Тонкого аналитического ума, смекалки, сообразительности требует работа следователей. Следователь ведет поединок без зрителей — один на один. И лишь в протоколах допроса скупо фиксируется каждый этап его борьбы. Но чтобы следователь мог выиграть схватку с противником, он должен быть намного сильнее.
Но, прежде всего, в идейной убежденности, в правоте своего дела.
Следователь работает, как говорят, «со следами». Буквально идет по следу, от преступления — к преступнику. И если след оборвался или допущена ошибка, следователь находит силы вновь и вновь возвращаться к тому, с чего начал.
...Дом гостиничного типа: длинный коридор, по обеим его сторонам — двери в обособленные квартиры малосемейных трубного завода. Эти двери то и дело распахиваются, выпуская и впуская жильцов, снующих друг к другу по разным делам: мало ли какая возникает житейская необходимость навестить соседа, если ты с ним в добрых отношениях уже не первый год?
Затишье бывает лишь в часы, когда хозяева на работе. Тогда по коридору хоть на велосипеде катайся.
В это безлюдное время и разыгралась трагедия. Вначале дымок пробился в отверстия межэтажного перекрытия, через которое проходят трубы отопительной системы, и его учуяли живущие этажом выше. Затем дымок закурился в замочной скважине, наполняя общий коридор запахом гари.
Безобидный по первости, он встревожил живущих наверху. Сбежались, стали стучать к Торопыгиным. Постучались, не надеясь особо, что кто-нибудь отзовется. Знали: и Любовь Ивановна, и Сергей Андрианович — на заводе, а ребенок гостит у бабушки. Постучались, а потом взялись за лом и сняли дверь с петель.
Когда приехали пожарные, огонь уже был укрощен. Правда, беды успел наделать много. От жара в наглухо закрытом помещении потрескались оконные стекла и штукатурка, оплавилась электропроводка, сгорели платяный шкаф, комод и все, что в них было. Сиротливо стоял обуглившийся скелет кровати, вместо гардин висели лохмотья пепла.
Инспектор пожарного надзора, худой, с болезненным лицом, старший лейтенант Дедюхин, простуженно кашляя, обошел комнату и придирчиво осмотрел остатки вещей. Настроение у него было скверное, хотя никакой вины пожарников в опоздании не было.
У комода с уцелевшими нижними ящиками задержался. Склонив по-птичьи голову, он смотрел на оплавившиеся провода, на розетку, укрепленную над комодом, и раздраженно хмыкал. «Ну и народ, — думал он, — хоть кол на голове теши».
В дверном проеме, испачканная сажей, стояла Любовь Торопыгина — молодая, пухлогубая и стройная женщина. Она уже наревелась до отупения и теперь только моргала, слушая, как хрустят под сапогами старшего лейтенанта осколки стекла и угли. За ее спиной толпились и гомонили соседи.
Старший лейтенант обернулся к Торопыгиной, зло открыл рот и зашелся в кашле.
— Эк его, — жалостливо подумала Торопыгина.
Дедюхин, хоть и кашлял до слез, заметил сочувственный взгляд Любови Ивановны. Пересиливая зуд в горле, он закричал:
— На комоде щи варите, да?
Сапог Дедюхина ткнулся носком в лежавшую на полу электроплитку. Из нее вывалился огнеупорный кругляшок с лабиринтом для спирали, и, крутнувшись, лег в мокрый бумажный пепел.
Торопыгина, отмахиваясь, как от наваждения, растерянно возразила:
— Бог с тобой, кухня есть. Так, если чаю когда...
— Чаю? — глотая угарный воздух, сипло спросил Дедюхин, — чаю? А выключать плитку Пушкин будет? Э-эх, Торопыгина... Торопыга ты и есть.
Укорив виноватую, он пошел к соседям писать протокол.
Документ получился предельно сжатым и категоричным.
— Вот заплатите сотни три за ремонт... Что касается сгоревшего имущества... Сами виноваты, с себя и спрашивайте, — сказал Дедюхин, расписываясь в протоколе.
