Другой случай.
В Первоуральский отдел милиции от жительницы станции Хрустальная Е. Киселевой поступило заявление о краже вещей из квартиры. На место происшествия выехала оперативная группа, в которую входили оперуполномоченный угрозыска П. Хорев, следователь Г. Малоземов, участковый уполномоченный С. Тищенко.
После тщательного осмотра места кражи работники милиции пришли к такому выводу. Преступник, зная, что квартира пустует, подошел к окну со стороны огородов и, выбив стекло, влез в комнату. Здесь он собрал все носильные вещи, облил водой чемодан и пол и тем же путем выбрался на улицу. Опасаясь служебно-розыскной собаки, путь отхода обильно посыпал табаком.
Лейтенант Хорев, осматривая место происшествия, заметил на скатерти комнатного стола и на клеенке кухонного столика капли свежей крови. Похоже, что преступник, разбивая стекло, поранил руку.
Не успели члены оперативной группы составить протокол осмотра, как к ним подошел гражданин Голубев.
— Меня этой ночью тоже обокрали, — заявил он.
— Час от часу не легче! — подосадовал оперуполномоченный Хорев. — Не успели одно преступление раскрыть, а тут еще... Где вы живете?
— Здесь, в соседней квартире. Временно, у сестры.
Пошли в квартиру Голубева. Шифоньер открыт, зимнее пальто, плащи разбросаны по полу, постель перевернута. В окне — ни одного целого стекла. Выбиты стекла и в двух окнах другой комнаты.
— Что украдено?
Голубев пожал плечами:
— Не знаю. Здесь вещи сестры.
Оперативный работник, следователь и участковый начали изучать обстановку на новом месте кражи. Сразу обратило на себя внимание то, что большинство осколков стекла вывалилось наружу. Это, во-первых. Во-вторых, какая необходимость преступнику высаживать стекла во всех рамах без исключения?
Подошли к подоконнику. На нем — цветок, стакан, зеркало, листы бумаги. По всему подоконнику — тонкий слой пыли. Приподняли цветок. На крашеной поверхности подоконника остался незапыленный кружок. Убрали стакан — то же самое.
Как же преступник влез и не потревожил ни один из предметов? Даже ни одной полоски на пыли не оставил.
Улучив минуту, участковый уполномоченный Тищенко шепнул следователю Малоземову:
— Геннадий Петрович, обрати внимание на указательный палец правой руки Голубева.
Малоземов попросил Голубева показать руки.
— Где это вы казанок ссадили?
— Вчера еще. Забор, вон, поднимал, ну и...
А тут и сестра Голубева подоспела. Проверили вещи. Все на месте.
— Кража у соседки, у Киселевой, — не ваших ли рук дело, Голубев?
Надо было видеть лицо Голубева в тот момент! И гнев, и возмущение, и обида...
— А нам кажется, что вы обокрали соседку, а потом инсценировали кражу в квартире сестры, чтобы следы замести. Даже махорку под свое окно натрусили. А вот со стеклами перестарались. Ну какой дурак, идя на кражу, будет колотить по стеклам всех трех окон?
Голубева задержали в качестве подозреваемого. Но и в кабинете следователя он продолжал упорствовать.
— Беззаконие! — шумел Голубев. — Вы ответите за это! Невинного человека...
А у «невинного» в это время взяли для анализа кровь (сравнить с той, что оставлена преступником на клеенке в комнате Киселевой), отпечатки пальцев (для идентификации с обнаруженными на осколках стекла), назначили трассологическую экспертизу.
Результаты экспертизы не заставили ждать. «Стекло разбито со стороны, противоположной той, где находится оконная замазка». И кровь той же группы оказалась.
Голубев перестал запираться.
— Чем вы били стекла?
— Бутылкой.
— Где вещи Киселевой?
— В мешке, в лесу. Поедемте, покажу.
Таков результат тесного взаимодействия эксперта, следователя и оперативного работника.
Шла война...
Николай Иванович выдернул стебель подсолнуха и, прищурившись, стал разглядывать корневище. Ругнулся:
— Опять проволочник, чтоб его...
Ступая по рыхлой податливой земле, подошел к кошевке и кинул на сиденье подернутый желтизной стебель — невзрачный, только начавший выбрасывать листья. Борода корневища брызнула по клеенчатой обивке.
Николай Иванович постучал сапогом о колесо, стряхивая пыль, и, большой, грузный, ввалился в кошеву. Дорога, когда-то узкая, всего в тележную колею, расползлась вширь, потеснив пашню. Возникли объезды и разъезды, пробитые в непогоду посуху. Теперь это широкое, в колдобинах и буграх, полотно обильно поросло подорожником, овсюгом, татарником.
Навстречу, поднимая холодную, низко стелющуюся пыль, проехала полуторка с бидонами, а через некоторое время повстречались и доярки. Они сидели гурьбой на телеге, полной свежескошенной травы. Пегой лошаденкой с никудышной гривой правила молодая, статная девушка. Николай Иванович сразу узнал — Аня Чепчугова, комсомольский секретарь колхоза. Он свернул в сторону, остановился.
Девушки, сверкнув коленками, скатились с воза. Натрусилась на землю трава. Аня захлестнула вожжи за оглоблю, подошла к Николаю Ивановичу.
— Здорово живешь, милиция! Чего редко показываешься?
