Но радость быстро угасла. Люди, бежавшие за собакой, стали проваливаться по колено в трясину. Догадливые начали жерди рубить. Филев опередил всех. Миновал вербные заросли — и вот он, губастый теленок с темными подпалинками на похудевших боках. Залез в трясину по самое брюхо да и застрял. Всю траву, куда мордой достать мог, вытеребил.
Неподалеку и Николка отыскался. Лежит, свернувшись калачиком, на бугорке. Трава кругом общипана. Тоже, глядя на теленка, за подножный корм принялся. Голод не тетка. Отощал, обессилел. Только чуть улыбнулся, когда его Барс в нос лизнул.
Тогда-то и пришла к Барсу слава. С тех пор чуть какое дело позаковыристей — его туда.
...Здание управления горотдела милиции Нижнего Тагила ремонтировалось, и все, кому положено быть вечером в милиции, сидели в помещении дежурного. Только Барс был заперт в комнате с вывороченным полом. Демьян Демьянович устроился у печки. Тепло разморило. Редко звонил телефон. Но вдруг — длинный звонок. Дежурный что-то записал, озадаченно «потакал» в микрофон. Наконец, не отнимая трубки от уха, бросил через плечо:
— Сержант Филев, готовь Барса! Квартирная кража.
На этот раз Барсу не пришлось колесить по улицам города.
— Вот, — показала хозяйка квартиры на платяной шкаф. — Здесь висело пальто. Здесь и платья были, и платок. А вот тут деньги лежали. Из этого ящика сапожки стащили.
Никаких следов взлома. Подобрали ключ? Видать, так.
— Может, подозреваете кого? — спросили хозяйку.
Пожимает плечами. Как можно говорить, если не видела?
— Барс, нюхай!
Демьян Демьянович подводит его к шкафу, заставляет нюхать. Пес настораживается и тут же, постукивая когтями по полу, ведет проводника к двери. Вышел в коридор, метнулся к живущим по соседству Осиповым.
За столом сухощавый, со спиртным румянцем на щеках, мужчина. Не удивляется, не возмущается. Но и толком ничего не может сказать. Барс обошел комнату, задрал морду, посмотрел на Демьяна Демьяновича. Вот, мол, и всё. Вещи принесли сюда, но их тут нет. Видно, унесли.
— У вас были гости?
— Да, днем были «гости», потом уехали.
Картина несколько проясняется. Проясняется и портрет «гостя». Но задержали его только несколько дней спустя.
...И снова в «дежурке» попискивают зуммеры телефонов, бубнит лейтенант за столом, а за стеной поскуливает Барс.
— Уйми ты пса, — говорит дежурный.
— А кому охота сидеть взаперти? — недовольно ворчит Демьян Демьянович, но встает и идет к Барсу. Барс кидается к нему.
— Тошно без работы? Дурак ты, Барс, совсем бы не было такой работы, — говорит Демьян Демьянович и устало опускается рядом с собакой. — Упразднили бы «собачью» должность в милиции, взял бы я тебя на иждивение... Искали бы мы с тобой заблудших пацанов, телят — вот это работа! А тебе побегать, на свежий воздух хочется? Нельзя, Барсик, нельзя. Служба, понимаешь... Терпи[18].
Безмолвные схватки
Немало дел, очень сложных, тщательно замаскированных, замысловатых, а порой и просто курьезных, встречается в работе сотрудников уголовного розыска. Но даже самые хитроумно сплетенные из них в конце концов раскрываются. Об одном из таких дел и пойдет речь.
2 августа 1965 года на проспекте им. Ленина в Свердловске прохожие обратили внимание на девушку, сидевшую на скамейке. На вид ей было чуть больше двадцати. Ничем особым она не выделялась среди горожан. Обратить внимание заставил ее болезненный вид. Прохожие не остались безучастными. Стали добиваться — кто она, откуда. Но девушка ничего не могла сказать о себе, на все вопросы отвечала: «Не знаю». Документов — никаких. В сумке — мыло, мочалка. В баню, похоже, собралась.
Ее проводили в больницу. Врачи установили: амнезия — полная потеря памяти.
Девушка читала, шила, правильно воспринимала окружающее, беседовала с врачами на различные темы, но каждая попытка проникнуть в ее прошлое оканчивалась неудачей.
Врачи много сделали, чтобы восстановить память больной. Провели несколько сеансов гипноза. Девушка стала кое-что вспоминать. Сказала, что зовут ее Ниной Кольцовой, что ей 20 лет, назвала имена родителей. Но на вопрос: откуда она, где родилась — разводила руками. Под гипнозом она говорила то же, что и прежде. Вспоминала, что с девяти лет тяжело болела — парализовало ноги, жила у бабушки, потом у какой-то монашки, а последние годы — в лесничестве у незнакомых людей. Могла только сидеть. Самостоятельно осилила учебники за десятилетку, научилась шить, вязать, печатать на пишущей машинке.
Семнадцати лет Нина стала ходить, а 31 июля 1965 года Дмитрий Иванович Сокольский, племянник лесничего, работавший в то время над диссертацией о лесе, увез ее в Свердловск. Ехали на поезде, летели на маленьком самолете, потом на большом. 1 августа оказались в Свердловске.