Задиристая Любовь Ивановна лишилась способности что-либо понимать.
— Да ты очумел, пожарник? — вскипела она. — Или от простуды мозги раскисли? Не виновата я. Все проверила, когда уходила.
Одни сочувствовали и старались успокоить в меру своих сил, другие молчаливо пожимали плечами, осуждая в душе ее беспечность. Ведь всех могла спалить.
Были и третьи. Вроде Нюськи Гавриловой. Эта не утруждала себя раздумьями.
— Квартиру новую захотела, вот и подожгла, — заявила Нюська.
Любовь Ивановна едва не бросилась на нее с кулаками. Ну и ведьма, ну и ведьма! Ишь, как повернула.
— Откуда у вас такие данные? — спросил Нюську старший лейтенант Дедюхин.
Но та, вильнув бедрами, скрылась в своей коморке. Любовь Ивановна объяснила:
— Комнатешка — десять метров. Давно просим. С ребенком ведь. Все обещают, а не дают. Ну, я в сердцах и ляпнула как-то: «Спалить бы этот улей — враз дадут».
На другой день Торопыгина побежала в милицию, потом в прокуратуру, потом опять в милицию. Но доказать ничего не могла. Что тут докажешь? Дело ясное: квартира была заперта, ключ в тайнике, под обивкой двери... Комод обуглился сверху. Тут же розетка, плитка электрическая.
Но Торопыгина пришла еще раз. Начальник горотдела вызвал Дедюхина и следователя лейтенанта Бригова. Дедюхин кашлял и ругался на Торопыгину («Ходит, людей отрывает от дела»). Бригов, молодой и остроглазый лейтенант с улыбчивыми ямочками на щеках, слышал об этой истории впервые и потому с детским любопытством ловил каждое слово Любови Ивановны.
— Да не включала я тогда плитку! На фига она мне, если я в столовке пообедала? Все скажут. Даже Нюська Гаврилова.
Когда Дедюхин, досадливо морщась, пытался остановить ее («Бросьте, бросьте, Торопыгина»), Захар Бригов положил ему руку на плечо, попросил:
— Помолчи, Павел, дай послушать.
Начальник горотдела с удивлением посмотрел на Бригова и, словно вспомнив что-то, сказал:
— Товарищ Бригов, возьмитесь-ка за это дело, разберитесь как следует.
Когда он это сказал, Торопыгина разочарованно пропела:
— Това-а-арищ нача-альник...
Но подполковник прервал ее строго:
— Захар Степанович — юрист молодой, но мыслящий. Так что...
Захар чуточку зарделся румянцем, а Дедюхин, нарушая враз все воинские уставы, вышел вон и недвусмысленно хлопнул дверью. Обиделся старший лейтенант Дедюхин.
...Уже первое знакомство с обстоятельствами дела насторожило Бригова. Допустим, рассуждал он, Торопыгина подожгла сама, поскольку давно и безуспешно добивается благоустроенной квартиры. Но такой поступок... Безрассудство. Огонь пожрал много ценных вещей, семья осталась разутой и раздетой...
Нет, этот вариант отметался начисто.
Другая, наиболее вероятная версия — это загорание от плитки. Та версия, которую довольно убедительно обосновал оскорбившийся Дедюхин. Но и ее расшатывает немаловажное обстоятельство: женщина с такой неподдельной искренностью отрицает... Не верить просто нельзя.
Значит, возможна еще одна причина пожара. Какая?
— Пойдемте на вашу пострадавшую квартиру, — пригласил Бригов Любовь Торопыгину.
К счастью, работники ЖКО, ожидая возмещения убытка, к ремонту еще не приступали. Бригов стал осматривать пепелище, устанавливать все, что сгорело. В клочках материи хозяйка узнавала то свой плащ, то белье, то одежду мужа.
— А это что? — следователь поднял с пола опаленный кусок материи из белых нитей.
