Коббл Хилл — страница 16 из 55

«Обедаем дома с герцогиней Кембриджской», которая, скорее всего, станет настоящим хитом.

Он уставился на экран ноутбука, бормоча: «Все начинается с того, что незнакомец приезжает в город или герой отправляется в путешествие» – старое изречение, заимствованное откуда-то из Толстого. Изабель, девушка с Багамских островов, была незнакомкой. Она оказывается на Марсе и должна спрятать свое золото. Возможно, она дочь какого-нибудь гения-миллиардера типа Илона Маска, который финансировал программу колонизации Марса, но теперь обанкротился. Финансовой возможности вернуть людей на Землю нет, и они застряли там. Каким-то образом, однако, Изабель и два похотливых обитателя космической станции, Серан и Беттина (имена у них такие противные, что их, вероятно, из-за этого и вышвырнули с Земли), находят способ вернуться на Землю с золотом. Все это время Серан, как настоящий романтик, испытывает трудности, будучи влюблен в обеих девушек одновременно.

В конце концов все трое возвращаются в семейное имение Изабель на Багамах, чтобы вечно жить в грехе и блаженстве.

Рой нажал на клавиатуре клавишу Enter и снова уставился на экран.

Он действительно любил подростков. С Шай всегда было весело. И космос любил тоже, хотя на самом деле Рой ничего о нем не знал. Он открыл поисковик и набрал: «Жизнь на Марсе».


– Мне правда не нужен репетитор, – сказала Шай Лиаму, когда они встретились в назначенное время в пустом кабинете для рисования. – Мне просто нужно быть внимательней на алгебре. Мистер Стреко разместил в своем аккаунте латинскую цитату об абсурдных вещах. Для меня математика – это абсурд. В конце концов, у нас есть калькуляторы.

У Лиама была привычка выпаливать то, что ему больше всего не хотелось говорить.

– Я несу твое сердце в себе… – начал он, цитируя стихотворение Эдварда Каммингса, которое только что прочел в учебнике по литературе. Лиам искоса поглядывал на картины, оставленные сохнуть на одном из столов для рисования, потому что он все еще не мог смотреть на Шай. Он попытался перевести следующую часть на латынь: – Ego autem in corde meo portare?

Шай уставилась на него и хихикнула. Это был лучший ответ, на который он только мог надеяться.

– Извини. Кажется, у меня синдром Аспергера[35], – пробормотал он, сидя за столом для рисования. – Ну, неофициально, конечно, но когда мама училась на медсестру, она прочла все учебники, и мы решили, что я, вероятно, нахожусь на нижней границе нормы. Я очень хорош в учебе и очень плох во всем остальном, как-то так.

– Ты сказал Ассбургер[36]? – cпросила Шай c улыбкой, и Лиам был ей признателен.

Возможно, только в Соединенных Штатах синдром Аспергера обозначал чудаков, которые хорошо учились в школе. Англичане были деликатнее. Вероятно, все великие английские таланты страдали синдромом Аспергера. Питер Селлерс, Гарри Поттер и весь актерский состав «Монти Пайтона». Сама Шай, вполне вероятно, тоже, и именно поэтому они уже, кажется, так хорошо поладили.

– Ты действительно собираешься меня учить или мы просто притворимся, что занимаемся математикой, и поговорим о чем-нибудь другом?

Лиам указал на ее кроссовки от Gucci из белой кожи с логотипом в виде маленькой пчелки посреди полосок красного, зеленого и черного цвета:

– Вот почему ни одна девушка здесь не разговаривает с тобой. Ты ведь это знаешь, правда?

Ну вот, он снова это сделал. Да что с ним такое?

Шай посмотрела на свои кроссовки.

– Моей маме они достались бесплатно. Она работает в журнале. Кроме того, это выглядит иронично. Посмотри, как я одеваюсь. Это джинсы для мальчиков, потому что мои ноги в девичьих выглядят странно, и майка моего отца, которую он случайно порвал, а я ее обрезала, и теперь это укороченная майка.

– Ну, – сказал Лиам, не сводя глаз с ее обуви, – это знак, что ты здесь чужая. Если бы ты была парнем, тебя бы, наверное, избили.

– Но это школа для детей богатых родителей, разве не так? По крайней мере, мне так кажется.

Шай сказала это только потому, что ее мать, похоже, выбрала самую пафосную школу в Бруклине, потому что сочла ее лучшей.

– Наверное. Я учусь здесь бесплатно, потому что мой папа преподает музыку маленьким детям.

Шай кивнула. Это было мило и немного грустно.

– А моя мама раньше работала медсестрой, – продолжал Лиам. – Она просто перешла в государственную начальную школу, потому что там, как ни странно, лучше платят. Но ты права: на весенние и летние каникулы, Рождество и все такое многие любят ездить в Вейл или на Мартинику. Моя семья отправляется в поход в Беркшир или на Рокавей-Бич.

Шай ничего не знала об этих местах, но все равно согласилась с ним:

– Вот видишь! Держу пари, у них есть шмотки от Gucci, они просто не надевают их в школу. Раз нравится какая-то вещь, почему бы не носить ее все время? У меня была такая кожаная куртка из Парижа, которая… – Шай остановилась. Она казалась еще более избалованной, чем дети, которые проводят весенние каникулы на Мартинике.

