— Это прекрасно, граждане, это прорыв! Быть республике во всей Европе! — выкрикивал дивизионный генерал и Командующий французскими войсками в Италии Луи Александр Бертье.
Подобное поведение генерала было в новинку для большинства приглашенных на прием, проходивший в одном из дворцов города, чьи легионы в древности сокрушали своей поступью любых врагов. Лишь некоторые присутствующие, прежде всего богачи города Рима, воспринимали французского командующего спокойно, без удивления. Для итальянца свойственен темперамент в общении, так что кричащий генерал, занявший Рим и всю Папскую область почти без единого выстрела — это нормально.
А вот для французских офицеров настроение генерала Бертье казалось признаком умопомешательства. Дело в том, что Луи Александр всегда был смурным, показательным служакой, который выполняет все предписания и требует не только дисциплины, но и порядка, во всем, в чем только возможно. Нет, он не проверяет правильность мундира солдат, даже редко смотрел, что едят военнослужащие. Ему важно было, чтобы все документы, приказы, предписания, нормы, все было правильно оформлено.
При этом в обычно хмуром генерале формализм необычайным образом сочетался с пониманием реального положения дел. Если из Франции не поступают мундиры, то он не станет требовать таковые у солдат, не накажет за то, что в форме воина Французской Революции будут присутствовать неуставные элементы. Из-за того, что солдат что-то прихватит у местного жителя, Бертье так же не особо расстроится и не станет принимать жесткие меры. Он поступит иначе и подгонит всю нормативную базу, чтобы не обвинили ни его, ни офицеров, ни солдат в несоответствии уставов. Каждое слово выверено, каждое действие генерала обкладывается очередным документом.
И вот теперь он смеется и кричит всякие заздравные слова, чаще вспоминая Францию, причем не так, чтобы часто упоминает революцию. Раньше никто не видел генерала Бертье даже немного хмельным. А нынче он требует танцев.
И вот он, радующийся генерал революционной Франции, не чванливый, он даже привечает возле себя торговцев мануфактурщиков. Сам в душе штабист, Луи Александр требовал от своих офицеров постоянной выдержки, системности в работе, исключительного профессионализма. Они не могли позволить себе даже толику слабости, хоть в чем. А тут два дня полного загула.
Однако, дивизионный генерал не изменился, он лишь дал небольшую слабину, а так же выплеснул напряжение, накопившееся за годы службы. Все-таки и он был человеком со своими переживаниями и чувствами. Но теперь за работу.
Танцы состоялись, после еще выпили вина и отдыхать, предстоит принимать сложные решения, когда без ясной головы не обойтись. Бертье лишь позволил себе еще раз немного возмутиться тем, что в Италию не пускают Наполеона Бонапарта, к которым Луи Александер смог хорошо сработаться, и удалился спать.
Рим ждал французов, как ждут их и в Неаполе. Власть Римского Папы была абсолютной, и он уничтожал всякое инакомыслие. При этом, в Риме, да и в ряде иных городов, очень даже симпатизировали французской революции. К слову, еще несколько лет назад в Риме могли кричать хвалебные оды австрийскому императору, показательно негативно высказываясь о Французской Республике, но теперь над императором Францем смеются. В то же время, в Риме, вдруг, стало необычайно много приверженцев республиканской формы управления государством.
Все дело в силе. Итальянцы увидели, что мощь Габсбургов дутая, что они проигрывают всего-то бывшим ремесленниками и крестьянам, но революционным. И теперь жители Рима, как и других городов Центральной Италии, задаются вопросом: если получилось у французов, почему не получится у нас? Создадим республику и будем жить в мире и согласии, справедливости и братстве.
А еще монархии, оказывается могут исчезнуть и далеко уже не факт, что Бог благоволит своим помазанникам. Рушилась целая система мировоззрения, то, что вчера было невозможным, сегодня реальность.
Директория требовала решительных действий. Тот факт, что заключено соглашение между русскими, австрийцами и англичанами, уже не был секретом. Да и при дворе Павла Петровича не так, чтобы и умели хранить тайны. Русский император даже бал давал по случаю формирования новой коалиции.
Задачи, которые стояли перед Бертье сперва казались амбиционными, но по мере поступления разведывательных данных, расчетов и составления плана действий, генерал понимал, что создать во всей Италии сеть союзных профранцузских республик ему вполне под силу. Ну а когда Рим встречал республиканские войска с цветами, и только лишь в нескольких местах было очаговое сопротивление войскам Бертье, генерал воодушевился и решил еще больше форсировать события.
— Вы наладили связь с революционным активом Неаполя? — спрашивал Луи Александер Бертье у своих подчиненных.
— Да, командующий. Они готовы выступать, оружие передали, — отвечали ему.
