азартным игроком. Его не пугала величина ставок, даже если ставкой была сама жизнь. Пускаясь в игру, он умел предвидеть ход событий. Или это ему так казалось? Но главное он знал доподлинно: век царя Фёдора недолог. Не нужно было ходить к ведунам, баальницам, чтобы сказать время кончины немощного, одолеваемого водянкою предпоследнего отпрыска Калитиного племени. А после Фёдора Иоанновича кому трон и корона, кому державный скипетр? — задавал Бельский себе вопрос. Что ж, пока у трона есть прямой наследник — царевич Дмитрий. «О, если бы царевич Дмитрий», — тешил себя Богдан. Но ему с трудом верилось, что Дмитрию достанется престол, пока жив Борис Годунов. Это, считал Богдан, не тот человек, который выпускает из рук удачу. Да чтобы он, будучи сегодня полновластным правителем России, не нашёл путь лишить этого наследника престола! Борис добьётся, чтобы церковь наконец лишила Дмитрия права на престол, как незаконнорождённого. Церковь могла пойти на такой шаг, не греша перед Богом.
И как было важно сейчас Богдану узнать доподлинные тайные желания Бориса. Тогда и дорогу торить легче. И Богдан решил после встречи с патриархом побывать у волхвов. Какую судьбу нарекут они Борису, что ждёт Дмитрия — всё это важно знать. И вот уже пылкое и коварное воображение Богдана представило, что на пути к трону нет Дмитрия. Он увидел только умирающего царя, а возле его постели — только царицу Ирину и Бориса Годунова. А за ними — Фёдора Романова и Фёдора Мстиславского. Между ними и загорится борьба за выборного царя на престол. Ему, Богдану, пока нет места у трона, он пока за спинами этих фаворитов судьбы.
Вот тут-то и нужен Дионисий, преданный единоверец, чтобы он кинул в народ клич о выборном царе. Выборный царь! За кого крикнет Русь, тому и быть! А уж они вместе с Дионисием позаботятся, чтобы Русь позвала его, Богдана Бельского. Русь знает его: торговая, служилая, крестьянская.
Царский оружничий — лицо видное. «Вперёд! Вперёд, Богдан! Тори себе дорогу! Осанна!» — взвинчивал себя Бельский.
Становилось жарко. Время приближалось к обеду. Богдан знал, что где-то после двух третей пути до Боровска патриарх сделает полуденный привал. Сам Богдан решил не останавливаться, а мчать до Боровска, там поднять монастырскую братию на молебен в честь гостя, да чтобы с колокольным звоном, с хоругвями встретить Иоакима.
Пополудни Богдан увидел на берегу реки Нары, чуть в стороне от брода, табор патриарха. Там горел костёр, готовились к трапезе. Богдану пока было не до еды. Он миновал табор без задержки. Видел: стрельцы смотрели вслед. Да какое им дело!
В боровском Пафнутьевом монастыре Богдан всё исполнил как задумал. И встреча патриарха достойно произошла: и молебен отслужили, и в трапезной ужин был. Бельский сидел вблизи Иоакима. С одной стороны от патриарха — игумен Алексий, с другой — он. За спиной патриарха стоял толмач, но Богдан не хотел разговаривать о деле за столом. У игумена уши остры, а язык, поди, Иову предан. Да уж больно говорлив. Вон как частит: «Пришёл Спас — всему час: плоды созрели. Убрать да и вкусить можно. Но до второго Спаса мы не едим никаких плодов».