— Это марля. В нее были завернуты отрез на пальто и подкладка.
Легко воспламеняющаяся марля, хотя частично, но уцелела. Почему тогда не осталось даже пепла от туго свернутого драпа?
Удивило Бригова и другое. Комод горел сверху, нижний выдвижной ящик сохранился, но он пуст, хотя Любовь Ивановна утверждает, что там было постельное белье, полотенца, отрез сатина, гольфы.
— Может, еще чего не хватает? Вспомните.
Торопыгина показала на останки кровати:
— Под ней пустой чемодан стоял.
Она даже наклонилась, заглядывая под кровать, хотя та насквозь просматривалась.
Бригов поскреб переносицу. Да, чемодан сгореть не мог, так как на полу на этом месте даже краска не повреждена. Если же предположить, что он все же сгорел, то должна найтись хотя бы металлическая фурнитура. Перебрали каждый уголек, перетерли пепел — ни одной железки.
Вечером лейтенант Бригов сидел в кабинете начальника горотдела милиции и обстоятельно докладывал. Даже не докладывал, а с юношеской непосредственностью убеждал сидящего перед ним человека:
— Такие случаи, товарищ подполковник, в следственной практике не единичны (тут начальник едва не улыбнулся — следственная практика Захара Бригова исчислялась тремя месяцами). Делается это, — продолжал лейтенант, — чтобы навести работников милиции на ложный след. Мы лишены самого важного фактора — вести дело по горячим следам. Со времени пожара прошло несколько дней.
— Ваше решение?
— Искать. Преступника искать.
— Каким образом?
— Прежде всего надо выяснить, кто бывал у Торопыгиных накануне пожара. Возможно, появится зацепка. Во-вторых, надо ознакомить весь личный состав с приметами исчезнувших вещей. Искать на базаре, в комиссионном... Может, ориентировку послать в ближайшие райотделы?
— Пошлем. Еще?
— Пока все.
— Действуйте.
Бригов вновь встретился с Торопыгиной. На этот раз он отправился прямо на завод, дождался обеденного перерыва и пошел с Любовью Ивановной в столовую. Проголодавшийся, он с удовольствием хлебал заводской суп и уминал хорошо сдобренный перцем гуляш. Разговор поэтому отложился «на после».
Сели в цеховом скверике на скамейку, пахнущую свежей краской.
— Любовь Ивановна, вспомните, кто приходил к вам накануне пожара? За день, за два. А может и в тот день.
Торопыгина перечислила родных, знакомых, но заподозрить их у нее не было никаких оснований. И Семкина вне подозрений.
— Какая Семкина?
— У нас в цехе работала. Славная такая женщина.
— Минутку. Работала. А сейчас?
— Болеет, говорят.
Бригов разыскал мастера. Тот вспомнил не сразу.
— A-а, которая цех подметала? Она и недели не работала. Исчезла куда-то.
— На работу вы ее оформляли?
— Не дорос еще до этого, — ответил мастер. — Из отдела кадров прислали.
Бригов спросил Торопыгину:
— В день пожара Семкина была у вас?
— Да, утром.
— О чем вы с ней говорили?
— Я уж не помню сейчас. О разном.
— Возможно, вы покупками хвалились?
— Было. Сказала, что с мужем на юг собираемся. И отрез показывала, и подкладку шелковую...
— Зачем она приходила?
— Так просто, по пути. Она недавно приехала, никого у нее нет тут. Ни родных, ни знакомых. Десятку в долг попросила.
Пока шли в отдел кадров, Бригов мысленно представил, как развивались события после ухода Торопыгиной на работу. Стоя где-то за углом и прижимая спрятанную за пазухой бутылку с керосином, Семкина поджидала, когда опустеет квартира. Потом, когда Торопыгина отошла от дома достаточно далеко, она поспешила к двери, за обивкой которой хранился ключ.