Побывав в Риме и поняв, насколько сильна сама идея создания Республик, Бертье решил при достижении целей, что поставила перед ним Директория, использовать не только собственных солдат, которых стремился сохранить для будущих славных побед над русскими, он понял, что бить Неаполитанское королевство можно в самое сердце и наносить удар самими же неаполитанцами.
Удар по королевству должен был быть превентивным. Неаполитанский король анонсировал войну. Он уже давно готовил армию к военным действиям с французами, а тут появился и повод и одновременно причина выступать — Рим занят, Папа Римский умер, вроде бы от сердечного приступа, но Фердинанд, как и его ветряная женушка, рассказывали, что главного священника католиков убили.
Луи Александер Бертье знал о планах Фердинанда, потому готовился бить по неаполитанской армии раньше, чем та сможет нанести сконцентрированный удар. Хотел было Бертье запросить еще и поддержку французского флота, чтобы осуществить десант в Неаполь, но русские действуют удивительно умело и даже нагло. Мало того, адмирал Ушаков подчинил себе небольшую, но все же боевую эскадру Мальтийского Ордена. И все шло к тому, что и Неаполь будет искать поддержку именно в Российской империи.
Мария Каролина даже просила русского адмирала, что бы тот поспособствовал и в Неаполь вернули Андрея Кирилловича Разумовского, не забыла австрийка пылкого своего любовника. Но пока Федор Федорович Ушаков маневрировал у берегов Неаполитанского королевства и облюбовывал побережье Сицилии, чтобы иметь там, с позволения короля Фердинанда, военно-морские базы для русского флота.
Именно этого и боялась Директория, чтобы не вышло так, что русские начнут наступление в Италии не только с севера-востока, с Тироля или же с Венеции. При существовании Неаполитанского королевства есть и большая вероятность, что русские войска смогут высадится в районе Тарента, Бриндизи, или севернее, и вместе с неаполитанскими войсками наступать на Рим.
После того, как англичане закрылись в Гибралтаре и только изредка выходят в западную часть Средиземного моря, именно русские могут сильно навредить Франции и создаваемым ею республикам. Но французский флот все равно сейчас сильнейший в регионе. И это даже не патриотическая оценка французского командования, это цифры линейных кораблей, фрегатов, бригов.
Так что, вперед, в Неаполь. И главное сражение с Фердинандом Неаполитанским должно состоятся вот-вот, на границе бывшей Папской области и владений короля Неаполя.
На удивление всех и французских офицеров и жителей Рима, уже на утро после приема, где Бертье чуть перебрал с вином, французская армия пришла в движение и стала выступать, показывая весьма приличные скорости и организованность. Через три дня французы уже пересекли границу между прежней Папской областью, а нынче Римской республикой, и Неаполитанским королевством. Хлипкие пограничные заслоны неаполитанцев были сметены походя.
— Доклад, офицер, — потребовал Бертье, стремительно входя в штабную палатку.
Накрапывал раздражающий холодный дождь и стояла такая влажность воздуха, такая сырость, казалось, что все вокруг промокло. Наступать. Только наступать, иначе, простояв недели две при такой погоде, можно сточить армию санитарными потерями.
— Генерал, Неаполитанская армия пришла в движение. Часть семидесятитысячного войска подошло к Гаэте и концентрируется там. Обозы неприятеля растянуты. Частью неприятель встал в Сарно. В порту Гаэты стоят только два линейных неаполитанских корабля и три фрегата. По численности противника прилагаю бумаги, — докладывал офицер.
— Кто у неаполитанцев осуществляет общее командование? — спросил генерал.
— Командует Джон Френсис Актон, но это пока не подойдет Карл Мак, — доложили генералу, который задал вопрос скорее всего самому себе, так как знал о Актоне и Маке.
Бертье встал и подошел к зеркалу, которое стояло в углу большого шатра. Генерал хотел славы, но еще больше он хотел решить задачу и не допустить того, чтобы французские революционные войска в предстоящей тяжелой войне подвергались ударам со всех сторон. Сейчас все так хорошо идет: швейцарские кантоны один за одним провозглашают республики и туда заходят французские войска. То сопротивление, которое еще кто-то оказывает, не влияет на ход событий. Уже скоро может сложится мощнейшая группировка европейских республик под главенством Франции.
От него, Бертье, так же ждут побед. Луи Александер вспомнил, как он еще не так давно был начальником штаба при генерале Бонапарте и как решительно действовал этот корсиканец. Такой момент, как сложился сейчас, он бы точно не упустил.
— У нас всего пятнадцать тысяч солдат? — не оборачиваясь спросил дивизионный генерал Бертье.
Штабной офицер привел точные цифры. Они оказались на шестьдесят солдат меньше, чем еще вчера. Пусть Италия и теплая страна, но февраль и тут не самый благоприятный для здоровья месяц. Вообще воевать нужно было бы по весне, но время поджимает. Тогда нужно воевать еще быстрее, чтобы иметь возможность размещать солдат в городах и в теплых помещениях.