— Два колхоза, Аннушка, шесть деревень... Не всюду поспеешь. Собрался вот, наконец. Худо у вас дела-то...
Николай Иванович протянул вырванный по дороге, источенный проволочником стебель подсолнечника, который засеян на силос.
— Да уж куда хуже. Семь литров на буренку и — рады. Глянь на коров наших. Их еще мясом обрастать надо, а потом уж за соски дергать.
С беспокойным чувством расстался Николай Иванович с доярками. Вернуться бы в колхоз. Может и, правда, не за свое дело взялся — жулье ловить.
Кошевка поиграла клавишами бревенчатого моста, круто взяла в сторону. Вислозадая кобыла надсадно потянула в гору и остановилась у правления колхоза.
Из открытого окна второго этажа доносился гул. Придерживая створку, на подоконнике сидел председатель. Завидев Николая Ивановича, он басовито крикнул:
— Здравствуй, Никола!
Тот козырнул, привязал лошадь к обгрызанному бревну коновязи, поднялся в правление.
— Чего, Акимыч, на правление не приглашаешь?
— А чего тут милиции делать? Не твои функции.
— Функции... У Советской власти все дела — ее функции...
— Ну, коли так, садись. Вот так вот все. Поразбегаются из колхоза, а потом — функции...
Николай Иванович промолчал. Черт его знает, и этот о том же. И зачем тогда согласился? Был бригадиром и неплохим вроде и вдруг — участковый уполномоченный.
Заседание правления затянулось. Говорили о пастбищном содержании скота, потом перекинулись и на другие дела хозяйства.
Расходились затемно. Николай Иванович остановился на крыльце, глубоко затянулся махорочным дымом и твердо решил: «Хватит, походил с наганом на боку. Завтра же подаю рапорт по начальству — и обратно в колхоз».
Но завтра Николаю Ивановичу пришлось думать совсем о другом рапорте. Нахлестывая свою послушную кобылу, он мчался в райцентр, в военкомат. Началась война...
Его пыл мгновенно охладили.
— Надо будет — призовем, а сейчас занимайтесь своим делом. Работы тут тоже хватит.
Нелегко было Николаю Ивановичу. А тут еще узнал, что ушли добровольцами на фронт знакомые милиционеры Бетев, Соколов, Семакин, Говорухин, Кучумов. Из первого отделения милиции Свердловска, после бурных разговоров с начальством и в райкоме партии, уехал воевать Сидор Путилов. Николай Иванович знал его еще трактористом. Сидор служил в кадровой, и в этом его преимущество. Но ведь и он, Николай Флегонтов, не какой-то салажонок. В милиции прошел солидный курс военной подготовки.
Была не была! И при первой возможности Николай Иванович отправился в Свердловск — в отдел кадров областного управления. Начальник отдела выслушал его и устало произнес:
— Никуда мы тебя не отпустим. Из города вон около двадцати процентов наших призывается. Где мы людей возьмем, кем заменим? — майор помолчал немного, что-то соображая, затем решительно сказал: — Вот что, дорогой, хватит в участковых ходить. Пойдешь в уголовный розыск. С начальником Белоярского все согласуем.
— Да, но где я замену найду? Дремучего деда разве...
— А девчата? Найди побоевитее. С деревенскими злодеями и женщина справится. К тому же — война. Кто посмеет красть да хулиганить в такое время?
Николай Иванович перебрался в Свердловск и сразу же окунулся в жаркую работу. А вместо него на участке Белоярского районного отделения осталась Аня Чепчугова. Та самая заводила деревенских девчат, с которой он раньше работал в колхозе. Она, как и Николай Иванович, в первый же день войны отправилась в военкомат и тоже получила отказ. Поэтому предложение Николая Ивановича не заставило ее долго раздумывать. Не фронт, а все же... И форма, и оружие... И, кто его знает, может, схватки с диверсантами, с немецкими шпионами.
Но до этих схваток дело пока не доходило. Однажды Николай Иванович, расследуя дело об ограблении склада, выехал в Белоярский, где, по предварительным данным, должен скрываться один из преступников. Тут и встретился с Аней Чепчуговой.
— Как дела, Анюта?
— А ну их к бесу. Даже нагана из кобуры ни разу не вынимала. Вернее, раз пришлось.
— Вот видишь. Боевые дела начались.
— Какие там боевые! — махнула рукой девушка. — Двух негодяев задержала. Корову колхозную угнали да зарезали.
Скромничала Аня. Дело было не из легких. Буренки хватились на другой день. Пастух руками разводил — не знает, где и когда отбилась.
Бродили колхозники по всем еланям, где пасся скот, да так ничего и не нашли.
Аня стояла, горестно думала: «Ну, с чего начинать, сыщик в юбке? Корову-то искать надо».
Отправилась Чепчугова в лес. Полдня проходила. Рассердилась на себя. Ее ли это дело? Но тут же стала прикидывать: не могла буренка заблудиться, тут преступлением попахивает. Тем более, что о подобном случае уже рассказывали. В соседнем колхозе какие-то проезжие телку забили. В городе их на рынке изловили.
А что если... Аня вспомнила заброшенную охотничью избушку, где она однажды с подругами, собирая ягоды, укрывалась от дождя. Вдруг там немецкие диверсанты прячутся? Жрать-то им надо. Вот и украли корову.