Лиам пододвинул стул и вытащил из рюкзака блокнот в клеточку и калькулятор.

– Итак, алгебра. Могу я посмотреть твое домашнее задание?

Шай открыла тетрадь и громко вздохнула:

– Пожалуйста, будь со мной помягче.

Лиам усмехнулся, глядя на кнопки калькулятора и обещая себе, что не сделает ничего ужасного: например, он не будет писать «Я люблю тебя» в обратном порядке и не станет переворачивать калькулятор, чтобы она могла прочитать слова на крошечном экране.

Лиам поднял глаза и покраснел. Шай смотрела прямо на него. Он заставил себя не отводить взгляда.

– Все будет хорошо.


– Как насчет того, чтобы покурить травки сегодня вечером? – предложил Стюарт. К тому времени они успели поесть на большой кровати тортеллини с чесночным хлебом, он почитал Теду «Гарри Поттера» и отнес мальчика в его комнату, когда тот заснул. Теперь же Стюарт сел в ногах у Мэнди и потряс банку.

Мэнди поставила на паузу новый фильм об анорексии, который только что начала смотреть на телеканале Lifetime на своем iPad, и села, облокотившись на груду подушек.

– Прямо сейчас?

– Давай накуримся, – сказал Стюарт, бросая банку ей на колени.

– Ш-ш-ш, – Мэнди хихикнула.

Она поднесла банку к свету. Это определенно не было похоже на травку, которую она курила в средней школе, – та была коричневой, комковатой и совсем непривлекательной. Эта же трава была пышной, с темно-зелеными завитушками, достаточно красивыми, чтобы украсить ими свитер. На банке имелась маленькая белая этикетка с аккуратно выведенной фиолетовыми чернилами надписью: «Пурпурная дымка».

– Смотри, что еще я купил. – Стюарт достал маленькую фиолетовую курительную трубку, которую приобрел в магазине на Атлантик-авеню по дороге домой. У нее был встроенный USB-порт, и она выпускала пар, а не дым. Парень в магазине показал ему, как ей пользоваться. Курить косяк, наверное, было веселее, но теперь в ходу были эти штуки, и Стюарту не терпелось попробовать. – Давай я набью трубку, и мы спустимся покурить на крыльцо.

– На крыльцо? – Мэнди не сидела на крыльце с июня. Она уже неделю не выходила из дома. Может быть, даже больше – она сбилась со счета.

– Да ладно тебе. Это будет весело, – Стюарт подошел к кровати, взял банку у нее из рук, открыл ее и понюхал. – Разве можно устоять?

Мэнди скрестила руки на груди.

– Я не могу, – сказала она, больше беспокоясь о том, что Стюарт увидит, как она встает с постели, чем о том, что будет курить травку. На ее ногах, вероятно, отпечатался ромбовидный узор от матраса.

– Можешь. Давай. Я собираюсь забить трубку на кухонном столе, на случай если уроню немного. Тогда мы сможем посыпать этой штукой наши тосты утром.

Как только он повернулся к Мэнди спиной, она спустила ноги с кровати и заставила себя встать.

– Тебе нужна помощь? – крикнул Стюарт.

– Нет, я справлюсь.

Желтая футболка на Мэнди была ей явно велика. Черные обрезанные спортивные штаны скрывали большую часть ее ног, за исключением икр и лодыжек, которые были огромными.

– Я лучше надену лифчик, на случай если нас увидят соседи, – добавила она и насколько могла грациозно потопала в спальню. Ее лифчики, к которым она не прикасалась несколько месяцев, были аккуратно сложены. Мэнди выбрала черный кружевной, потому что это было похоже на свидание, как в старые добрые времена, до того как она якобы заболела рассеянным склерозом.

– Все готово! – Стюарт прислонился к дверному проему спальни, из его губ торчала фиолетовая курительная трубка. – Пойдем.

Пройдя через гостиную, они вышли через переднюю дверь на крыльцо. Мэнди замерла на верхней ступеньке и вцепилась в перила:

– Ох-х.

Стюарт взял ее за руку и помог спуститься на несколько ступенек.

– Мы ведь все правильно делаем, да? – Мэнди остановилась и схватила его за руку, пытаясь опустить свою задницу на ступеньку. Она уже немного запыхалась. – Да что со мной такое?

– У тебя рассеянный склероз, – мягко ответил Стюарт.

Мэнди глубоко вздохнула и похлопала по ступеньке рядом с собой:

– Садись рядом.

Стюарт сел и протянул ей трубку:

– Попробуй.

Мэнди огляделась по сторонам. На улице было тихо и безветренно. Мимо проехало такси. Воздух казался густым. Скорее всего, будет дождь.

– А вдруг кто-то увидит или учует запах?

Стюарт придвинулся ближе и обнял ее:

– Никому ни до кого теперь нет дела.

Это было печально, но, вероятно, правда.

– Значит, мне просто нужно взять ее в рот?

– Ага.

Мэнди поднесла трубку к губам и сделала затяжку. Она почувствовала приятную сладость с каким-то легким виноградным привкусом. Перед тем как выпустить тонкую струйку пара, Мэнди задержала дыхание как можно дольше.

– Эта штука великолепна, – сказала она, рассматривая трубку: ни листьев во рту, ни горящей бумаги, ни спичек. – Мне нравится.