Вещи собрала в чемодан. В тот, что стоял под кроватью. Что не вошло, связала в узел снятым с кровати покрывалом. Поставила на комод плитку, облила керосином стены, постель, мебель...
В отделе кадров показали единственный документ, оставленный Семкиной. Это была справка, что некая Семкина Вера Васильевна находилась в больнице с такого-то и по такое-то число.
Инспектор по кадрам пояснил:
— Трудовую книжку, сказала, отдала на хранение знакомой, а та уехала — потом принесет. А ей жить надо, ребенка кормить...
Бригов покрутил диск телефона, долго слушал длинные гудки. Наконец: «Дежурный по горотделу старший сержант...»
— Вы что, заснули, старший сержант? — басом остановил его Бригов. — Это говорит следователь Бригов. Пробейте по адресному: «Семкина Вера Васильевна, примерно тридцати лет». Через пять минут позвоню.
Через пять минут дежурный сообщил адрес Семкиной Веры Васильевны.
— Только ей не тридцать, а сорок пять. Работает учительницей в школе-интернате, — чем-то недовольный, крикнул в трубку старший сержант.
— Что случилось? — спросил кадровик, глядя на оторопевшего Бригова.
Лейтенант хотел сказать ему кое-что нравоучительное, но, глянув на лысину, блестевшую под электрической лампочкой, на ее седую окантовку, передумал.
В цехе он грубовато сказал Торопыгиной:
— После работы зайдите ко мне. И без задержек.
Любовь Ивановна пришла вместе с мужем.
— Какая она из себя?
— Кто?
— Кто, кто... Эта, что Семкиной назвалась.
Любови Ивановне не понравился тон Бригова («подумаешь, шишка»), но обидеться она побоялась. Напрягла память.
— Лет тридцати. Вот такого росточку, — показала чуть ниже себя.
— Среднего, значит?
— Да, меня высокой считают.
— Особые приметы какие-нибудь есть?
— Не знаю. Обыкновенная. Какие уж тут приметы.
— Ну, глаза, волосы.
— Рыжая она, — вставил свое Торопыгин и виновато заерзал.
Но жена одобрила его поведение и подтвердила:
— Да, да. Она рыжая.
— Не крашеная?
— Нет, рыжая.
— Может, еще что добавите?
— Все, вроде.
Бригов открыл сейф, вынул оттуда какую-то интересную штуку. Вроде аквариума. Только без днища. Стенки из органического стекла с дырочками в два ряда. Между ними карточки зажаты.
Следователь поколдовал над бумажками, сунул несколько спиц в дырки, поднял этот аквариум, потряс. Из него высыпалось на стол несколько карточек. Следователь хмыкнул:
— Семнадцать женщин, среднего роста от тридцати до тридцати пяти. Поищем среди них рыжую.
Через две минуты он уже задумчиво вчитывался в написанное на перфорированной карточке.
— Послушайте, Любовь Ивановна, у вашей Семкиной есть татуировка на правой руке? Вот тут, маленькими буквами: «Коля».
Торопыгина радостно подскочила:
— Есть, «Коля» написано.
— Отлично. А два передних зуба из белого металла вы не заметили?
— Верно, два зуба...
Бригов победно улыбнулся.
— Так вот, если карточки не врут, то ваша Семкина не Семкина, а Борисова Агния Петровна, дважды судимая за квартирные кражи.
Вскоре, заручившись согласием начальства и прихватив погорельцев, Бригов на «линейке» выехал по адресу Борисовой.
Остановились около низкого деревянного домика с палисадником. Ставни двух окон, выходящих на улицу, были по-вечернему закрыты. В щели между ними пробивался яркий свет.
— Я зайду первым, — сказал Бригов, — через минуту — вы.
В ответ на его стук послышалось:
— Кто?
— Из уличного комитета, насчет озеленения...
Загремела щеколда. Простоволосая сгорбленная старушка посеменила через сенки в комнату.