Как исчез здесь Дмитрий Иванович, почему бросил ее в городе одну, без документов и денег, куда пропал после этого — загадка. Эту загадку поручили решить старшему оперуполномоченному уголовного розыска УВД Свердловска майору милиции Ф. Е. Репрынцеву. Устанавливая личность, он и его товарищи вели всестороннюю проверку и, разумеется, ни на минуту не выпускали девушку из поля зрения.
Нина не подозревала о любопытстве, проявленном к картотеке в прошлом судимых за преступления, к ориентировкам Главного управления милиции о скрывшихся злодеях и людях, пропавших без вести. Взят был под сомнение и весь ее рассказ как под гипнозом, так и без него.
И вот почему. Лечение прошло успешно. Девушка стала вспоминать даже мелочи детства. Вплоть до клички лошади, на которой ее возили к бабушке. Не могла только вспомнить названий рек, гор, селений и других географических пунктов, которые дали бы возможность определить приблизительные координаты места жительства.
Чем объяснить все это? Остаточными явлениями болезни? Не странны ли они?
Затем Дмитрий Иванович Сокольский, пишущий кандидатскую работу о лесе. Нелегко проверить все учебные заведения лесоводческого профиля, но можно. Проверили. Такого кандидата в кандидаты наук не оказалось в нашей стране.
И еще: после выхода из свердловской больницы Нина работала швеей на фабрике, ходила в театры, купалась в Верх-Исетском пруду, общалась с различными людьми и совсем не была похожа на человека, который много лет прожил отшельником в глухом лесничестве, да к тому же с парализованными ногами.
Кстати, о купании. На воде Нина держалась не хуже подруг, никогда и ничем не болевших.
Все это убеждало майора Репрынцева, что загадочная биография Нины с каким-то умыслом подправлена.
Активизировали работу. Запросы, разосланные во все милицейские органы страны, ничего существенного не давали. Деликатные допросы Кольцовой — тоже. Она продолжала утверждать, что все ранее рассказанное — правда. Решились на хорошо подготовленную психологическую атаку. Вызвали на беседу к заместителю начальника УВД. Двухчасовой разговор опытного оперативного работника надломил что-то в душе Неизвестной. А следующий допрос снова состоялся «в высоких инстанциях». И опять приводились доводы, которые логично опровергали сфабрикованную Кольцовой легенду. Это и несуществующий Сокольский, и сказочные сроки обучения плаванию, и более обширные, чем дает десятилетка, знания (она, например, недурно переводила с немецкого Гёте), и заявление опытного психиатра, что никаких остаточных явлений амнезии нет, и многое другое, что уличало в неискренности.
Кусая мокрый платок, Кольцова, наконец, призналась:
— Да, я много врала. После лечения я вспомнила все, все. Но вместе с этим вспомнила еще что-то. Страшное. Оно мучает меня, оно будет мучать меня всю жизнь. Делайте со мной, что хотите, но я не скажу, кто я, откуда.
Что это? Контратака? Тогда отбить ее будет весьма сложно. Надо отдать должное «противнику» — ее способность владеть собой завидная. Вспомним гипнотические сеансы. После них она как-то сказала подруге: «Я и под гипнозом могу говорить то, что хочу, а не то, что надо милиции».
Но упрямство продолжалось недолго. Истина прояснилась.
На химическом комбинате Кемерово работала секретарем-машинисткой Тамара Боровченко. Очень развитая, сообразительная, обладающая цепкой памятью и добротным умом, она быстро завоевала авторитет и уважение. Назначили бухгалтером, доверили кассу взаимопомощи. Активничала в комсомоле, успешно грызла науки в заочном институте, горячо любила парня, который заканчивает Московский университет. Но ко всем этим по-человечески хорошим качествам примешивались нежелательные наклонности — легкость в оценке некоторых поступков, служебная беспечность, а порой и удивительная для двадцатичетырехлетнего человека несобранность.
25 июля 1965 года Тамара Боровченко, собрав все необходимое для бани, вышла из общежития. До бани не дошла, в общежитие не вернулась. Не вернулась потому, что ревизия в этот день обнаружила у нее растрату. Острое воображение девушки рисовало страшную картину: полное разочарование любимого, безутешное горе родителей, презрение товарищей и себя за железной решеткой. Эти мысли занесли ее в ресторан, а потом, как горячечный сон, — пьяные оргии в какой-то компании, вагон дальнего следования в обществе пропойц, салон самолета и, наконец, тяжелая нервная болезнь с выпадением памяти.
С мочалкой и мылом в сумке она оказалась в свердловском сквере.
Позже она горько шутила:
— Не думала, что так далеко заеду в баню.
Тамара воспользовалась своей болезнью и стала Ниной Кольцовой.
...Оперативным работникам часто приходится вести схватки умом и изобретательностью. Особенно высокое мастерство нужно при разоблачении хорошо замаскированных, связанных преступной порукой расхитителей государственного добра. В полной мере им обладают оперативные работники службы БХСС[19]. Ими возвращены государству миллионы рублей, украденные различными преступными группами, разоблачены глубоко законспирированные шайки расхитителей золота, драгоценных камней, валютчиков, взяточников и других преступников.