Жилье старушки — кухня да комнатушка за дощатой перегородкой. Русская печь, как дредноут, треть помещения занимает. На ней мохнатый кот ростом с добрую собаку. Прижавшись к кирпичному теплу, в кухне сидела женщина. Она равнодушно глядела на вошедшего Бригова. Видимо, ждала, что он насчет посадки деревьев скажет. На работников милиции, когда они в форме, смотрят совсем иначе. Даже невиноватые. Бригов был в штатском.
— Борисова Агния Петровна, если не ошибаюсь?
— Борисова. А что? — спросила женщина настороженно и показала свои два приметных зуба.
— Я из милиции. Следователь, — ответил Бригов и весело добавил: — Ваших знакомых привел.
Он уже слышал, что его спутники вошли.
Женщина покосилась на Торопыгиных, пожала плечами.
— В первый раз вижу.
Бригов растерянно заморгал, соображая, что говорить дальше. Выручила Любовь Ивановна:
— Вера Васильевна, да как же так?
— Какая она вам Вера! — рассердился озадаченный поначалу Бригов. — А ну, одевайтесь!
...В одном лишь Бригов ошибся, когда мысленно рисовал картину преступления. Обливала Борисова мебель не керосином, а бензином, и принесла его не в бутылке, а в пластмассовой фляге.
Утром следователь лейтенант Бригов столкнулся в коридоре горотдела с инспектором пожарного надзора старшим лейтенантом Павлом Дедюхиным. Сегодня Дедюхин не кашлял. Видно, сгинула хворь. Только след свой она все же оставила — на губе Павла Дедюхина красовалась простудная болячка.
Старший лейтенант спешил, поэтому уколол Бригова этак мимоходом:
— Установил причину загорания, товарищ следователь?
На интонацию Бригов не обратил внимания, на вопрос ответил:
— Установил. Вот она, эта причина, — кивнул в конец коридора.
В это время Борисову выводили на допрос.
С укреплением советского строя в нашей стране в основном искоренена профессиональная преступность. Странно слышать теперь такие слова как «домушник», «медвежатник», «портфелист», «тряпичник» и т. п. А ведь эти слова означали профессии людей, избравших противозаконный путь приобретения средств для жизни, людей, ставших паразитами общества.
Нынче такие «специалисты» перевелись. Но с отмиранием профессиональной преступности не исчезла преступность вообще — кражи, мошенничество, злостное хулиганство. Серьезно тревожат административные органы нашего государства такие особо опасные преступления, как убийства, грабежи, разбойные нападения. Но и их совершают не лица, посвятившие себя преступной деятельности, а в какой-то степени обыкновенные люди. Только эти «обыкновенные» где-то вышли из налаженного ритма жизни, встали на путь пьянства, морального и бытового разложения.
Вехи, отмечающие путь падения, не трудно проследить. Это, прежде всего, недостаток воспитания в семье, затем — в школе, и, наконец, если человек все же сумел добраться до этой ступеньки, минуя карательные органы, — на производстве. Вот почему с каждым годом функции воспитательного значения занимают в разносторонней деятельности милиции все больше и больше места.
Формы этой работы многообразны. Тут и широкая сеть детских комнат, к деятельности которых привлекаются тысячи общественников: передовики производства, педагоги, спортивные, оборонные и другие организации. Тут и учет так называемых неблагополучных семей, и жесткие меры к взрослым, которые приобщают молодежь к неблаговидным поступкам, и тесная связь милиции со всеми организациями, которые могут воздействовать на того или иного человека, уклоняющегося от правил социалистического общежития, и широкая повседневная опора на общественность...
В сочетании всех этих сторон своей многообразной деятельности и состоит сила нашей народной милиции.
...С момента зарождения советской рабоче-крестьянской милиции прошло более 50 лет.
Суровое, романтическое время зарождения и становления Советской власти становится историей, и мы бережно храним каждую страничку этой истории. Бесценной является и история нашей милиции. Свое достойное место занимает в ней боевой путь уральской милиции, встречавшей все жизненные бури с открытым лицом.